Алексис вспыхнула. Она взяла вино, но рука так дрожала, что несколько капель пролилось на белый рукав. Девушка готова была расплакаться.

Майкл дотянулся до солонки и, не спрашивая, щедро посыпал красное пятно. Алексис наблюдала, как белые крупинки становились пурпурными.

— Подожди, пока соль сделает свое дело. А потом смой холодной водой. Блузку, разумеется, придется снять, — добавил он строго, поймав ее подозрительный взгляд. — Чтобы мне сподручнее было до тебя добраться…

Она вскочила, опрокинув стул. Все в ней клокотало. Прижав ладони к ушам, она закричала:

— Прекрати!

— Ты очень напряженная, — повторил он с явным удовлетворением. — Что я тебе говорил?

Он встал. Алексис попятилась.

— Не приближайся ко мне, — прошептала она. Его брови поползли вверх.

— И кто же это разыгрывает сцену из плохого фильма? Тебе надо чем-то заняться. Насколько я понимаю, играть для меня ты больше не хочешь; стало быть, придется мне сделать то, что обещал.

Алексис настороженно смотрела на него. Он улыбнулся почти вызывающе. Девушка мигнула.

— Я поучу тебя танцевать, но сперва прополощи блузку, — сказал он. Потом повернулся и добавил через плечо: — Даю тебе пять минут. Встречаемся в зале.

Алексис побежала в свою комнату, сорвала блузку, бросила в раковину и застирала пятно холодной водой. Потом натянула юбку с эластичным поясом и футболку.

Майкл был в зале. Он снова зажег свечи, но теперь канделябры были расставлены по всему залу и отбрасывали огромные тени. Сам он сидел на корточках перед шкафом с компакт-дисками. Алексис остановилась в дверях.

— Выглядит совсем по-другому, — неуверенно проговорила она.

Он встал.

— Конечно. Ведь теперь это танцевальный зал. Входи.

Алексис подошла с таким чувством, будто ступает по натянутому канату. Она надела свои любимые эспадрильи 2, и парусиновые подошвы не производили никакого звука. Майкл оглядел ее обувь.

— Сними, — сказал он, тыча в эскадрильи пальцем.

Алексис опешила.

— Что? Почему? Он осклабился.

— Потому что они будут скользить. А с тебя сегодня станется сломать ногу. Возможно — мою.

Это было настолько справедливо, что Алексис молча сняла туфли. Но взгляд, которым она его одарила, был отнюдь не благодарным. Майкл хмыкнул, щелкнул переключателем, и зал наполнился энергичным ритмом рока. Алексис чуть не подпрыгнула. Она затравленно озиралась, словно попала в окружение врагов.

— Что это за?… Это ты привез?

— Конечно. Я всегда путешествую с парой дисков в заднем кармане брюк, — ответил Майкл. Он почему-то выглядел раздраженным. — Это было здесь. Я сразу заметил. И он не единственный. Старина Фред, очевидно, не страдает твоей однобокостью.

Алексис поняла, что обидела его.

— Извини. Просто я никогда не слышала здесь ничего подобного, — сказала она.

Майкл пожал плечами.

— Ну и глупо. Этамузыка ждала именно тебя. — Он подошел и стал перед ней. — Так. Признавайся честно, когда ты в последний раз танцевала?

Алексис задумалась.

— «Обдерите ивушку», — вспомнила она. — В школе. Уроки народного танца.

Наступила тишина. Алексис не могла понять выражение лица Майкла, но не сомневалась, что радости там не было. Она чувствовала, что он снова разозлился.

Когда он заговорил, в голосе было только любопытство.

— Но ведь, произрастая в такой семье, ты должна была ходить на танцы — приемы, благотворительные балы и тому подобное. Ты не танцевала там?

Она задрала подбородок.

— Я же сказала — нет. — Она вспомнила мать, томно плывущую по залу в объятиях молодого итальянского тенора, казалось, они вот-вот сольются в пламенном поцелуе. Алексис не хотела, чтобы кто-нибудь обнимал ее так. Даже Патрик.

Она была настолько удивлена последней мыслью, что сказала правду:

— Для меня существовал только один мужчина. Он был далеко, и я не хотела… не хотела отношений ни с кем, кому я не собиралась отдавать себя. Поэтому никаких вечеров, никаких танцев. — Она услышала боль в собственном голосе, хотя и пыталась говорить бесстрастно.

Майкл посмотрел на нее задумчиво.

— Девочка-однолюбка, да? Не хотела идти по мамочкиным стопам?

Алексис дернулась. Он глядел в корень. Ей это не нравилось. Какое право имел Майкл Слейн читать мысли, которые ускользнули от самых близких ее друзей?

— Если тебе угодно видеть в таком свете, — холодно заметила она.

— Милая, — тихо сказал он. — У меня нет выбора. Большинство двадцатипятилетних женщин имеют определенный опыт. Ты — нет. Мне нужно знать, почему.

— Почему? — сердито спросила она. — Тебе-то какое дело?

В его взгляде была ирония.

— Ты действительно не понимаешь?

— Если бы понимала, не спрашивала.

Он положил руки ей на плечи, мягко удерживая перед собой. В этом движении не было страсти, только спокойная настойчивость.

— Сегодня, если ты помнишь, — холодно сказал он, — мы были чертовски близки к тому, чтобы заняться любовью. Вот какое мне дело.

Алексис вспыхнула и опустила глаза.

— Мы остановились.

- Я, — неожиданно хрипло уточнил Майкл, — остановился. Ты была не прочь приобрести опыт.

— О! — Она вырвалась из плена его рук. — Рыцарем тебя уж точно не назовешь. А тебе, насколько я понимаю, было все равно? — с горечью спросила она.

Глаза его были непроницаемы.

— Мне было не все равно. — Он окинул ее взглядом. — А ты целовала меня не как человека, которому не собиралась отдать себя. Видимо, ты решила пересмотреть позу однолюбки.

— Это не поза, — процедила сквозь зубы Алексис.

— Почему же ты не с ним? — мягко спросил Майкл. — Он не хочет тебя?

Алексис вспомнила лицо Патрика, пылающее неутоленной страстью, и содрогнулась.

— Он меня хочет. Майкл прищурился.

— Так, может, ты его на самом деле не хочешь?

— Дело не в этом, — сказала она. У Майкла был очень скептический вид. — Он женат, — выпалила Алексис вынужденное признание.

Майкл поднял бровь.

— Вот как?

Она отвернулась, переживая внутреннюю борьбу.

— Ты не понимаешь. У него дети. Патрик говорил, что я веду себя как дура. Что жена ничего не имеет против его измен, когда они в разлуке. Но…

— Но ты оказалась не столь снисходительной, — мягко подхватил Майкл.

Он меня считает чопорной дурой, подумала Алексис и сказала в отчаянии:

— Так я чувствую. Измениться я не могу. Это, наверное, причиняет боль.

— Уж это точно, — сказал Майкл. Она остолбенела. Улыбка у него вышла кривой. — Тебе в первую очередь. Женщинам-однолюбкам нужны мужчины-однолюбы. Во всяком случае, так подсказывает мой опыт.

Он подчеркивает разницу между нами, размышляла Алексис.

— Ты, наверное, считаешь меня трусихой и дурой? — вспыхнула она.

Он смотрел на нее со странным выражением на лице.

— Наоборот, я думаю, ты очень мудра. Не стоит играть с огнем, если не готов к ожогам. — Он пожал плечами, закрывая тему. — Так, значит, ты вообще не танцевала. Тогда начинаем с азов. — Он протянул руки. — Иди сюда.

Алексис не шевельнулась. Майкл ухмыльнулся, видя ее нерешительность.

— Боишься? — тихо подначил он.

Алексис поморщилась. Вечно он заставляет ее чувствовать себя перепуганным кроликом. Впрочем, основания для перепуга имеются, и бдительность ей не повредит.

Выпятив подбородок, она сладенько проговорила:

— Еще бы не бояться! Во что обойдется компенсация, если я на самом деле сломаю тебе лодыжку?

Он разразился смехом.

— В целое состояние. Ты сорвешь съемки и разрушишь мой имидж. — Он подошел и взял ее за талию. — Выше голову и смотри, куда ставишь ноги, Брук.

Алексис всеми силами старалась подавить сладкую дрожь, разбегавшуюся по телу. Она чувствовала его руки сквозь футболку — они будто заменяли ей позвоночник.

Но сказала строптиво:

— Не могу же я выполнить и то и другое без перископа.

Он снова рассмеялся, но в наказание чуток встряхнул ее.