— Много лет назад я уехал из этой страны, ощущая ту же самую веру, которая сегодня переполняет мое сердце! Можете представить себе мои чувства, когда через столько лет мне удалось наконец воплотить эту веру в жизнь. — Эхо разносило его взволнованные слова по всей площади. Молодые женщины вновь продолжили скандировать со слезами на глазах, а толпу начала охватывать нарастающая истерия.

— Sieg Heil! Sieg Heil! Sieg Heil!

Зловещий ритм не ослабевал, а Гитлер стоял неподвижно, с триумфом глядя на город, где четверть века назад он бродил по улицам небритый, с грязными волосами, кутаясь в жалкое черное пальто — свою единственную защиту от жгучих зимних морозов, продавал на улице нарисованные им почтовые открытки за несколько несчастных пфеннигов, питаясь в бесплатной столовой на берегу Дуная, тогда как постоянные посетители Бургтеатра прихлебывали шампанское, восхищаясь вальсами Иоганна Штрауса и шедеврами Моцарта и Гайдна. Вена была драгоценным камнем в короне Австрии. Именно здесь Гитлер узнал евреев, и чем больше он узнавал их, тем большей ненавистью проникался к этой подлой расе. Они напоминали ему отвратительных личинок на разлагающемся трупе. Не было такой низости — разврат, проституция, торговля «белыми рабынями», — к которой они не приложили бы свою грязную руку. Невинные христианские девушки совращались отталкивающими кривоногими еврейскими ублюдками. «Их нужно уничтожать», — думал он. И они будут уничтожены. Скоро в Вену приедет Адольф Эйхманн, чтобы выполнить эти его распоряжения.

Вся дрожа, Рамона Вайцман смахнула скатившуюся слезу и выключила радио. Она закрыла бутик и поднялась в свою квартиру, чтобы взять иудейское молитвенное покрывало.

8

Тикаль, Гватемала

Леви Вайцман снова вышел на тропу из-под дерева бальза, под которым он укрылся. И тут же замер на месте. В его сторону плавно скользил двухметровый ботропс, одна из самых больших и смертельно опасных змей Центральной Америки — в лунном свете были хорошо видны черные ромбы на ее темно-шоколадной с серым спине. Леви медленно отступил в джунгли. Эта гремучая змея способна почувствовать изменение температуры воздуха на тысячную долю градуса, что позволяет ей атаковать с убийственной точностью. Смертельная для человека доза ее яда составляет всего 50 миллиграммов, а Леви знал, что за один укус она способна впрыснуть в рану до 300 миллиграммов. Огромная змея проползла мимо, направившись к реке в поисках лягушек и крыс. Леви слышал шум стаи ревунов в лесу где-то выше по течению, но тропа позади него была пуста. «Наверное, просто показалось», — подумал он, поворачивая в сторону шаткого веревочного мостика, протянувшегося над бурлящими водами речки, отделявшей деревню майя от развалин Тикаля.

— Сколько времени прошло, профессор Вайцман.

Заросли джунглей справа от моста раздвинулись, и из них появился Роберто Арана в своей традиционной красной бандане. Он протянул профессору руку, на его обветренном лице сияла улыбка.

— Я уже начал сомневаться, получили ли вы мои записки, — сказал Леви, следуя за шаманом по мостику; он крепко держался за веревочные перила и тщательно смотрел под ноги, ступая через широкие щели между старыми подгнившими досками. — Это вы шли за мной?

Роберто покачал головой.

— Ягуар. — Внезапно джунгли содрогнулись от леденящего кровь рыка, подтвердившего присутствие ягуара. — Но не беспокойтесь, обратно вас проводят воины из деревни. А что касается ваших посланий… То, что вы ищете, профессор, оставалось спрятанным долгие столетия. Кодекс и оставшиеся статуэтки покажутся тогда, когда для этого придет время, но старейшины чувствуют, что момент этот уже близко. У них есть для вас кое-какая информация.

Пульс Леви участился.

— По поводу статуэток или Кодекса?

— Если вы расшифруете скрытый в них смысл, вы найдете то, что должны, по замыслу древних, — загадочно ответил шаман.

Тропа через джунгли на той стороне реки была узкой, так что Леви шел позади Роберто. Вскоре они вышли на большую поляну на берегу, вокруг которой стояло несколько хижин с соломенными крышами. На кострах готовили пищу, и дым от них уносился в сторону быстро бегущей воды. Вчера вечером женщины замочили початки кукурузы в лайме, чтобы размягчить их, а днем размололи зерна, превратив их в традиционное тесто masa. Над огнем висели закопченные горшки, а рядом с ними разогревали comales, местные сковородки с ручками, готовя их для приготовления тортильи. По джунглям разносился аппетитный аромат: куры медленно варились в соусе из очень острого чили, нарезанного кубиками перца, орегано и лайма. Некоторые молодые женщины, сидя на циновках, продолжали ткать при свете костров: один конец их примитивных станков был закреплен у них за спиной, а второй — привязан к росшим вдоль реки деревьям. Яркие, традиционные для майя пончо huipilначинали постепенно обретать форму по мере того, как женские руки ловко двигали из стороны в сторону челнок из кедра, гладко отполированного за бесконечные часы работы. Каждая деревня или город в Гватемале имеет свою отличительную и уникальную одежду traje, а здесь ярко-красный и желтый цвета живописно переплетались с рисунком из синих и бирюзовых ромбов. Женщины и старшие девочки носили corte, длинные запахивающиеся юбки с широким плетеным поясом.

Старейшины уже ждали их, одетые в свои традиционные цветные рубашки из хлопка kamixaи соломенные шляпы. Леви вежливо улыбался, когда его торжественно представили всем, а затем усадили на одну из кедровых колод, расставленных вокруг главного костра.

— Hach ki’imak in wo’ol in kaholtikech.Мы рады приветствовать вас, — сказал вождь деревни по имени Пакаль. На лице его появилась теплая дружелюбная улыбка, обнажая просветы на месте отсутствующих зубов.

— Ki’imak in wo’ol in wilikech.А я очень рад оказаться здесь.

Старейшины одобрительно закивали и широко заулыбались, когда Леви ответил на их родном языке. Долгие часы, проведенные за изучением языка майя, постепенно давали свои плоды.

— Bix a k’aaba? — спросил Леви у молодой женщины, которой было поручено ухаживать за гостем.

— Меня зовут Итцель, — ответила она. В мягком свете пламени костра блеснули ее белые зубы.

— Dios bo’otik.Спасибо, — сказал Леви, когда Итцель подала ему деревянную тарелку с горячей тортильей и сальсой [29]вместе с небольшой глиняной чашкой с пульке, хмельным латиноамериканским напитком, сделанным из листьев агавы.

Старейшины подняли свои чашки, вначале наклонив головы в сторону Роберто и Леви. Даже несмотря на то, что родная деревня Роберто находилась на берегу озера Атитлан, было ясно, что здесь его уважают не меньше, чем в Сан-Маркосе.

Когда разговор перешел к главным темам, на ночном небе уже поднялась Венера.

— Ваш немецкий коллега может доставить всем нам неприятности, — заметил Пакаль. Мудрое лицо вождя деревни было изрезано глубокими морщинами.

Леви понимающе кивнул.

— Я должен извиниться, если его поведение чем-то обидело вас.

— Нас больше волнует ваша личная безопасность, — сказал Роберто. — Также нужно приглядывать и за этим католическим священником.

— Отец Эрлихманн пытался воспрепятствовать тому, чтобы мы проводили церемонии в соответствии с нашей культурой. Он называет нас язычниками, — пояснил Пакаль, — и в результате он и его церковь остаются глухими к предостережениям древних. Но вы, профессор, — человек духовный, обладающий открытым умом. И может случиться так, что разгадать тайну придется вам.

— Я искал две оставшиеся статуэтки, но безуспешно.

— Одна из статуэток, которые вы ищете, по-прежнему здесь, — нараспев произнес Пакаль. — Вторая была отдана на сохранение, — загадочно добавил он.

Он полез в плетеную сумку, висевшую у него на плече, и вытащил оттуда две карты, начертанные на кусках бумаги, сделанной из коры; первую он протянул Леви. На коре была нарисована странная желтая фигура. Три линии, начинавшиеся в разных точках вне фигуры, были снабжены подписью со своим азимутом и встречались в одной точке на краю карты.