Французское окно оставалось открытым. Арчери бросился в солнце, в сплошную стену крапивы. Сквозь удушье миссис Крайлинг потоком лились бессвязные непристойности. В изгороди из проволочной сетки оказались ворота, он не запер их. Вытирая пот со лба, священник ступил в прохладную темноту под аркой.

— Добрый день, сэр. Вы не очень хорошо выглядите. Жара действует?

Арчери облокотился на парапет моста, глубоко дыша, когда перед ним возникло лицо инспектора.

— Инспектор Берден, не так ли? — Он встряхнулся, растерянно моргая. В глазах инспектора и вяло текущих мимо него прохожих он видел участие. — Я как раз шел от миссис Крайлинг и…

— Не продолжайте, я все понял.

— Я оставил ее в сильных мучениях и приступе астмы. Наверное, нужно было вызвать врача или «скорую помощь». Откровенно говоря, я не знал, что делать.

На парапете валялась крошка закаменевшего хлеба, Берден щелчком послал ее в воду, и лебедь нырнул за ней.

— Это главным образом в ее воображении, мистер Арчери. Я должен был предупредить вас, чего от нее можно ждать. Разыграла при вас одну из своих сцен, не так ли? Когда увидите ее в следующий раз, осмелюсь сказать, она будет столь же любезна. Это ее так разбирает — то вверх, то вниз. Что-то типа «безумно-депрессивного психоза». Я как раз направляюсь в «Карусель» выпить чайку. Почему бы вам не присоединиться ко мне?

Они вместе поднялись по Хай-стрит. Окна некоторых магазинов были закрыты выцветшими шторами. Тени выглядели черными как ночь, а свет безжалостно ярким, словно под средиземноморским голубым небом. В «Карусели» было темно и душно и пахло аэрозолем от мух.

— Два чая, пожалуйста, — заказал Берден.

— Расскажите мне о Крайлингах.

— Рассказать можно много чего, мистер Арчери. Муж миссис Крайлинг умер, оставив ее без пенни, так что она переехала в город в поисках работы. Ребенок, Элизабет, всегда была трудной, а миссис Крайлинг сделала ее еще худее. Она водила ее по психиатрам — не спрашивайте меня, откуда брались деньги, — а потом, когда ее послали в школу, то это была одна школа за другой. Она училась и в школе Святой Екатерины, и в Суинбери немного, но ее оттуда выгнали. Когда ей было около четырнадцати, она попала в суд по делам несовершеннолетних как нуждающаяся в опеке, и ее отобрали у матери. Но со временем она вернулась. Так обычно и бывает.

— Думаете, это все случилось из-за того, что она нашла тело миссис Примьеро?

— Может быть. — Берден поднял глаза и улыбнулся официантке, подавшей чай. — Большое спасибо, мисс. Сахар, мистер Арчери? Нет, мне тоже не надо. — Он откашлялся и продолжил: — Я считаю, что она была бы другой, если бы имела нормальный дом, но миссис Крайлинг крайне неустойчива: и на работе, и вне ее. По общему мнению. Пока не кончила работать в магазине. Я думаю, что какой-то родственник обычно оказывал им финансовую помощь. Миссис Крайлинг имела обыкновение брать свободные от работы дни якобы из-за астмы, но на самом деле потому, что она просто сумасшедшая.

— Она проходила освидетельствование?

— Вы удивитесь, когда узнаете, как трудно пройти какое-нибудь освидетельствование, сэр. Видите ли, доктор говорит, что, если бы он увидел ее во время одной из истерик, он Мог бы получить направление безотлагательно, но они же такие хитрые — она с доктором Такая же нормальная, как вы или я. Она была в Стоуэртоне один или два раза, но собственной воле. Около четырех лет назад она заполучила себе дружка. Все местечко гудело об этом. Но в результате тот дружок предпочел молодую Лиз.

— Мать хороша, дочь — краше, — пробормотал Арчери.

— Вот именно, сэр. Она бросила учебу и ушла жить к нему. Миссис Крайлинг оставила свое кресло-качалку и шесть месяцев провела в Стоуэртоне. Вернувшись, она не оставляла счастливую пару один на один: письма, телефонные звонки, визиты и прочее. Лиз не смогла этого выдержать и в конечном счете возвратилась к матери. Дружок занялся автомобильной торговлей и подарил ей эту «мини».

Арчери вздохнул:

— Не знаю, должен ли я вам это говорить, но вы были очень добры ко мне, и вы и мистер Уэксфорд… — Берден почувствовал укол совести — он не назвал бы такое отношение добрым. — Миссис Крайлинг сказала мне, что, если Элизабет — она называет ее малюткой — пойдет в тюрьму… это возможно, нет?

— Очень возможно.

— Тогда она сообщила бы вам кое-что, вам или тюремным властям. У меня сложилось впечатление, что она почувствует себя вынужденной дать вам некоторую информацию, которую миссис Крайлинг хотела бы сохранить в тайне.

— Очень благодарен вам, сэр. Мы подождем и посмотрим, что покажет время.

Арчери покончил с чаем. Он вдруг почувствовал себя предателем. Он выдал миссис Крайлинг потому, что хотел остаться на стороне полиции?

— Я задавался вопросом, — сказал викарий, оправдываясь, — не может ли это иметь какое-либо отношение к убийству миссис Примьеро. Я не понимаю, почему миссис Крайлинг не могла надеть плащ и скрывать это. Вы сами признаете, что она неуравновешенна. Она находилась там, у нее было столько же возможностей, как и у Пейнтера.

Берден покачал головой:

— А какой мотив?

— У безумного человека мог быть мотив, показавшийся бы нормальному человеку неубедительным.

— Но она безумно любила свою потешную дочь. Миссис Крайлинг не взяла бы ребенка с собой.

Арчери медленно произнес:

— На судебном разбирательстве она сказала, что в первый раз пришла в двадцать пять минут седьмого. Но мы это знаем только с ее слов. А если предположить, что она приходила без двадцати семь, когда Пейнтер уже был и ушел? Тогда она взяла ребенка обратно позже, поскольку никто не поверил бы, что убийца умышленно позволит ребенку обнаружить тело, которое, как она знала, находилось там.

— Вы занялись не той профессией, сэр, — сказал Берден, вставая, — вам следовало бы идти к нам. Сейчас вы уже были бы нашим

Руководителем.

— Я слишком увлекаюсь собственными фантазиями, — признал Арчери. Чтобы избежать повторения добрых подначек, он быстро добавил, меняя тему разговора: — Вы, случайно, не знаете времени посещений в стоуэртонской больнице?

— Следующая но списку Алиса Флауэр, верно? На вашем месте я сначала подарил бы медсестре кольцо. Посещения с семи до семи тридцати.

Глава 8

Дней лет наших семьдесят лет, а при большей крепости восемьдесят лет; и самая лучшая пора их — труд и болезнь.

Псалом 89

Алисе Флауэр было восемьдесят семь, почти столько же, сколько ее хозяйке на момент смерти. Серия ударов поизносила старое сооружение, как бури разрушают древний дом, но здание крепко выстроено и еще очень прочно. Никогда дом не был украшен архитектурными излишествами и прочими изысками. Он строился так, чтобы вынести и ветер и непогоду.

Она лежала на узкой высокой кровати в палате, называемой «Жимолость». Палату заполняли такие же старые женщины на таких же кроватях. У всех были чистые, розовые лица и седые волосы, сквозь которые просвечивала розоватая кожа черепа. У каждой кровати на столике с колесиками стояло по меньшей мере две вазочки с цветами, гостинец, как предположил Арчери, от навещавших родственников, которые только то и делали, что сидели и приятно беседовали, вместо того чтобы подать судно или протереть пролежни.

— К вам посетитель, Алиса, — сказала сестра. — Не трясите ей руку. Она не может двигать руками, но слух у нее прекрасный, и она вас еще заговорит. Похоже, хорошо поболтаете, а, Алиса? Это преподобный Арчери.

Он приблизился к кровати.

— Добрый вечер, сэр.

Все ее лицо было в глубоких морщинах. Один угол рта опущен после паралича, оттягивая нижнюю челюсть и открывая крупные фальшивые зубы. Сестра суетилась возле кровати, поправляя длинную ночную рубашку на шее старой служанки, укладывая на покрывале ее бесполезные руки. Арчери тяжело было видеть эти руки. Работа безнадежно испортила их красоту, но болезнь и отек пригладили и выбелили кожу так, что они стали похожи на руки уродливого младенца. Чувства, выразимые только языком семнадцатого века, который был с ним всегда, хлынули фонтаном жалости. Надежная, хорошая и преданная служанка, думал он. Ты была преданна более, чем какие-то вещи.