— Если хочешь знать, люблю ли я ее, — ответ «да». Если хочешь знать, стану ли я о ней заботиться, — стану. Никто, похоже, лучше меня этого не сумеет. — Хадли смотрит на меня, и в его взгляде видна решимость, которой я раньше не замечал. — Думай не о том, как я поступаю с Ребеккой, Сэм. Подумай, как с ней поступает Джейн.

— Послушай, — гну я свое, — сделай это для меня. А я отплачу. Клянусь!

Хадли сглатывает и непонимающе моргает. Он ищет, что бы еще выпить, но наши рюмки пусты.

— Да уж.

— Хадли…

Он поднимает руки, заставляя меня замолчать.

— Мне не нужны твои объяснения. Не хочу вообще об этом слышать, ясно? Я хочу получить расчет. — Я киваю. — И послушай меня, Сэм. Лучше реши все миром. Потому что ты заставляешь меня покинуть человека, который мне небезразличен. Рано или поздно я за ней вернусь, как бы долго ты ни удерживал меня на расстоянии. Я найду ее. Так можешь Джейн и передать. Я буду с Ребеккой, чего бы это ни стоило.

Несколько томительных минут мы сидим в полной тишине. Наконец я ее нарушаю.

— Уедешь утром.

— К черту! — фыркает Хадли. — Сегодня же ночью меня здесь не будет.

Мы покидаем ресторан. Мы едем домой в пикапе, и, клянусь, я ощущаю каждый бугорок и камень на дороге. Я замечаю, что наши тела подскакивают одновременно. Закон гравитации — мы оба весим одинаково. Когда мы подъезжаем к дому, многие окна на первом этаже не светятся.

Ни я, ни Хадли не спешим выйти из машины. Кузнечики складывают дуги своих крыльев.

— Кто ей скажет? — спрашивает Хадли.

— Ребекке? Сам скажешь. Иди прямо к ней. Прощайся, сколько захочешь. Я Джейн не расскажу.

Он открывает дверь грузовика, и машина начинает гудеть, как если бы мы не пристегнули ремни безопасности.

В салоне вспыхивает свет, поэтому я знаю, что он видит, как я опускаю голову на рулевое колесо. Я пока не хочу выходить из машины.

— Она уже не ребенок, Сэм, — негромко говорит Хадли. — Я не такой.

Когда он захлопывает дверь, слышно, как замок аккуратно входит в пазы.

64

Оливер

Боже, храни Америку! Я от всего сердца благодарен неравнодушным, добросердечным людям, которые позвонили в Принстаунский центр прибрежных исследований, услышав мое обращение, сделанное на берегу океана в Глосестере. Телефонистка переводит все звонки в крошечный кабинет, где Уинди установил для меня телефон, чтобы никто не мешал мне разговаривать. Мне сообщают, что Джейн видели на станции Экссон на отрезке межштатной автострады 90, известной в народе как «Щука». Один мужчина запомнил лицо Ребекки, когда та заглядывала в его ночной магазинчик в Мейнарде. И последним, но самым информативным оказывается звонок парня, который работает в кафе-мороженом в Стоу. Он спрашивает, не я ли тот спец по китам? Он видел мою жену и дочь. «Они приходили с одним местным парнем, который выращивает яблоки». Победа!

— Вы знаете, как его зовут? — пытаюсь я узнать как можно больше подробностей. — Во что он был одет? Сколько их было? На какой машине он ездит?

— Знаю, — отвечает парень. — На голубом пикапе, очень хорошем новом грузовичке, именно поэтому я и обратил на него внимание. На двери было написано «Хансен».

Хансен… Хансен… Хансен… Ни на одном из почтовых ящиков по дороге не попадается эта фамилия. Неужели у этого человека нет родственников в городе? Ничего, что могло бы утолить грызущее меня любопытство? Я уже решил, как поступлю. Еще только пять утра, и даже на ферме все еще спят. Поэтому я открою отмычкой замок, прокрадусь в дом и попытаюсь найти спальню Джейн. Это будет нетрудно: она всегда спит с приоткрытой дверью, потому что боится замкнутого пространства. А потом я присяду на край кровати и коснусь ее волос. Я уже забыл, какие они на ощупь. Дождусь, пока она заворочается, и поцелую ее. Да, обязательно поцелую!

Хансен! Я ударяю по тормозам, «линкольн» ведет по дороге. Я всегда предпочитал большие машины, но иногда, как сейчас, их заносит. Я выравниваю автомобиль и сворачиваю на длинную извилистую подъездную дорогу. Если я подъеду к самому дому, меня, скорее всего, услышат. Поэтому я оставляю машину на полдороге на изрезанном колеями гравии и направляюсь к большому белому строению.

Под ногами скрипит крыльцо. Дергаю дверь — открыта. Неужели в деревне никто не запирает дверей? Внутри мне приходится идти на ощупь, но я не жалуюсь. Это хороший знак: значит, все спят.

Когда Ребекка была еще крошкой, я научился приоткрывать дверь на маленькую щелочку. Она просыпалась от малейшего звука и начинала плакать. Одному богу известно, как трудно было заставить ее проспать всю ночь. И то на руках.

Самая дальняя дверь справа ведет в пустую комнату со старинными вещами и стегаными лоскутными одеялами. Поскольку здесь валяется сумочка Джейн, можно предположить, что это и есть ее спальня, но, наверное, она спит вместе с Ребеккой из-за страха одиночества. Сердце бешено колотится, когда я открываю вторую дверь, ожидая увидеть жену и дочь. Но нахожу только громко, как иерихонская труба, храпящего Джоли.

Когда я открываю следующую дверь — за ней тоже пусто, только на кровати скомканные одеяла и простыни. По всей комнате разбросаны вещи Ребекки — я узнаю ее купальник «СПАСАТЕЛЬ», он как раз был на ней в тот день, когда они уехали. Рядом с кроватью полупустой стакан сока — комнату как будто покинули в спешке. Как будто обитатель сейчас вернется. Это меня немного тревожит. Я не хочу встречаться с дочерью, пока не увижу Джейн и не поговорю с ней. Поэтому я ныряю в коридор и направляюсь к последней двери.

Дверь беззвучно открывается. В кровати, на боку, свернувшись клубочком, лежит Джейн. Полностью раздетая. И улыбается во сне. Она в объятиях другого мужчины.

Я с рычанием, которое совпало со стуком двери о стену, вхожу в комнату. Они вздрагивают и сонно жмурятся. Первой меня видит Джейн.

— Оливер! — вздыхает она.

Я бросаюсь на мужчину и вытаскиваю его из кровати. Джейн кричит, чтобы я прекратил. Мне кажется, она даже плачет.

— Убери от нее свои чертовы лапы! — кричу я, швыряя соперника на пол. Я даже не знаю, кто он. Готов его убить и даже не знаю его имени!

Я бью его ногой в живот, и он переворачивается на спину. Вопящая голая Джейн вскакивает с кровати и кидается к нему. У меня по венам течет яд. Я жажду крови.

Она укладывает его голову себе на колени.

— Со мной все в порядке, — хрипит он. — Все хорошо. — И пытается встать, чтобы ответить мне.

— Ну давай же, вставай! — кричу я. — Я убью тебя! Я не шучу. Я убью тебя!

Вдруг между нами встает Джейн. Она бросается мне на шею, и это настолько неожиданно, что я теряю над собой контроль. Она обернулась простыней. Она такая мягкая.

— Не трогай его! — молит она. — Ради меня. Не трогай его, пожалуйста!

— Идем за Ребеккой. Мы уезжаем.

Джейн не смотрит мне в глаза.

— Нет.

— Джейн, мы уезжаем! — властно повторяю я.

Она стоит между нами, руки сжаты в кулаки, глаза закрыты.

— Нет!

И тут в комнату входит Джоли.

— Что, черт возьми, здесь происходит? — Он замечает меня, бросает взгляд на Джейн и того мерзавца, который опирается на кровать, чтобы не упасть. — Сэм, что произошло?

— Сэм Хансен? Это ты спишь с моей женой?

Слова застревают у меня в горле. Я хватаю Сэма за шею. Могу одним движением сломать ему позвонки — я знаю строение человека.

Джоли отталкивает Джейн с дороги. Хватает меня за ворот рубашки и выкручивает мне руку. Я сопротивляюсь, но он намного сильнее, и в конце концов я перестаю вырываться.

— Где Ребекка? Я хочу видеть дочь!

— Она в соседней комнате, — отвечает Джейн.

— Там никого нет.

— Конечно, она там, — уверяет Джоли. — Где же ей еще быть в пять утра?

У Джейн начинают дрожать руки. Она поворачивается к Сэму. К Сэму!

— Я сказал Хадли, чтобы он уехал, — говорит он. — Попросил его вчера вечером. Наверное, она об этом узнала. Наверное, поехала за ним.