В Кумбале напряжение тоже исчезло, хотя не упало еще ни капли дождя. Каждую ночь все ложились спать под ярким звездным небом, безразличным к страданиям земли.

Дождь начался перед рассветом. Пейдж проснулась от сердцебиения и сначала подумала, что виноват дурной сон. Хотя бы пошел дождь! Мольба ее была такой горячей, словно эта земля принадлежала ей. Откинув прозрачный полог, она выбралась из кровати и, подойдя к окну, ощутила ни с чем не сравнимый запах влажной земли. Накинув шелковый халатик, она открыла дверь и босиком выбежала на веранду, не помня себя от радости, словно радужная птица, что жила в красных холмах у реки.

Весь в паутине алмазных капель, свисавших с каждого куста, с каждой травинки, сад благоухал. Кто-то шел к веранде с другого конца лужайки, и она сразу узнала эту уверенную грацию. Пейдж перегнулась через перила, наслаждаясь брызнувшими в лицо душистыми каплями.

— Тай! Что ты здесь делаешь? — восторженно воскликнула она.

Он поспешил к ней по мягкой густой траве.

— Жду тебя, что же еще! — Торжествующий голос его нес в себе ночь и дождь. — Это ливень, милая птичка, благословенный ливень! Спускайся сюда, попробуй его!

Она не сводила с него глаз, держа руку у горла, не решаясь заговорить, вся во власти невероятного вдохновения. В мерцающем свете он казался бронзовой статуей, капли воды на лице подчеркивали его мужскую силу, черные кудри вились, посеребренные дождем. Во всем этом было что-то дикое, первобытное, словно языческое действо тех времен, когда мужчина и женщина поклонялись дождю. Все блистало от влаги — деревья, трава и цветы. Голову кружил неповторимый аромат влажной зелени и земли.

— Тай? — повторила она его имя, глубже входя в эту магическую атмосферу. Дождь украсил шелк ее халата жемчужными нитями.

— Я не могу говорить с закрытым бутоном лотоса. — Он поднял на нее блестящие глаза. — Бутоном лотоса, упакованным на ночь!

Дрогнувшие нотки в его голосе были как фитиль, зажегший ее огонь. Сердце ее колотилось, словно она долго-долго бежала. И уже ничто не могло остановить ее. Ничто. Сияя глазами, она рванулась к нему, как точно направленная стрела, грациозная, как газель. Она тут же промокла насквозь, но это не имело значения. Теперь все было просто, и это принесло ей почти болезненное облегчение.

Он поймал ее на лету и прижал к себе, вбирая ее теплое, нежное тело, загораживая его от всего мира. Он не сводил глаз с ее милого бледного лица, любуясь тем, как волосы ее темнеют под дождем, принимая цвет бронзы.

— Все словно раздваивается — так странно! — прошептала она ошеломленно. — Единственное, что реально, — это твоя страсть играть с огнем.

— Тс-с! — Пальцы его с силой сжали ее тело. — Ничто не реально, кроме этого!

В душе ее завязался узел боли и наслаждения. Что бы ни случилось теперь, подумала она, не в силах преодолеть головокружение, это навсегда останется со мной. Она тянулась к нему, закрыв глаза, вступая в магический круг, где был один лишь этот мужчина, да ночь, да дождь. В мерцающем тумане закружился, растворился весь мир, остаюсь лишь безумие, которое несли с собой его губы, пахнущие дождем.

Тысячеглазая ночь смотрела на них сверху вниз, а дождь все шел и шел, заглушая все звуки. И они не слышали, что где-то в доме с убийственной яростью захлопнулась дверь…

Пейдж сунула ноги в домашние туфли, надела широкие брюки и в тон им тонкую светло-желтую рубашку. Причесываясь, она видела в зеркале свои глаза, незнакомые, полные неясных видений. Странных, чарующих, уносивших ее, словно река в наводнение. Этим утром она наконец перестала прятаться от самой себя. Оказавшись в тупике, откуда не было выхода, она вынуждена была взглянуть правде в глаза. Теперь она знала, что такое любовь, но любила она не Джоэла. Все, что делала она с самого начала, было лишь жалкой попыткой скрыть этот самообман.

Теперь ей придется уехать из Кумбалы, и очень скоро. Нужно отказаться от мечты… нужно сделать Джоэла своим врагом. Руки ее дрогнули при этой мысли. Но Джоэл выдержит. Придется выдержать и ей самой. Она открыла Таю свою душу, но ее порыв ответа не встретил. Тай ничего не сказал ей, а она не собиралась подвергать себя унижению и обиде. Он считает ее ловкой актрисой? Ну что ж, она докажет, что является ею!

Вздохнув, Пейдж отвернулась от зеркала. Глупо строить планы, думать о будущем, когда этот человек играет ее чувствами, как пожелает. Сегодня она все скажет Джоэлу. Нелегкая задача, но и без того она ждала слишком долго. Невзирая на все страхи, она снова почувствовала огонь возбуждения, однако справилась с ним. Как это сложно — топить в себе нежность. Возбуждение и трепет, неподвластные ей и только слегка приглушенные, так и остались в ней, словно рокот моря в ракушке.

Впервые за все время она не смогла насладиться видом из окна — серая стена дождя заслоняла кристальную синеву горной гряды за песчаными холмами. В столовой Дайана уже пила свой апельсиновый сок. Она радостно улыбнулась Пейдж.

— Доброе утро, дорогая. Ты только послушай, что за дождь! Правда, чудо?

— Чудо! — улыбнулась Пейдж в ответ. Дай была отличным противоядием ее смутному настроению, всегда жизнерадостная, спокойная.

— А где остальные? — Пейдж подошла к столику с горячими блюдами, но налила себе лишь чашку кофе и вернулась к общему столу.

Дайана с аппетитом принялась за небольшой стейк с помидорами.

— Тая я сегодня еще не видела, Джоэл позавтракал раньше, Трейси скоро спустится. А маме я отнесла завтрак в постель. Она говорит, что не спала, слушая дождь. Хорошенькое дело!

— Я и сама вставала, чтобы выглянуть в сад, — небрежно заметила Пейдж, потягивая крепкий кофе.

— Правда? А я только перевернулась на другой бок и вздохнула с облегчением. — Взгляд серо-зеленых глаз Дайаны устремился к двери. — Привет, Трейси! Что это ты заспалась? Старушка, у тебя вид такой, словно тебя через мясорубку пропустили!

— Спасибо! — Голос Трейси прозвучал неожиданно грубо и хрипло.

— Да я не хотела тебя обидеть. Просто вид у тебя какой-то странный. Все в порядке?

— Отстань. У меня болит голова, если угодно. — Трейси рухнула в кресло на другом конце стола, не ответив на негромкое приветствие Пейдж. Лицо ее выражало непримиримую враждебность. Она окинула Пейдж взглядом, полным ледяного отвращения. Губы ее были плотно сжаты, под глазами — темные круги.

— Хочешь чего-нибудь? — заботливо спросила ее Дайана, борясь с искушением подмигнуть Пейдж.

— Чашку чая, — резко отозвалась Трейси, не поднимая глаз.

Дайана изумленно уставилась на нее.

— Спасибо, Дай, — поправила она Трейси с улыбкой. — Надо тебе последить за своими манерами, старушка, хоть я и не рассчитывала на горы благодарности. — Поднявшись, она налила Трейси чашку крепкого чая с лимоном и поставила перед ней.

— На, выпей. Это поднимет тебе настроение.

Трейси грубо и неприятно хохотнула, Дайана с Пейдж обменялись взглядами: в одном была насмешка, в другом — растущее беспокойство.

Именно этот момент выбрал Джоэл, чтобы войти в столовую.

— Доброе утро, дорогая! — Он скользнул губами по щеке Пейдж. — Привет, девочки! — Сейчас он напоминал напроказившего мальчишку. — Я только что с пастбища. Во всех колодцах появилась вода, и то ли еще будет! Аборигены просто с ума посходили, пляшут, бьют в барабаны… — Он уселся на стул рядом с Пейдж. — Через два дня, Рыжик, вся пустыня будет в цвету. Это тебе не городские садики! Здесь «клумбы» тянутся на пятьдесят-шестьдесят миль… Ты этого никогда не забудешь!

Пейдж вдруг с изумлением заметила, что глаза Дайаны наполнились слезами. Она поспешно заморгала.

— Верно! — Дайана пыталась говорить небрежно и весело. — Когда я была маленькой, папа брал меня с собой, и я собирала столько цветов, сколько могла унести. Он их втыкал мне в волосы, за уши, в платье. С ним было так весело и чудесно. И он всегда говорил мне эти слова… когда-нибудь я скажу их своим детям: «Ты говоришь, что нет красоты в нашей земле, что она бесплодна, ей нечем поразить чувства, в ней нет цветов. А видела ли ты зеленые всходы после зимних дождей и белое с золотом великолепие полей, заросших маргаритками?»