Четыре «генерала», названные так в честь погибших зачинателей белого движения — Алексеева, Корнилова, Маркова и Дроздовского, — были первенцами военного кораблестроения, пусть и доделанные. До того флот пополнялся лишь переоборудованными гражданскими судами, которые теперь снова возвращались к мирным занятиям.

Канонерские лодки имели тысячу тонн водоизмещения и мощное вооружение — три 130-мм орудия с броневыми щитами, два 75-мм зенитных орудия, да парочку пулеметов. Жизненно важные для корабля места бронировались — рубка, погреба, подачи.

С броневыми листами проблем не имелось, так как в бухте ржавели выведенные англичанами из строя корабли. Теперь с них снимали все, что только можно — броню, механизмы, корабельную листовую сталь и много всего прочего.

И с матросами проблем не стало — две тысячи новобранцев еще полгода будут обучаться в экипажах. Три тысячи «охотников», уставших за лихие годы и вдоволь поскитавшихся, после тщательного отбора поступили матросами и унтерами в команды.

Щедрая плата золотом, сытный паек, пенсия в случае увечья — что еще надо мужику для полного счастья собственной женки и детишек. Да и служба привычная — брали в первую очередь тех, кто воевал на море с японцами или германцами, невзирая даже на солидный возраст, лишь бы был лоялен к власти да здоров…

— Ваше высокопревосходительство! Получена срочная радиограмма из Москвы!

Колчак стремительно обернулся — его флаг-офицер капитан Кетлинский протянул листок бумаги.

— От военного министра Арчегова. Вы приказали немедленно…

— Давайте!

Адмирал развернул листок и за секунду проглотил его взглядом. Не поверил — прочитал еще раз.

— Боже мой!

— Александр Васильевич! Сейчас шифровальщики занимаются еще одной радиограммой, полученной из Москвы. Она также отправлена генералом Арчеговым…

— Не будем терять времени!

Колчак стремительно повернулся и, как в лихие гардемаринские времена, почти не держась за поручни, скатился вниз по трапу…

Москва

— И на хрена мне это нужно? Молодой, что ли?!

Арчегов осторожно отпрянул от тумбы. Увиденное его порадовало. Так и есть — толстый кожух пулемета беспомощно свисал с подоконника, зацепившись сошками за какой-то трос. Массированный огонь с кольта и нескольких «хлыстов» сделал свое дело — огневая точка противника была полностью подавлена.

Темп стрельбы из флигеля заметно упал. Сейчас стрелял только один пулемет. А вот ответный огонь по дому резко усилился — к егерям добавились вынырнувшие из глубины парка чекисты с парой «Льюисов», что говорило о чрезвычайно серьезном оцеплении. Вот только опростоволосились ребята Дзержинского…

— Петр Васильевич серьезно не пострадал? В мякоть ведь?! А вы не ранены, генерал? Кирпичной крошкой лицо посекло?! Возьмите платок! Тогда все чудесно, только не высовывайтесь, прошу вас!

Непонятно откуда вынырнувший Мойзес присел рядом с ними у ямы, хоронясь за кирпичной кладкой от возможной пули. Наблюдательным человеком оказался чекист, одного взгляда хватило, чтобы оценить их положение и физическое состояние.

— С предателями пообщаться желаете? — Арчегов громко хмыкнул. — Окошки эти, как я понимаю, вашими людьми были заняты?! Вот только с чего это они такую бойню нам учинили?! «Балтийского коктейля» нажрались, скоты, спиртягу с кокаином всю ночь глушили?!

— Сам не понимаю! Но разберусь, обещаю! Всех виновных к стенке поставим без разбора!

Скрип зубов был отчетливым даже в звуках стрельбы. Лицо Мойзеса, и без того изуродованное, исказилось такой гримасой лютой ненависти, что Константин помимо воли почувствовал острое желание немедленно отодвинуться от своего собеседника. Но сдержал себя и, выглянув наружу, хмыкнул от удовлетворения.

Егеря уже подобрались вплотную к стене флигеля и приготовились метать в окна гранаты. И словно по заказу тут же загрохотали «Льюисы» чекистов, точно и злобно, не давая возможности вражеским пулеметчикам отбить начавшийся штурм.

— Молодцы твои чекисты, товарищ Мойзес! Вот сейчас грамотно работают, не то что раньше!

— Я за пулеметы в этих зданиях не отвечал, только за посольство, парк и церковь! Претензии не ко мне!

— Хорошо, — нехотя буркнул в ответ Константин, и тут ухнуло два сильных взрыва. Мощных — разозленные егеря швырнули в окна тяжеленные гранаты Новицкого, и сейчас внутри флигеля все живое превратилось в кровавый раскромсанный фарш.

А вот теперь нужно было действовать, и быстро, пока чекисты не сообразили, что к чему. Константин вскочил на ноги и закричал Мойзесу в лицо, что тот оторопел:

— Хватайте Петра Васильевича и бегом в здание. Головой за него отвечаешь! Ты понял?!

От дикого выкрика генерала чекист впал в ступор, что Арчегов и добивался. Ничего с Вологодским не случится, он под надежной охраной будет, не хуже егерей. Мойзес со своими головорезами сейчас с него пылинки сдувать станет.

А вот поймать хотя бы одного из «затейников» этого побоища для него стало делом настоятельно необходимым. Уж очень хотелось узнать, кто его с Вологодским «заказал».

Нехорошие мысли ворочались в голове у генерала по этому поводу, такие, что он в них боялся не то что поверить, подумать даже!

Он рванулся вперед так, словно вернулась тазабытая молодость, в которой он хлебнул полной ложкой лиха первой для него войны. Нельзя было терять времени ни секунды, благо смертоносный пулеметный ливень прекратился. Краем глаза он скользнул по лежащим телам, но для эмоций места в душе не было, один холодный анализ краешком мозга.

Сибирскую делегацию выкосили почти полностью — безжалостно искромсанные пулями тела несчастных лежали длинной цепочкой от здания посольства до церкви.

Положили почти всех гражданских, а вот шинели и темно-зеленые куртки взгляд почти не цеплял, от силы десяток. Еще он заметил, как за ним следом рванулись с полдюжины егерей, что мгновенно поднялись из-за ограды, с автоматами наперевес.

А вот чекисты приотстали, видно, не ожидали от генерала такой прыти — еще бы, ведь военный министр должен не ходить, а шествовать, переваливаясь от солидности на ногах подобно откормленному гусю. А вот и не угадали — ему ведь в новом теле и тридцати еще нет!

— Гриша! Возьми троих и на этаж! Проверь все квартиры, чекистов не пускай вовнутрь! Егеря! Рассыпались по всем закуткам и переулкам! Живьем брать, демонов!

Пляскин тут же рванулся в дверь черного хода — выходящий на улицу парадный был наглухо заколочен согласно нормам революционного времени. А Константин тут же рванул дальше, мимо замызганных стенок проходного двора. Кучи мусора он просто перепрыгивал, выжимая из себя всю возможную прыть, жадно глотая воздух.

Тело действовало само собой, руки накрепко сжимали автомат. На бегу он старался прислушиваться, стараясь уловить малейшие звуки, особенно топот бегущего человека. Услышать или увидеть того, кто пять минут назад залил кровью улицу.

«Хрен с латышами, о них я и не вздохну! Но вот за своих отплачу сторицей, на куски и ленточки нарежу. И еще: курить нужно бросить, иначе дыхалки совсем не будет!

Тех, кто был в засаде на третьем этаже, было несколько человек — от трех до пяти, никак не меньше. Расчет станкового пулемета составляли двое, нужно ленту в две сотни патронов, очередями ведь длинными лупили, держать и направлять. Да еще один умелец на броневик связку тротиловых шашек зашвырнул.

Во флигеле вряд ли кто уцелел — там до последней секунды стреляли, смертники! А вот отсюда кто-то мог и попытаться сдернуть, когда понял, что промедление опасно! Мог, и наверняка бежит где-то рядом. Эх, знать бы, как эти проходы идут!»

Мысли мгновенно улетучились из головы, а тело само рвануло в сторону — в темноте арки запульсировал огненный цветок.

— Не стрелять! Живым брать!!!

Прокричав команду и чуть не сорвав отчаянным воплем голос, он рванулся вперед — вражеский стрелок дал только одну короткую очередь — и снова бросился бежать.