— Она моя, — угрожающе изрек Патрик.

Это уже смахивало на мелодраму. Майкл коротко рассмеялся. Алексис на него не обиделась, но ей почему-то стало больно. Как будто он не верит, что кто-то сможет — или захочет — предъявить права на нее. Магия прошлой ночи ушла в прошлое.

Патрик явно взбесился от этого циничного смеха. Он отшвырнул Алексис с дороги и двинулся на Майкла.

Майкл покачал головой.

— Не советую вам кидаться на меня, — мягко сказал он.

Патрик оскалился.

— Почему это? Имеются особые причины? Майкл вздохнул.

— Потому что я тяжелее вас и лучше натренирован. Потому что я с детства участвовал в уличных драках. Потому, наконец, — сухо добавил он, — что я не изображаю из себя джентльмена.

Патрик бросился на него. Алексис вскрикнула. Майкл невозмутимо отступил в сторону и дважды ударил: в живот — Патрик всем своим весом налетел на кулак — и по основанию шеи, когда Патрик согнулся вдвое от первого удара.

Глядя на лежащего на полу задыхающегося противника, Майкл сказал:

— Пошел вон. Без приглашения не возвращайся.

И покинул кухню. Патрик лежал, не в силах вымолвить слово. Алексис подошла к нему. Он поднялся, вытирая лицо.

— Он бешеный, — выдавил Патрик. Посмотрел на руки, ожидая найти кровь, но не нашел. — Собирай вещи. Я не оставлю тебя с этим безумцем, — приказал он.

Алексис почувствовала, как ее робость уступает место ярости. Она отступила на несколько шагов.

— Оставишь, — возразила она.

Он перестал рассматривать руки и уставился на нее.

— Что?

Она вспомнила, что говорил Майкл: «Делай то, что должна сделать». Он сделал все, что мог. Остальное — за ней.

— Ты слышал, что он сказал, Патрик. Уходи. Тот был поражен.

— Но он ударил меня.

Это становилось почти смешным.

— Ты тоже однажды ударил меня, — тихо напомнила она.

Он не услышал. Или сделал вид, что не услышал. Бесстрастно наблюдая за ним, Алексис поняла, что он собирается очаровать ее.

— Я не могу оставить тебя с ним. Несмотря на твое нынешнее отношение ко мне. Я по-прежнему люблю тебя, моя хорошая, — благородно объявил Патрик.

— Нет, Патрик, — вспыхнула она. — Ты не любишь меня. Ты не любишь никого, кроме собственной персоны, и никогда не любил. Да, со мной легко было играть, когда я была семнадцатилетней девочкой, не правда ли? Когда я ничего не видела дальше своего носа и воспламенялась от капли внимания. Но как я могла позволить этому продолжаться так долго? Должно быть, я выжила из ума. — Она взглянула на него оценивающе. — Ты даже лжешь не очень находчиво.

Пораженный, он раскрыл глаза.

— Ты шутишь.

— Нет. — Ярость охватывала ее, как огонь — сухой лес. Это было похоже на вдохновение. — Я думала, что ты разбил мое сердце, Патрик. Ты — пустышка и не можешь разбить ничье сердце. Ты подонок, Патрик, и мне искренне жаль твою жену.

У него исказилось лицо. Он шагнул вперед, и Алексис инстинктивно загородилась руками. Патрик смел ее с дороги.

— Прочь от меня, — прорычал он. — Я ухожу. Фред услышит обо всем.

Угроза была настолько детской, что даже в нынешнем своем состоянии Алексис не могла удержаться от смеха. Это, очевидно, явилось последней каплей. Патрик взглянул на нее с ненавистью и вылетел из кухни.

Она перестала смеяться. Потрясла головой, чтобы прояснить мысли. Внутри полная растерянность и пустота.

Неужели Патрик всегда был таким? Эгоистичным и расчетливым? Не удивительно, что он называл ее наивной, думала Алексис с яростным самоуничижением. Все было у нее перед носом, а она ничего не видела, ослепленная воспоминаниями о подростковой влюбленности.

Не вполне ослепленная, вдруг возразила себе она. Она не захотела ложиться с ним в постель, и дело было не только в его жене и детях. Просто подсознательно она понимала, что он бесчестен насквозь.

Тогда как Майкл Слейн… Алексис замерла. Как она могла думать, что обзавелась иммунитетом? Стоило вспомнить о Майкле, и какая-то тайная частичка ее души дрогнула. Конечно, они с Майклом во всех отношениях играют в разных лигах, но она готова побиться об заклад собственной жизнью, что он не лгал ей.

И теперь ее очередь сказать ему правду. Она похолодела от этой мысли. Но существует нечто более важное, чем смущение; Алексис теперь это знала. Она расправила плечи и пошла к нему.

Майкл был в своей комнате и стаскивал грязные ботинки и носки. Рубашку он уже снял. Алексис увидела намечающиеся на мускулистых плечах синяки. У нее сжалось сердце. И Патрик хотел ударить его!

Она спросила прерывающимся голосом:

— Ты в порядке?

Он поднял голову. В карих глазах стоял лед.

— Я в норме.

— Я… Мне очень жаль, что так вышло с Патриком…

— Патрик, — сказал он без выражения. — Да. Я, выходит, что-то не расслышал, когда ты рассказывала о нем?

Алексис замерла от этого ледяного голоса.

— Что ты имеешь в виду?

— Ты не позволяешь настоящим людям притронуться к себе, — сказал он. У нее было такое ощущение, будто он скомкал свою злость и швырнул ей.

— Что?

— Это его слова, — напомнил Майкл. — Твоего Патрика. Ты не позволяла настоящим людям притронуться к себе. Настоящие люди, насколько я понимаю, — это сам Патрик. А если он не прикасался к тебе, то из твоих рассказов следует, что никто другой тоже.

Алексис сглотнула. Он был зол, более чем зол.

— Ты это знал, — шепотом протестовала она.

— Черт! — Это был взрыв. Он запустил пятерни в шевелюру, явно пытаясь сдержаться. — Я знал, что у тебя странные табу и буйный любовник, от которого надо сбежать. — Его голос хлестал, как плеть. — Но я не знал, что ты… — Он вскочил, схватил ее за плечи и заглянул через глаза в самую душу. — Скажи мне правду, Алексис. Вчерашняя ночь была для тебя первой?

Она побелела.

У Майкла окаменело лицо.

— Черт! — сказал он снова.

Алексис хотелось умереть. Вместо этого она гордо вскинула голову.

— Какое это имеет значение? Чего ради? Если это не важно для меня… — она с трудом сглотнула, — тебе-то что?

Его глаза стали почти черными. Он оттолкнул девушку.

— Мне-то что… Если у тебя будет ребенок от меня, это будет иметь ко мне очень большое отношение, — ровным голосом сказал он. — Тебе не кажется?

Алексис задохнулась. Он сказал это с рассчитанной грубостью, как если бы желал сделать больно. Она все поняла. Значит, это была физиология, и ничего больше.

Майкл провел рукой по лицу.

— Господи, ты что же, в самом деле не понимаешь?

Он снова взял ее за плечи. Она чувствовала силу мускулистых рук. Собственные кости показались ей хрупкими и беззащитными в этих руках.

— Слушай, — с хрипотцой начал он. — Ты отдала свое сердце придуманному образу на… Сколько это длилось? Восемь лет? Когда он вернулся, реальность тебе не понравилась.

— Нет, — протестовала Алексис, но он едва ли слышал.

— Потом ты решила попробовать полетать на крыльях любви со мной, вопреки суровой реальности. — Он немилосердно встряхнул девушку. — Очнись, Алексис, нельзя играть людьми, как куклами.

— Я не… — шепнула она побелевшими губами.

— Ты не видишь того, что у тебя под носом, — хрипло сказал он. — Пока ты разбивала свое сердце и мучилась сомнениями относительно Патрика, что, по-твоему, происходило с ним? — На мгновение у него сделался ненавидящий взгляд. — Он хотел тебя так, что в глазах темнело. Алексис вздрогнула.

— Я говорила ему…

— О Боже, — сказал Майкл. — Ты думаешь, все говорят «пожалуйста» и «спасибо» и уходят, когда их об этом просят, как подобает джентльменам. Жизнь не такая. Люди не такие.

— Я знаю…

— Так нет же. — Он мрачно всматривался в ее лицо. — Человек может сгореть из-за тебя, а ты и не заметишь, что пахнет паленым.

— Ты сумасшедший, — выговорила потрясенная Алексис.

— Правда? — Он усмехнулся. — Может быть, ты и права.

Он притянул девушку к себе, так что ее рука оказалась зажатой между телами. Его кожа была гладкой и теплой. Алексис судорожно вздохнула. Он нагнул голову, едва не касаясь губами ее закрытых век. Когда он заговорил, она чувствовала его дыхание, подобное морскому ветру.