Алексис неуверенно хихикнула.

— Скорее, он хотел, чтобы я писала, — невольно вырвалось у нее.

Майкл убрал руки с коленей и повернулся к ней.

— Ты пишешь? — На его лице явственно обозначилась угроза.

— Музыку, — торопливо пояснила она и добавила для большей ясности: — Не слова, я не журналистка. Я уже говорила. Можешь не волноваться.

Теперь пришла его очередь рассмеяться.

— Да, в хорошее положение я попал бы, не правда ли?

— Не похоже, чтобы тебя это сильно волновало, — сказала Алексис, непонятным образом обиженная тем, что не представляет для него угрозы.

Его улыбка стала кривой.

— Нет. Ты забываешь о своих глазах, — загадочно пояснил он.

Алексис хотела было потребовать растолкования, но передумала. Она уже знала из опыта, что в словесной игре Майкл Слейн обходит ее на круг. А некоторые темы с ним вообще лучше не затрагивать, если хочешь уберечь свои тайны.

Тем временем он, будто очнувшись от грез, подпер голову рукой и взглянул на нее.

— И что же, по мнению отчима, ты должна написать здесь? — протянул он.

Алексис прикусила губу.

— Кроме него, пожалуй, об этом вообще никто не думает.

Твердо очерченные брови поднялись удивленно.

— Расскажи, — приказал он.

Но она помотала головой, взметнув рыжие волосы. Майкл наблюдал с трудноопределимым выражением на лице.

Наконец он произнес:

— Известно ли тебе, что ты настоящая леди Наоборот?

Она метнула в него возмущенный взгляд.

— Не вижу повода для такого заявления.

— Нет?

Он откинулся на траву, положив руки за голову и мечтательно глядя в небо. Несколько секунд Алексис не сводила с него раздраженного взгляда. Суда по тону, его не особо интересовал этот разговор.

— Что ты имеешь в виду? — потребовала наконец она.

— Ммм?

— Что я делаю наоборот? Почему я Наоборот? Он лениво потянулся.

— А потому, что ты делаешь то, чего не хочешь делать, и не делаешь того, что хочешь, — удосужился пояснить он.

Алексис потребовалось какое-то время, чтобы переварить это.

Потом она сказала сладеньким голоском:

— Какой ты умный. Надо полагать, тызнаешь, что я хочу делать.

Он ответил ироничным взглядом.

— Могу предположить.

Она чуть не заскрипела зубами. Сообразив, что это будет расценено как его победа, поскольку Майкл явно ее намеренно подначивал, Алексис успела остановить готовые сорваться с губ слова и, воинственно встретив его взгляд, спросила с вызовом:

— Ну?

Красивый рот произнес язвительно:

— Ты готова была вести этого монстра по испанским дорогам. Ты позволила мне ехать с тобой. Не хотела. Но позволила. Ты всячески сопротивлялась, но позволила. — Он одарил ее своей знаменитой кривой улыбкой, пронзавшей миллионы женских сердец. — Но я готов биться об заклад, что внутри тебя живет другая Алексис, желающая, очень желающая, но не решающаяся рискнуть и сказать, чего она хочет.

Она чувствовала себя будто под гипнозом. Смотрела на него, и злость таяла, как утренний туман. Было очень тихо.

Он неторопливо протянул руку и коснулся ее лица, повернув к себе.

— Разве не так? — мягко настаивал он. Она растерянно покачала головой.

— Да, — сказал он. — Ты можешь убежать от всего. Ты можешь убежать от всех нас, включая сво-его учителя. Но ты не можешь убежать от Алексис, которая в тебе.

И он с невообразимой лаской провел большим пальцем по нежной коже у нее на скулах. Заглянул в ее глаза глубоко-глубоко, будто мог рассмотреть запретные тайники ее души.

Алексис этот проницающий взгляд не испугал.

— Ты не знаешь меня, — слабо запротестовала она. Но ей самой было слышно, как неубедительно это звучит.

Майкл улыбнулся.

— Нет?

Алексис почувствовала, как твердый склон под ней превращается в изменчивую облачную зыбкость. Она уперлась ладонями в каменистую почву и вжимала их, пока мелкие камешки не вонзились в нежную кожу. Как легко, глядя в загадочную глубину этих карих глаз, пуститься в фантастическое путешествие. Дыхание ее участилось.

— Три ночи вместе, — задумчиво сказал он. — Не говоря уже о сегодняшнем похмелье…

— Нет! — взвилась Алексис. — И это не были ночи вместе.Не в таком смысле.

— Думаю, я сейчас ближе к тебе, чем любой другой мужчина, — продолжал Майкл, не обращая внимания на ее протест. — И думаю, ты именно сейчас пытаешься убежать от чего-то.

Он резко сел, глядя на нее.

— Этот случай с рукой? Значит ли это, что ты больше не сможешь играть? — допрашивал он. — Я поэтому не слышал, чтобы ты играла?

— Нет, — сказала она. — Вообще-то, врачи говорят, что я буду играть.

Он посмотрел испытующе.

— Но это только надежда?

Алексис будто заново испытала приступ былого ужаса.

— Пожалуй, да. Они… они не могли сказать точно, пока не сняли гипс. Но теперь говорят, что все будет в порядке. Я уже играла. И с каждым днем играю все больше. Пока мы ехали, просто не было возможности. А этим утром…

— У тебя голова раскалывалась, — подсказал он.

— Да, именно так, — смущенно призналась она. — Но я буду играть сегодня.

Он рассмеялся.

— Я не твоя совесть. Делай, что хочешь. На чем ты играешь?

— На флейте. То есть это мой основной инструмент. На рояле, конечно, тоже. На самом деле я более или менее владею всеми клавишными.

— Талант, — похвалил он, лукаво блестя глазами.

— А ты? Кажется, ты играл в одном из фильмов? — вспомнила она.

— Стучу на барабанах, — сказал он. — Ну и бренчал на гитаре, как все. Но не решился бы продемонстрировать это перед профессиональным музыкантом.

Алексис фыркнула:

— Безработные профессиональные музыканты не в счет.

— О, — выдохнул он. Глаза вдруг стали холодными и оценивающими.

У нее тотчас появилось тревожное ощущение, будто она о чем-то проговорилась.

— Так в чем же проблема? Почему ты без работы? Она смятенно лепетала:

— Ну не то чтобы совсем без работы. Я играю в паре мест. И учу детей, конечно.

— Не можешь продать то, что пишешь? — очень мягко произнес он.

Алексис дернулась как ужаленная.

— Или не пробовала до сих пор? — продолжал он более жестким тоном.

Алексис прошептала:

— Ты не понимаешь.

— Не понимаю? Отчим считает, что ты должна писать. А кто-то другой — кто-то, кому ты доверяешь больше, — говорит, что ты ни на что не годна. Ты не знаешь, кому верить, но по-прежнему хочешь писать музыку. Я не прав? — Его голос звучал почти печально.

Алексис почувствовала, как краска сходит с ее лица.

— Откуда ты знаешь? — едва слышно прошептала она.

Он кривовато улыбнулся.

— Милая, я там был, — сказал он с самоиронией. — Я смотрю в твои глаза и вижу там себя, как в зеркале. Я был на твоем месте пять лет назад и ни за что не хотел бы вернуться в те времена. Ты… — Он запнулся.

Алексис приготовилась защищаться. Она прерывисто вздохнула.

— Я?… — проговорила она. — Ты, вероятно, полагаешь, что я должна проделать то же, что ты?

Он горько рассмеялся.

— О нет. Не это. Не ты.

— Но ты, конечно, знаешь, что я должна делать, — бросила она.

Наступила странная, почти опасная тишина. Потом он улыбнулся. Нельзя сказать, чтобы улыбка получилась очень приятной. Похоже, она означала, что Майкл принимает вызов.

— Еще бы не знать, — протянул он и, прежде чем ее возмущение успело обрести слова, произнес: — Я думаю, тебе следует научиться танцевать.

Алексис в ярости вскочила на нога. Она не находила слов. Майкл лениво наблюдал.

— Не сию секунду, — весело запротестовал он. — Попозже. После обеда, например.

Она топнула ногой. Качнулись потревоженные маки.

— Ты невыносим!

Он уронил голову на локоть и расхохотался.

— А ты — просто подарок. Ты всегда так быстро заводишься, — поинтересовался он, — или только со мной?

— Только с тобой, — процедила она сквозь зубы, — другие не цепляются ко мне так, как ты.