В конце концов мне — при помощи одной приятной во всех отношениях немолодой особы из города Обнинск по имени Лидочка Ротова — удалось завладеть экспериментальным научным устройством. Устройство называлось шлемом, но имело вид дурацкой шапочки, в подкладку которой были зашиты артефакты, известные дельцам черного рынка под названием «молоко ночи».

Эти артефакты, возбуждаемые хитрым частотным рисунком переменных электромагнитных полей, которые генерировались вшитой туда же, в придачу к «молоку ночи», сетью проводников, ставили заслон между моим несчастным сознанием и ноосферой. Той самой ноосферой, которая, как известно, вокруг Зоны, а особенно в самой Зоне ох как буйна!

В то же время шлем был снабжен инвертором, с помощью которого становилось возможным не ослабление, а, наоборот, усиление контакта с ноосферой.

Получив драгоценный шлем, я, само собой, об использовании инвертора и не помышлял.

Я просто носил шлем. Носил, почти не снимая. Даже под душ в нем лазил!

Спустя примерно полгода я пришел к выводу, что шлем не только хорошо экранирует от ноосферы, но заодно вроде бы и более или менее вашего покорного слугу подлечил: меня перестали навещать видения и голоса.

Однако, даже когда я стал психически устойчив как штурмбанфюрер Штирлиц, шлем я никому не отдарил, для экспериментов не пожертвовал, да и расставался-то с ним неохотно! Мало ли, а вдруг костлявая рука пси-девиаций вновь сожмет мой утомленный мозг? Что тогда? Успокоительное себе в попу колоть, изогнувшись вопросительным знаком?

Итак, Юсов уверенно вел ракету Х-25МТ к цели. Я, конечно, не помню наизусть табличные значения скорости для всех отечественных ракет (я же не яснопомнящий!), но из общих соображений было ясно, что ежели Юсов доложил о дальности в девять километров, то лететь ей, голубушке, оставалось секунд двадцать-тридцать.

И вдруг я отчетливо услышал внутри своей черепушки такие слова:

«Сталкер! Говорит „Монолит“. Скажи им, чтобы оставили Второй энергоблок в покое».

Голос был отнюдь не «замогильный» и не «потусторонний», а вполне конкретный такой человеческий голос. В меру грубоватый, в меру властный. Я бы сказал: принадлежащий либо офицеру спецслужбы, либо бывалому сталкеру. Причем из какой-то серьезной группировки. Из «Долга», «Чистого Неба» или «Монолита».

«Ну да, собственно, он и сказал — „говорит „Монолит““. Только кто это он? И к кому он обращается?» — подумал я, невольно озираясь по сторонам.

Единственной необычной характеристикой голоса была плавающая громкость. То голос звучал отчетливо, не громко и не тихо, а примерно на уровне степенного мужского разговора на кухне за бутылкой водки. То вдруг отдалялся — будто бы говоривший отошел от воображаемого микрофона на несколько метров.

В частности, конец фразы, «…в покое», я практически не услышал, а скорее домыслил.

Следующую фразу вообще не разобрал.

Из следующей за ней услышал только запев «Повторяю…»

Ну и как вы думаете, как я к этому голосу в своей черепушке отнесся?

Да, конечно же, очень плохо! Мне еще голосов в тот момент не хватало!

Я немедленно достал из рюкзака и нахлобучил на голову свой любимый шлем имени Лидочки Ротовой. Тот самый, экранирующий от неумолчного шепота ноосферы. Чтобы, значит, все эти яснослышания немедля закончились.

Благо он по габаритам не сильно отличается от вязаной лыжной шапочки, а поэтому фактически выступает в роли подшлемника. На него сверху можно и каску надевать, и капюшон защитного костюма с замкнутым циклом. И сомбреро — если у кого есть такое желание (вот, к примеру, от Борхеса, безумного фаната Латинской Америки, всего можно ожидать!).

Тем временем на экране компьютера перед Юсовым показались вертикальные хвосты дымов от гранат, выстреленных для целеуказания на крышу машинного зала.

Телекамера ракеты видела их в таком ракурсе, что дымы почти сливались.

Это означало, что ракета Х-25МТ более или менее удачно подходит ко Второму энергоблоку.

— Твоя форточка — правая, — подсказал Чепраков Юсову.

— Помню, товарищ лейтенант.

«Какая еще форточка?» — не понял я.

«А-а-а, вот оно что…» — В этот миг картинка вдруг резко прояснилась, потому что ракета подошла совсем близко, и я увидел то, что невозможно было разглядеть с нашей позиции, из-под крыши насосной станции.

В восточной стене Второго энергоблока, примерно пятью метрами ниже крыши, имелись два асимметричных пролома. Они находились почти на одной высоте, их разделяли метров двадцать, и про оба можно было с уверенностью сказать, что происхождение эти проломы имеют самое аномальное. Но в то же время и… техногенное, что ли?

Проломы имели звездчатую форму. Вокруг них нервными волнами распределялся жирный иссиня-черный нагар. Но самое главное: из проломов наружу торчали пучки тонких труб из прозрачной пластмассы!

И вот именно туда должна была впорхнуть ракета Х-25: вписаться в дыру поперечником два метра, попутно раздробив хрупкие пластмассовые трубы.

Что ж, умно… Бетонная стена слишком прочная, ее тактической ракетой «воздух — поверхность» не пробить. А так можно доставить девяносто килограммов взрывчатки адресату очень точно, прямо в застенное пространство.

В принципе шансы уложить ракету «в копеечку» имелись. На то она и телеуправляемая.

Но — увы.

Телетрансляция с борта Х-25МТ, само собой, прекратилась ровно в тот миг, когда ракета взорвалась.

Но за полсекунды до того уже было видно, что Юсов не смог привести ракету на линию встречи с проломом. Ракета явно уходила левее!

Фонтан огня и черного дыма ударил почти горизонтально, прочь от восточной стены «Двойки». Определенно, если бы ракета влетела внутрь и взорвалась там, картинка была бы иной.

Еще через секунду нас достиг грохот взрыва.

— Ну что же ты, шляпа?! — досадливо воскликнул Чепраков.

— Я четко ракету вел, товарищ лейтенант! — с неподдельной обидой в голосе отозвался Юсов. — Я же лучший в этом деле. Вы разве забыли?

Чепраков вздохнул.

— Ладно, продолжаем, — резюмировал лейтенант. — Отбиваю в штаб депешу, пусть летуны следующую ракету запускают.

Увы, со второй ракетой дела пошли совсем плохо.

Телевизионная картинка от нее поступала всего лишь секунды три. После чего изображение сменилось безжалостным белым «снегом».

А «снег», в свою очередь… сменился надписью!

Набранные из мерцающих красных и зеленых квадратиков, на экране появились такие слова:

КОМБАТ ДОЛЖЕН ВЫЙТИ НА РАЗГОВОР

ПУСТЬ НЕ ЗАКРЫВАЕТСЯ

ИНАЧЕ БУДЕТ ОЧЕНЬ ПЛОХО ВСЕМ

МОНОЛИТ

— Что за на хер? — Юсов, возмущенно вздернув брови, повернулся ко мне.

— Товарищ Пушкарев, поясните! — более цензурно, но столь же безапелляционно поставил вопрос Чепраков.

Тут уже я не мог отворачиваться от очевидного факта: услышанный мною голос не был эхом из прошлого или будущего, а принадлежал какому-то вполне конкретному темному сталкеру из состава группировки «Монолит». Который, используя свои (и мои) паранормальные способности, требовал общения со мной, причем в ультимативной форме.

Почему я говорю именно о темномсталкере?

Ну во-первых, потому, что только темный сталкер обладает такими могучими пси-способностями, чтобы дистанционно управлять изображением на телеэкране, выкладывать на нем всякие буквы и тому подобное.

А во-вторых, ЧАЭС и, конкретнее, Четвертый энергоблок контролируется группировкой «Монолит». А «Монолит» после ряда сложных пертурбаций состоит почти исключительно из темных сталкеров. Ну хотя бы просто потому, что если ты проводишь в сердце Зоны больше нескольких недель, ты и превращаешься в темного.

А в качестве подкрепления ультиматума к нам прилетела ракета Х-25МТ. Оглушительно прошипев реактивной струей в считаных метрах над крышей второй насосной станции, она резко спикировала в канал, где и взорвалась.

Когда стих шум многотонных водопадов воды, поднятых взрывом, я ответил: