Изменить стиль страницы

На ней был просторный халат с широким поясом. В руках она держала поднос с чайником, чашками и печеньем. Поставив поднос на кровать, она разлила крепкий ароматный чай по чашкам. Бодрящий напиток моментально восстановил мои силы. Допив чай, мы улеглись с Кхален в постель.

— А если отец станет искать тебя? — спросил я.

— Он знает, что я здесь, — улыбнулась она. — Сейчас он молится перед походом в горы.

Мне стало не по себе.

— Не нравится мне эта затея, — вздохнул я. — Гхотак способен подстроить ему ловушку. Этот монах очень опасен.

—У него ничего не выйдет на этот раз, — сказала Кхален. — Тропу будут охранять шерпы. До завтрашнего утра в ущелье не проскользнет ни одна живая душа.

Она прижалась ко мне своим горячим телом, нашептывая ласковые слова, но у меня из головы не выходил ужасный снежный человек. Догадавшись, что мне теперь не до любовных игр, она вскочила с кровати и надела свой халатик.

— Отец выйдет в горы за час до заказа, — сказала она.

— Я пойду с тобой провожать его, — сказал я.

Кхален ушла, а я оделся и вышел из дому.

Улицы уже наполнились народом: горожане спешили по своим делам, крестьяне торговали плодами своего труда, брели куда-то одинокие монахи.

Я прогуливался по торговым рядам, размышляя о возможных действиях коварного Гхотака. Таинственная улыбка на его губах, с которой он воспринял смелое решение старца, не давала мне покоя. Смогут ли горцы устоять перед этим хитрым монахом? Ему ведь ничего не стоит убедить этих наивных людей пропустить его в горы и никому не рассказывать об этом. Шерпы не осмелятся ослушаться хранителя духа Каркотека. Я решил подготовить этому интригану свой собственный сюрприз.

Глава пятая

Вскоре я заметил, что за мной вдет Хилари Кобб, и остановился возле торговца коврами. Блондинка тотчас же спряталась за повозку. Улыбнувшись, я пошел дальше. Достигнув храма, я обошел его и очутился во дворе, куда выходили окна длинной пристройки. Пригнувшись, я подкрался к одному из них и осторожно заглянул внутрь. В просторной, но скудно обставленной комнате, неподвижно сидел Гхотак. Не дожидаясь, пока он меня заметит, я снова вернулся со двора на улицу.

Хилари Кобб выглядывала из-за угла дома на другой стороне. Я быстро пересек улицу и, прижав ее к стене, строго спросил:

— Какого черта ты шпионишь за мной? Детектив из тебя не получится, крошка. Лучше не играй в эти игры!

— Я веду журналистское расследование, а не играю в разбойников и сыщиков! — надменно ухмыльнулась она. — Разве это запрещено законом?

— Нет, не запрещено, — окидывая взглядом ее грудь, обтянутую коричневой ветровкой, сказал я. — Странно лишь, что тебе мало впечатлений, полученных минувшей ночью.

Щеки Хилари зарделись, она потупилась и промолчала.

— И как это ты не включилась в общее веселье? — с издевкой воскликнул я. — А мне показалось, что тебе хотелось это сделать.

— Зато уж ты не упустил такую возможность, — хрипло сказала она, скользнув по мне ревнивым взглядом.

— Если даже я и расскажу тебе, как все было на самом деле, ты все равно мне не поверишь, — сказал я.

— Ты, конечно же, спасал это хрупкое невинное создание от варварского обряда! — с усмешкой воскликнула Хилари. — Ты пожалел эту бедняжку, благородный янки!

— Именно так все и было, — кивнул я.

— Ах, ради Бога! — простонала она. — Избавь меня от благородных поз и жестов! Просто ты воспользовался удобным случаем в собственных интересах, как похотливый самец.

— Ты, похоже, меня ревнуешь, Хилари? — улыбнулся я.

— За такие слова мне следовало бы влепить тебе пощечину! — вспыхнула она, раздувая ноздри.

— Но ты не посмеешь этого сделать, — сказал я. — Потому что получишь сдачи.

— Этой ночью мне кое-что удалось узнать, — выпалила Хилари. — И теперь-то я точно напишу свой сенсационный репортаж. Так что можешь не переживать так из-за этих китайских иммигрантов! Мне все известно янки! И скоро об этом узнают мои читатели!

— А знаешь, Хилари, я тоже думал о тебе, — спокойно сказал я. — И пришел к выводу, что ты зря суетишься. Даже если ты получишь материал для репортажа, тебе не удастся его отсюда передать в редакцию. У буду постоянно контролировать каждый твой шаг.

— Посмотрим, что у тебя из этого получится! — фыркнула Хилари и с гордым видом удалилась.

Провожая озадаченным взглядом ее аппетитную фигурку, я пытался сообразить, что она имела в виду. На блеф это не походило, вид у нее был весьма решительный.

Операция в Непале носила исключительно деликатный характер, поскольку затрагивала интересы такого опасного противника, как Китай. Обе противоборствующие стороны прибегали к изощреннейшим уловкам, используя разветвленную агентуру, и утечка любой информации повлекла бы за собой не только скандал, но и серию взаимных болезненных ударов, необходимых ради спасения своей репутации. А это уже никуда не годилось, не для того наша разведка затеяла весь этот спектакль.

Я возвращался домой подавленным, брошенная взбалмошной англичанкой реплика требовала немедленной проверки. Кхален я застал сидящей у раскрытого окна в шелковом халате. Она сказала:

— Ты разговаривал с англичанкой, я вас видела, когда шла с базара. Она очень миленькая девушка. Отец решил выйти пораньше, так что я пойду переоденусь.

Выходя в соседнюю комнату, она скинула с себя халат и замерла в дверном проеме, освещенная лучами предзакатного солнца. Ее обнаженное тело сулило мне новые сказочные наслаждения, напоминая о минувшей волшебной ночи. Нимфа улыбнулась мне и исчезла за ширмой, довольная произведенным эффектом. Я поднялся в свою спальню, переоделся и снова спустился вниз, готовый к прогулке в горы.

Укутанная в многослойную плотную материю, Кхален теперь походила не на мифическую богиню, а на тряпичную куклу, на Лиунгхи была кожаная куртка на меху, теплые штаны и сапоги, отороченные мехом. За спиной у него висел рюкзак, в руке старик держал посох. Мы пожали друг другу руки, обменявшись многозначительными улыбками, и вышли из дому.

Встречавшиеся нам по дороге крестьяне низко кланялись отважному старцу, прижимая к груди руки в знак особого уважения к нему. По мере приближения к горловине ущелья, становилось все холоднее. Гхотак и трое его охранников, а также четверо шерпов поджидали нас в условленном месте. Патриарх и лама приветствовали друг друга легким поклоном. Я заметил, что из-под полы теплого балахона монаха выглядывают сапоги, запорошенные снегом.

— Вы уже побывали в горах? — спросил я у него.

— Да, рано утром, — ответил он. — Два раза в неделю я уединяюсь там и медитирую в снежном безмолвии.

— Это правда, — прошептала Кхален. — Он поступает так вот уже много лет подряд. В священных книгах говорится, что святой человек должен молиться в полной тишине и в одиночестве, сливаясь с природой.

Старец поцеловал дочь на прощание в щеку, поклонился мне и сказал, обернувшись к Гхотаку:

— Завтра, когда я вернусь домой целым невредимым, всем твоим коварным интригам настанет конец. Народ узнает правду!

Гхотак скользнул по лицу гордого старца бесстрастным взглядом, кивнул своим спутникам и молча пошел в направлении города.

Мы с Кхален смотрели вслед удаляющейся фигурке ее отца, пока она не слилась с темными пиками гор, превратившись в крохотную точку. Домой мы вернулись уже в сумерках.

— Я приду к тебе ночью, Ник! — прижавшись ко мне, сказала Кхален.

— Нет, мне нужно сделать одно неотложное дело, — сказал я, обнимая ее за плечи. — Ты будешь меня ждать?

— Англичанка? — печально спросила она.

— Нет, малышка, — усмехнулся я. — Кое-что поважнее.

— Я буду тебя ждать, — сказала она.

Я вышел из дому и в темноте пошел к храму Каркотека. В окнах жилой пристройки горел свет. Я был уверен, что Гхотак намерен вернуться в горы и до рассвета осуществить свой злодейский план. Внезапно я увидел приближающегося ко мне охранника с бамбуковой палкой в руке. Прижавшись спиной к стене, я затаился, надеясь, что он не заметил меня. Монах прошел мимо, и я уже было вздохнул с облегчением, как вдруг коварный охранник обернулся и занес палку для удара. Я резко ударил его ребром ладони по горлу и, вырвав у него из руки палку, стукнул ею по его бритой голове. Монах с хрипом рухнул на землю, как мешок с песком. Я переступил через него и вновь припал к окну.