Дин Кунц под псевдонимом Брайан Коффи

Кровавый риск

Dean Koontz aka Brian Coffey

Blood Risk

Они решили, что четверых человек будет достаточно для того, чтобы остановить большую машину на узкой горной дороге, застать тех, кто находится в ней, врасплох и вытащить деньги, которыми набиты чемоданы, находящиеся на полу за передним сиденьем. Поначалу Мерл Бахман — он должен был сматываться в одиночку в голубом «шевроле» с деньгами, надёжно запертыми в чемодане — настаивал на пятом человеке. Номер пять мог быть расположен в нижней части частной узкой дороги, чтобы перекрыть её во время предприятия на случай, если кто-нибудь свернёт с магистрали во время совершения ограбления. Остальные не были согласны с Бахманом, потому что частная дорога к имению Баглио пропускала незначительный трафик, особенно в то утро, когда раз в две недели перевозятся деньги. Также никто не хотел, чтобы его доля чертовски уменьшилась благодаря пятому участнику. Бахман прекрасно понимал экономические последствия от использования дополнительного человека в команде, и так как не было других аргументов в пользу этой детали плана, он с неохотой согласился начинать работу вчетвером. Сейчас одетые в тёмное люди ждали на запланированных позициях, так как время действия приближалось.

Выше по щебеночной дороге, на которой должно было произойти ограбление, находился крутой поворот вокруг породы известняка, которая вышла на поверхность и проходила на протяжении ста ярдов мимо придорожной стоянки, расположенной на внешней стороне, где могли разойтись две машины, если они встретятся, следуя в противоположных направлениях, далее дорога шла вниз ещё четыре сотни ярдов [1]перед очередным поворотом вокруг угла из известняка и продолжалась, скрытая от глаз, до магистрали. Два острых изгиба по краям, где ничего не было видно, и безмолвный утренний воздух, создающий впечатление, что вся эта неподвижность мира была следствием немыслимой катастрофы.

Если смотреть наверх, левая сторона дороги была ограничена отвесной каменной стеной немного выше роста человека, а над ней рос лес из толстых сосен и подлесок, такие же зелёные, как новые деньги. Зелёная трава у края леса мягко шевелилась в утреннем бризе, совершенно не производя шума, сгибаясь вниз и распрямляясь обратно в грациозном немом балете. Лежащий возле высокого угла над первым поворотом дороги, вытянувшийся в полный рост в тени больших деревьев цвета копировальной бумаги, не обращающий внимание на влажную от росы траву и с неподвижностью, которая, казалось, была ему присуща, Джимми Ширилло смотрел на особняк Баглио через мощный полевой бинокль. Длинные травинки задевали лицо Ширилло, оставляя блестящие капельки росы, свисающие с его светлой кожи, его собственные недостатки, придающие ему ранимый вид, подчёркивающий его молодость. С другой стороны, его собственная профессиональная неподвижность, его экономные движения и действия, с которыми он наблюдал за особняком, показывали за слабой внешностью опытного профессионала.

Линз бинокля было бы достаточно, чтобы Ширилло выдал себя кому-нибудь, кто бы посмотрел из огромного дома, но линзы были затемнены для того, чтобы исключить предательские блики. Майкл Такер продумал это, как он продумал и всё остальное.

В ста ярдах ниже от Ширилло, слева от него, сидя в зарослях кустарника вдоль верхней части каменной стены, Пит Харрис прижимал к груди автомат Томпсона [2], сувенир со Второй мировой войны. Харрис разобрал его на части, промаслил, упаковал в тряпки и отправил почтой из Парижа в пяти упаковках на свой домашний адрес в Штатах. Тогда, в конце войны, такие вещи ещё вполне были возможны. Он не думал о том, чтобы использовать это оружие в каких-либо незаконных делах, или вообще как-либо использовать, так как он думал, что закончил всё это вместе с войной. Снова став штатским, он обнаружил, что не способен просто работать с девяти до пяти, и в отчаянье он начал собственную войну с системой, со скукой и респектабельностью, и с нуждой. Его неспособность сжиться с этой системой не была следствием излишней чувствительности или большого ума. Восприимчивость Харриса была среднестатистической. Тем не менее, он был упрямым, очень независимым, с большими запросами. Это должно было привести его в конечном итоге в преступный мир, потому что иначе он мог быть не больше чем клерком в какой-либо другой области. Он был здесь самым старшим среди четырёх мужчин. В свои сорок восемь он был на десять лет старше Бахмана, на двенадцать старше Майка Такера, на двадцать пять старше парня Ширилло, тем не менее, он не использовал свой возраст для того, чтобы захватить власть в группе, как мог бы сделать кто-нибудь другой. Всё, что его беспокоило — сделать дело и взять деньги, и он знал, что Такер был чертовски хорошим организатором.

От мыслей о деньгах ему становилось некомфортно, и он начал двигаться в кустах, вытягивать свои длинные ноги и сжимать толстые, мускулистые бёдра. Когда дежурство только началось, он зацепился за колючки одеждой, его грубые пальцы не пострадали от иголок. Сейчас же, не смотря на то, что его мозоли казались неповреждёнными, он слишком сильно нервничал для того, чтобы обращать внимание на такие мелочи, и ему очень хотелось двигаться.

С правой стороны от дороги, напротив Харриса, гравийный уступ неожиданно обрывался выстланным скалами ущельем, которое простиралось более чем на три сотни футов [3]вниз.

Единственным безопасным местом на этой стороне была придорожная стоянка длиной пятьдесят ярдов [4], где находились «додж» и «шевроле», обе угнанные, припаркованные немного с наклоном передней части вниз. Такер и Бахман ждали там, — мужчина постарше — за колесом «шеви» [5], Такер был защищён от просмотра с узкой дороги корпусом «доджа».

У Бахмана в замшевой наплечной кобуре был пистолет 32-ого калибра [6], как и у Такера. В отличие от Такера, однако, он постоянно держался за него, как дикарь за талисман. Влажными пальцами он водил по сетке из диагональных линий на твёрдой рукоятке, доставая всё оружие целиком постепенно из кобуры, тестируя, как оно подогнано, выискивая потенциальные недостатки, хотя он носил эту штуку годами и знал, что нет в ней недостатков, никаких.

Несмотря на то, что у Бахмана был только один пистолет, Такер захватил дополнительно дробовик с длиной ствола всего лишь 7 дюймов [7]; оба патронника были заряжены, и шесть дополнительных патронов были распределены по карманам его куртки. Если бы Бахман взял дробовик, он бы постоянно хлопал по карманам, чтобы убедиться, что патроны находятся там. Такер же стоял тихо, двигаясь настолько мало, насколько это требовалось, ожидая.

— Они должны быть уже здесь, — Крикнул Бахман через открытое окно «шеви». Он провёл худой рукой по лицу, которая с запасом закрывала его небольшие, сжатые черты лица, схватил что-то невидимое — вероятно, его собственную нетерпеливость — и избавился от неё с помощью пальцев. В настоящий момент он был нервным, и говорил очень много, но когда придет время работы, он будет как масло и жир, насколько изучил его Такер на трёх других делах, на которых они работали вместе.

Такер сказал: «Терпение, Мерл». Ему было всё известно о его спокойствии, которое служило для поддержания видимости невозмутимости, которая не сломается ни под каким давлением. Однако внутри он был полностью запутавшимся и жалким. Его желудок сжимался так и сяк, как будто внутри него скакало животное; пот выступил по всему его телу, этакая тонкая плёнка подавляемого террора.