— Это твой дом, — сказала Мод. — Вот ты опять, именно это я имею в виду. Я должна подумать. А сейчас мне пора идти.

— Мне нужно поскорей написать ответ, — прокричала Мод вслед дочери. — Прояви хоть раз решительность. Стэнли придется проглотить это.

Конечно же, он все слышал, подумала она. Наверняка еще валяется в кровати у себя в соседней комнате. Перспектива затеять новую баталию воодушевила ее, она почувствовала прилив энергии, сравнимый разве что с тем ощущением, которое она испытывала много лет тому назад каждую неделю по воскресеньям, когда утром с нетерпением ожидала прогулки с Джорджем.

Нехорошо, конечно, что она предвкушает ссору с радостью. Джордж сказал бы, что надо любой ценой сохранять мир, но, с другой стороны, Джордж никогда не жил в одном доме со Стэнли Мэннингом, а если бы жил — сам одобрил бы ее тактику. Он бы понял, как важно спасти Веру.

Мод подошла к туалетному столику и вынула из ящичка фотографию Джорджа в рамке. Легкая сентиментальность, навеянная знакомым лицом, смешалась с раздражением, так часто посещавшим ее, когда был жив муж. Конечно, ей не хватало Джорджа, и если бы появился способ его воскресить, она бы только обрадовалась, и все же она Должна была признать, что в какой-то мере он был Для нее обузой, человеком слишком слабым, чересчур добросовестным, больше всего любившим плыть по течению. А вот у Этель совершенно другой характер. Этель, как и Мод, всю свою жизнь вынуждена бороться.

Мод убрала фотографию. Ничто не могло ее так порадовать, как последнее письмо. Стоит Этель поселиться неподалеку, она, скорее всего, начнет забегать к ним каждый день, вдвоем они одолеют Веру за несколько недель. Этель обладает такой хваткой, такой неуемной энергией. Она поговорит с Верой, и, когда дочь увидит, что посторонний, незаинтересованный человек утверждает то же, что и ее мать, ей ничего не останется, как сдаться и покориться обстоятельствам, как бывало с Джорджем.

Стэнли останется в одиночестве. Мод готова была прищелкнуть от удовольствия языком при мысли о том, что ему придется жить только на свой заработок, самому готовить себе еду и обрастать грязью, что, по представлениям Мод, было в его характере. Никто, разумеется, не позволит ему остаться в этом доме. Пусть ищет себе комнату. Она вплотную займется его выселением, как только Вера выйдет из-под влияния мужа. А потом, возможно, они смогут отдать дом Этель. Жизнь обошлась с Этель несправедливо, и какая это радость — подарить ей наконец собственный дом и увидеть, как она улыбнется или даже заплачет от благодарности. Сердце Мод радостно забилось, переполненное приятным чувством человеколюбия.

Биржа труда выплатила Стэнли пособие по безработице гораздо больше той суммы, которую он назвал Вере. Ему самому нужны были деньги, ведь на таблетки «Стань стройной» уходило целое состояние, а, кроме того, Стэнли не хотел мозолить глаза Мод и почти каждый день ходил в кино. Надеясь, что к этому времени ее здоровье заметно ухудшится, Стэнли испытывал горькое разочарование, когда наблюдал, как, вместо того, чтобы дряхлеть, она становилась все крепче, жизнерадостней и даже моложе с того момента, как он начал пересыпать тюбики с сахарином в пузырек молланоида. Если бы только она больше двигалась, чаще ходила на прогулки или таскала тяжести. Кровяное давление вряд ли способно подняться от того, что она пишет письма

Вернувшись домой в тот вечер после приятно проведенных трех часов в кинотеатре, демонстрировавшем фильмы ужасов, он сразу понял — что-то происходит. Эти двое сговорились о чем-то, возможно, именно о том, чего он больше всего боялся — Мод убедила Веру бросить его. Они оборвали разговор, как только он вошел через черный ход. Вера, похоже, плакала

— С часу дня на ногах, — сказал он. — Обошел все улицы в поисках работы. — Работу не так-то легко найти, если ничему не учился, — сказала Мод. — Неужели тебе ничего не могут подобрать на бирже?

Стэнли принял чашку чая из рук Веры и мрачно покачал головой.

— Что-нибудь обязательно подвернется, дорогой.

— А ему все равно, не так ли? — сказала Мод. — У него ведь есть кому о нем заботиться. Ты уже отдал Ви свой долг?

С тех пор как Стэнли начал подменять лекарство Мод на сахарин, он старался держаться с ней помягче: называл ее «ма» и не спорил, какую смотреть телепрограмму, хотя это было ему не по нутру. Но сейчас самообладание его подвело.

— Не лезьте не в свое дело, Мод Кинауэй. Это касается только нас с женой.

— Все, что касается Веры, касается и меня. Эти деньги она заработала своим трудом. Разве тебе не приходилось слышать про «Закон о собственности замужних женщин»? Принят парламентом в тысяча восемьсот семьдесят каком-то году. Уже более ста лет женщина имеет право на собственность.

— Вы, наверное, сидели на Галерее для женщин [4], когда принимался этот закон, — съязвил Стэнли. Кровь прилила к лицу Мод.

— Неужели ты так и будешь сидеть и позволишь ему говорить мне такие вещи, Вера?

Вера вовсе не сидела. Она моталась между столовой и кухней с тарелками.

— Я так привыкла к вашим перебранкам, — не совсем искренне сказала она, — что теперь просто не слышу их. Давайте за стол. Вы же хотите поесть и убрать до «Аллеи Августы»?

Обиженные и возмущенные, Мод и Стэнли уселись за стол. Ни один из них не ударил палец о палец за весь день, и их нерастраченная энергия проявлялась во взглядах и в том, с каким пылом они дружно набросились на еду. Вера съела лишь кусочек сосиски и немножко пюре. Последние дни она вообще ела плохо и начала даже подумывать, не права ли Мод, заявляя, что она на грани нервного срыва. За ночь она не успевала отдохнуть, и по утрам была такой же усталой, как и вечером. Визит тетушки Этель на бесконечно долгий уик-энд тоже не прибавит ей здоровья. Мод наверняка поднимет большую суету для ублажения лучшей подруги — чистая скатерть на стол каждый день, домашняя выпечка, потом, конечно, нужно будет приготовить комнату для гостей.

Мод, должно быть, угадала ее мысли (впрочем, она сама целый день не думала ни о чем другом), потому что, накладывая себе вторую порцию пюре, поинтересовалась:

— Ты уже сказала Стэнли?

— Когда бы я успела? Я и домой-то вернулась всего полчаса назад.

— А что она должна была мне сказать? — спросил Стэнли.

Мод проглотила две таблетки и скроила гримасу:

— У нас недолго поживет моя подруга Этель Карпентер.

— Что такое?

По правде сказать, Стэнли испытал огромное облегчение, услышав, что дело всего-навсего в этом. Ведь он ожидал объявления об отъезде Веры. Теперь, когда большая беда хотя бы на какое-то время отступила, меньшая привела его в ярость, он вскочил, отшвырнув назад стул, выпрямившись во весь свой рост в пять футов пять дюймов.

— Всего на два или три дня, — сказала Вера.

— Всего? Всего два или три дня? У меня и так неприятностей по горло — работы нет, покоя в собственном доме тоже нет, и вы говорите, я должен терпеть эту старую корову…

— Как ты смеешь! Как ты смеешь произносить бранные слова в моем присутствии! — Мод тоже вскочила на ноги, сжав палку в руке. — Этель приедет сюда — вот и весь сказ. Мы с Верой так решили, и ты не можешь нам помешать. Вера, если бы захотела, завтра же могла выставить тебя из дома в чем есть.

— А я, — зарычал Стэнли, придвинувшись к ее лицу, — мог бы сдать вас в богадельню. Я совсем не обязан терпеть ваше присутствие, и никто не в силах меня заставить.

— Преступник! — завопила Мод. — Уголовник! Свинья!

— Я отвечу тем же, Мод Кинауэй. Подлая старая ведьма! Злобная стерва!

— Ленивое, никудышное ничтожество!

Наблюдая за ними со своего места на кончике стола, Вера решила, что еще минута — и посыплются удары. Вера подумала, если они в самом деле передерутся, если даже поубивают друг друга, сама она останется такой же безвольной, бесплотной и опустошенной и не почувствует ничего, кроме холодного отчаяния. Вера поднялась с достоинством, какого они до этой минуты никогда в ней не замечали, и заговорила ровным, бесстрастным голосом, как Верховный судья: