— Доброе утро, сестра, — поздоровался Моуди, снимая температурный листок с задней спинки кровати. Температура 41,4 градуса, несмотря на лёд. Ускоренный пульс — 115. Дыхание поверхностное, 24 вдоха в минуту. Кровяное давление падает из-за внутреннего кровотечения. Пациентке было сделано переливание четырех единиц крови — и столько же она, наверно, потеряла, главным образом из-за внутреннего кровотечения. Химический состав крови утратил всякое сходство с нормальным. Моуди прописал ей максимально допустимую дозу морфина — увеличить её он не боялся, опасаясь остановки дыхания. Сестра Жанна-Батиста находилась в полусознании. Вообще-то ей следовало быть в коме, но боль не отпускала её.

Мария-Магдалена смотрела на него через прозрачный пластик шлема. Глаза выражали отчаяние, запрещённое её религией. Вместе с Моуди она была свидетельницей самых разных видов смерти — 6т малярии, от рака, от СПИДа. Но ещё никогда ей не приходилось видеть ничего столь жестокого. Болезнь развивалась так стремительно, что пациентка не имела времени подготовиться к страданиям, укрепить свой дух молитвами и верой. Это походило на автомобильную катастрофу — страшную, но с достаточно продолжительными последствиями, чтобы жертва ощутила всю тяжесть страданий. Если дьявол действительно существовал, это был его дар миру. Как врач Моуди не мог принять эту мысль. Даже дьявол может быть на что-то годен.

— Самолёт вылетел, — сказал он Марии-Магдалене.

— Что будет дальше?

— Профессор Руссо разработал совершенно новый метод лечения. Он основан на полном переливании крови. Сначала больному удаляют заражённую кровь и промывают сердечно-сосудистую систему физиологическим раствором, обогащённым кислородом. А затем вводят кровь, содержащую антитела лихорадки Эбола. Теоретически эти антитела должны одновременно и систематически уничтожать болезнетворные вирусы.

Монахиня задумалась. Такой метод лечения не столь радикален, как это порой кажется. Полное переливание крови производилось с конца шестидесятых годов при лечении менингита. Такой процесс нельзя использовать достаточно широко, потому что для него требуется аппарат искусственного дыхания. Но перед ней умирала её подруга, и Мария-Магдалена уже давно перестала думать о других пациентах и радикальности лечения.

В этот момент Жанна-Батиста широко открыла глаза. Они ничего не видели, и вялость кожи на лице больной свидетельствовала о приближающейся агонии. Скорее всего монахиня находилась в бессознательном состоянии, просто глаза не могли закрыться от невыносимой боли. Моуди посмотрел на бутылку, из которой в тело больной внутривенно вводился физиологический раствор. Если бы речь шла только об испытываемой ею боли, он мог бы увеличить концентрацию морфия и во имя милосердия умертвить свою пациентку. Но он не мог пойти на такой риск. Он обязан был доставить её живой, и хотя судьба больной будет жестокой, выбрал эту судьбу не он.

— Я должна лететь вместе с ней, — негромко произнесла Мария-Магдалена.

— Я не могу допустить этого, — покачал головой Моуди.

— Таково правило нашего ордена. Я не должна позволить ей лететь без сопровождения одной из сестёр.

— Это опасно, сестра. Сама перевозка её очень рискованна. В самолёте мы будем дышать тем же воздухом, хотя и прошедшим через фильтры. Нет необходимости подвергать себя такой опасности. Её добродетель не подвергается сомнению.

— У меня нет выбора.

Моуди кивнул. Ведь это не он выбрал судьбу второй монахини, правда?

— Как хотите.

Самолёт приземлился в международном аэропорту имени Джомо Кеньяты, расположенном в десяти милях от Найроби, и остановился у грузового терминала. Это был старый «Боинг-707», когда-то принадлежавший личному воздушному флоту иранского шаха. Теперь былое роскошное убранство было выдрано из его салона, так что обнажилась металлическая палуба. Грузовики стояли наготове. Один из них подъехал к двери с правой стороны хвостовой части, которая открылась через минуту после того, как под колеса самолёта поставили тормозные башмаки.

В грузовике находилось полтораста клеток с африканской зелёной обезьяной в каждой. На руках чернокожих рабочих были надеты защитные рукавицы. Обезьяны, словно предчувствуя, что их ожидает, отчаянно защищались, пользуясь каждой возможностью, чтобы укусить или поцарапать грузчиков. Обитательницы африканских джунглей визжали, мочились и испражнялись на пол, но это им мало помогало.

Лётчики наблюдали за происходящим издалека, не выходя из кабины. Они не хотели иметь ничего общего с погрузкой. Эти визгливые, маленькие и неприятные существа, может быть, и не были отнесены в Коране к нечистым, но были явно отвратительны, а по возвращении в Тегеран ещё придётся мыть и дезинфицировать самолёт. Не прошло и получаса, как погрузка была закончена. Клетки установили рядами, один на другой, и надёжно закрепили тросами. С грузчиками расплатились наличными, и они уехали, довольные, что быстро справились с работой. Их грузовик сменил низко сидящий заправщик.

— Отлично, — кивнул поставщику покупатель.

— Просто повезло. У моего приятеля оказалось большое количество обезьян, которых он приготовил для другого покупателя: но тот не сумел вовремя расплатиться. В связи с этим…

— Конечно, ещё десять процентов?

— Этого достаточно, — согласился поставщик.

— Хорошо. Дополнительный чек вы получите завтра утром Или вы предпочитаете наличные?

Раздался рёв двигателей, и оба обернулись. «Боинг» начал выруливать для взлёта. Через пару минут он взлетит и на этот раз завершит короткий перелёт в Энтеббе, Уганда.

— Мне не нравится, что там происходит. — Берт Васко возвратил папку.

— Объясни нам почему? — потребовала Мэри-Пэт.

— Я родился на Кубе. Однажды отец рассказал мне о той ночи: когда Батиста сбежал с острова. Высшие чины собрались вместе: обо всём договорились и начали грузиться в самолёты, быстро и тихо, не привлекая внимания. Они вылетали в те страны, где находились их банковские счета, и оставили расплачиваться остальных за то, что натворили.

Васко был одним из тех сотрудников Государственного департамента, которые с удовольствием сотрудничали с ЦРУ, возможно, потому что родился на Кубе. Он понимал, что разведка и дипломатия действуют более успешно, взаимодействуя друг с другом. Далеко не все в «Туманной долине» придерживались такой точки зрения, и понятно почему. Их ведь не изгоняли с родной земли.

— Ты полагаешь, что там происходит то же самое? — спросила Мэри-Пэт, на полсекунды опередив Эда.

— У меня создалось такое впечатление.

— Ты настолько уверен в этом, что считаешь возможным сообщить о происходящем президенту? — Это был вопрос Эда Фоули.

— Какому? — спросил Васко. — Вы бы только слышали, что говорят у нас в департаменте. ФБР оккупировало весь седьмой этаж так что все потрясены и не знают, кому верить. А в общем — да уверен. Это всего лишь догадка, но догадка, основанная на прошлом опыте. Самое главное сейчас — узнать, кто встречался и говорил с генералами. У нас что, нет никого в Ираке?

Оба Фоули — муж и жена — опустили головы, что явилось достаточно красноречивым ответом на вопрос.

— Голословные утверждения мистера Райана наглядно показывают, что он освоил грязную сторону политики быстрее той, которую следует, — произнёс Келти. В его голосе звучала скорее обида, чем гнев. — Откровенно говоря, этого я от него не ожидал.

— Значит, вы отрицаете эти утверждения? — спросил корреспондент Эй-би-си.

— Конечно отрицаю. Нет никакого секрета в том, что в прошлом у меня были проблемы с алкоголем, но я сумел справиться с ними. Равно как нет никакого секрета и в том, что иногда моё поведение не было идеальным, но и с этим я справился, благодаря помощи церкви и любви жены, — добавил он, нежно сжимая её руку. В ответ она одарила его взглядом, полным сочувствия и поддержки. — Сейчас самое главное — интересы страны. Здесь не должно быть места личной вражде, Сэм. Мы должны подняться выше мелочных дрязг…