— По этому поводу я не могу сказать тебе ничего определенного. Сын Тайны никогда не говорит о своем прошлом, но я знаю, что он страстно желает отомстить кому-то, и подозреваю, что этот «кто-то» — не кто иной, как его похититель.

И Шварц, и охотник давно уже вскочили на ноги и продолжали разговор, стоя друг напротив друга. Охотник на слонов не отрывал взгляда от своего собеседника, как будто от приговора, который тот ему сейчас вынесет, зависело, жить ли ему дальше или немедленно умереть.

— Так значит, месть, он жаждет мести, — задумчиво повторил араб. — Он забыл все и всех, кроме того человека, который сделал его несчастным. Как давно он живет у ниам-ниам? Он попал к ним еще ребенком?

— Нет. Он появился в краю ниам-ниам два года тому назад. Кто он и откуда, выпытать никому не удалось: так он и остался для всех Сыном Тайны.

— А что он делает у этих негров? Чем он зарабатывает на пропитание?

— Когда сын вождя впервые встретил его в лесу, он привел его к своему отцу. Чужой мальчик умел обращаться с оружием и с первых дней показал себя таким мужественным и ловким воином, что князь принял его в свою личную охрану, где он чувствует себя счастливым, насколько это возможно в его обстоятельствах. Несмотря на свою молчаливость и замкнутость, он быстро завоевал всеобщее расположение. Я много наблюдал за ним, и мне всегда казалось, что за свою короткую жизнь он многое успел повидать. Он знает все народы от Бахр-эль-Абьяда до Великих озер, он говорит на многих языках и диалектах…

— И на арабском тоже? — перебил Шварца Охотник на слонов.

— Да, и на арабском. Кроме того, он знает толк во многих вещах, которые абсолютно неизвестны его теперешним товарищам. Одним словом, он так умен, ловок и находчив, что все ниам-ниам завидовали бы ему, если бы он не обладал даром с первого взгляда вызвать к себе любовь.

— Выходит, он хороший человек и занимает в этом племени более высокое положение, чем обычные негры? — спросил Бала Ибн, и впервые за этот день радостная улыбка осветила его изможденное лицо.

— Да, у него добрая и чистая душа, — отвечал Шварц. — Он сознает свое превосходство над ниам-ниам, это сознание оказывается во всем его облике и манере держаться. Он очень горд, но его гордость далека от высокомерия и никого не задевает. Его можно сравнить с молодым, благородным конем, который находится на одном пастбище с обычными лошадьми. Он ладит с ними и, может быть, даже считает себя таким же, как они, и все же одного взгляда на него достаточно, чтобы понять, что когда-то он носил более красивое седло и более знатных всадников, чем другие.

— Аллах, о, Аллах, — простонал охотник, складывая руки, — умоляю тебя, сделай так, чтобы это действительно был мой сын! Мне надо скорее спешить в страну ниам-ниам, чтобы увидеть его!

— Ты его уже видел.

— Что ты говоришь?! Где?

— Среди развалин поселка Абуль-моута. Помнишь того юношу, который подошел к шейху джуров, чтобы сообщить ему о нашем прибытии?

— Да, я сразу заметил его и почувствовал к нему необъяснимую симпатию. Когда наши глаза встретились, в моей душе как будто затеплился слабый огонек; такое чувство бывает у заблудившегося путника, который вдруг видит вдали свет чьего-то костра. Так вот он какой, этот Сын Тайны! О, Мухаммед и все святые халифы! Юноша был рядом со мной, я видел его, слышал его голос и даже не подозревал о том, что это может быть мой Мазид, мой мальчик, которого я тщетно искал все эти годы! Где же он теперь? Куда он отправился?

— В деревню Магунда. Он рулевой моей лодки.

— Так он знает реку?

— Как свои пять пальцев. И не только реку, но и ее берега, и народы, которые их населяют. Но при каких обстоятельствах он так хорошо все это изучил, никому не известно.

— Кто бы он ни был, это выдающийся человек, — заключил араб. Немного погодя он снова заговорил, приложив руку к груди: — Мое сердце так сильно бьется, словно хочет выскочить наружу! Я знаю, что твои люди ожидают тебя в деревне Магунда. Он тоже останется с ними до твоего возвращения?

— Конечно! Без него я не смог бы закончить путешествие.

— Тогда я изменю свой маршрут. Я пойду с тобой в Омбулу, чтобы предупредить тамошних жителей, а потом мы вместе вернемся в Магунду, и я поговорю с Сыном Тайны. Да, эфенди, ты был прав, когда говорил, что нельзя сомневаться в милости Аллаха и что, может быть, именно тебе суждено вернуть мне надежду. Я стал теперь совсем другим, новым человеком, и за это после Аллаха мне следует благодарить тебя. Мы должны быть не просто друзьями, которые честно делят друг с другом опасности пути. Скажи, хочешь ли ты быть мне братом?

— Конечно, от всей души! Вот тебе в этом моя рука!

— А вот и моя! — сказало Охотник на слонов, пожимая протянутую Шварцем руку. — Дружба за дружбу, жизнь за жизнь, — такими словами арабы заключают между собой братский союз на всю жизнь. Теперь и ты повтори их за мной!

После того, как Шварц произнес клятву дружбы, араб обнял его, поцеловал и сказал:

— С этой минуты мы — все равно что один человек. Горе тому, кто посмеет обидеть тебя: моя месть настигнет его даже на краю земли. Но довольно с нас волнений! Давай сядем, и ты подробно расскажешь мне все, что знаешь о Сыне Тайны.

Друзья снова опустились на траву возле костра, и Шварц начал свой рассказ. Бала Ибн хотел, чтобы немец описал ему каждую мельчайшую черточку лица юноши, передал каждое слово, которым он когда-либо с ним перемолвился. Так прошло время до полуночи, и глаза у Шварца, порядком измотанного напряжением последних двух суток, начали слипаться от усталости.

— Спи ради Аллаха! — сказал Охотник на слонов, заметив это. — Спи всю ночь, сегодня я не буду тебя будить. После всего, что я узнал, мне все равно не удастся сомкнуть глаз до утра. Надеюсь, ты меня поймешь и не будешь возражать против того, чтобы я на этот раз отдежурил за тебя.

Шварц видел, что его друг и в самом деле слишком взволнован, чтобы спать, поэтому он без возражений лег на землю, завернулся в свой бурнус и тут же провалился в глубокий сон.

Глава 10

В ПУТАХ РАБСТВА

Ночью путешественников никто не потревожил. Немец крепко проспал до самого утра и проснулся от звука голоса мусульманина, который молился особенно ревностно. Позавтракали остатками вчерашнего гуся с лепешками, которые Охотник на слонов испек в золе догоравшего костра. Затем Шварц напоил и накормил верблюдов, и путники тронулись дальше.

Глядя на охотника, никак нельзя было заподозрить, что он не спал всю ночь. Он как будто помолодел на десять лет и утверждал, что давно не чувствовал себя таким веселым и бодрым, как сегодня.

Друзья были уверены, что догонят ловцов рабов еще до полудня, но их ожиданиям не суждено было сбыться. Обогнув край заливчика, следы арабов вновь свернули к реке. Вдоль ее берега тянулся густой лес, и на его границе с равниной наподобие форпостов росли многочисленные кусты. Некоторые из них были обглоданы, видно, ими успели полакомиться коровы, которых захватили с собой поджигатели отряда ловцов рабов. Последние проходили здесь не так давно: их следы еще отчетливо виднелись на влажной земле.

Всадники ехали рядом, громко беседуя между собой. Только что они миновали место, где кусты стояли почти вплотную друг к другу, и теперь собирались выехать на свободное пространство, как Шварц внезапно осадил своего верблюда и знаком приказал своему спутнику сделать то же. Когда они вернулись немного назад и снова оказались укрытыми кустарником, немец негромко сказал:

— Черт возьми! Еще секунда, и нас бы обнаружили!

— Кто? — удивился Бала Ибн.

— Люди, которые пасут свои стада снаружи, на равнине.

— Негры или белые?

— И те, и другие.

— Кто бы это мог быть?

— Сейчас увидим, — отвечал Шварц. Он заставил своего верблюда опустить на колени и спешился. Араб последовал его примеру. Затем путешественники раздвинули руками ветки, и глазам их предстала следующая картина.