Конечно же, только душой. Приходилось признавать, что телом и он сам уже не совсем тот рыцарь, которым когда-то был, – разве что только в глазах той же Энн. Видно, поэтому он то и дело обнаруживал, что начинает в них тонуть.
И все же у них с Шарон оставалось что вспомнить, и между ними сохранилась любовь, пусть даже и не в том виде, какой она была прежде. Мысль, что придется идти домой к семье после тайных любовных утех в служебном кабинете, заставила бы его испытывать…, ладно, не надо слов, он и так хорошо знал, что бы тогда почувствовал. Он уже достаточно об этом наразмышлялся во время неблизких поездок от авиабазы Эндрюз до своего дома после долгих вечеров, проведенных вместе с Энн за просмотром и правкой пресс-релизов. Он чувствовал бы себя проклятым Богом червяком – падшим, избегающим света и копошащимся в грязи, для того чтобы выжить.
Но даже если бы ему удалось справиться со всем этим чувством вины перед семьей, подобная связь была бы несправедливой по отношению к Энн. Она была очень хорошим человечком с ангельским сердцем. Увести ее за собой, дать надежду там, где ее не могло даже быть, привнести интимные отношения в ее собственную жизнь и жизнь ее сына – все это было бы несправедливо.
И все же, спрашивал себя Худ, несмотря на все это, ты же хочешь ее, ведь так? Может быть, именно поэтому у них с Шарон так сложно все было с постелью. Страсть, которая когда-то между ними возникала, теперь подменялась тем, что они оба по-прежнему охотно делали – чем-то новым и необычным каждый раз, когда они этим занимались.
Но, видит Бог, невесело подумал Худ, чего бы я только не дал хотя бы за одну ночь из тех, что когда-то у них были.
Отель “Альстер-Хоф” располагался между двумя впечатляющими по красоте городскими озерами. Правда, Худ, Столл и Херберт только-только успели разместиться и привести себя в порядок, как им снова пришлось спускаться вниз. Херберт лишь мельком глянул в окно, в то время как Столл быстро просканировал помещение на присутствие подслушивающих “жучков”.
– У нас потрясающий вид из окна, как он вам, а? – поинтересовался Херберт, пока они спускались в лифте. Он бессознательно покручивал в руках восемнадцатидюймовую резиновую дубинку, которую обычно крепил на всякий случай под левым подлокотником кресла. Кроме того, под правым он держал двухдюймовый складной нож. – Эти озера со множеством лодок напомнили мне Чесапикский залив.
– Они называются Бинненальстер и Ауссенальстер, – с готовностью подсказал им молодой немец-портье. – Внутреннее и Внешнее озера.
– В этом тоже есть смысл, – признал Херберт. Он вставил дубинку в защелки на подлокотнике. – Хотя я бы, наверно, назвал их Большим и Маленьким. Большое во сколько – раз в десять больше малого?
– Триста девяносто пять акров по сравнению с сорока пятью, – ответил ему юноша.
– Приблизительно я угадал, – сказал Херберт, в то время как лифт достиг этажа, где находился центральный холл. – Но все же, мне кажется, что мои названия были бы лучше. Отличить большое от малого всегда проще. А вот внешнее с внутренним можно и перепутать, особенно если не знаешь, какой конец города внутри, а какой снаружи.
– Возможно, вам стоит опустить записку в ящик для жалоб и предложений, – предложил портье и указал рукой. – Прямо вон там, рядом с почтовым.
Херберт посмотрел на юношу. То же самое сделал Худ, который не совсем понял: то ли парень подшучивает, то ли действительно хочет услужить. Немцы никогда не славились своим чувством юмора, хотя ему и рассказывали, что молодое поколение научилось сарказму, насмотревшись американских фильмов и телепередач.
– Может быть, я так и сделаю, – заявил Херберт, выкатывая кресло из лифта. Он оглянулся на Столла, согнувшегося под тяжестью своей заплечной сумки. – У вас при себе транслятор. Как это звучало бы по-немецки?
Столл набрал английские слова на клавиатуре карманного электронного переводчика. На жидкокристаллическом экране почти сразу же высветился перевод на немецкий.
– Похоже, их называли бы Гроссальстер и Кляйнальстер, – сообщил Столл.
– Не так чтобы слишком благозвучно? – засомневался Худ.
– Да, – согласился Херберт, – но знаете почему? Это чертовски не похоже на наши Филадельфию, Миссисипи или там запруда Дохлая Кошка, ручей Грязный Червяк…
– Мне наши как-то нравятся, – признался Столл. – Они создают некий образ.
– Да уж, но не совсем тот, который хотелось бы иметь на почтовой открытке, – По сути дела все, что вы найдете на каркасных стендах, которые можно покрутить в любом нашем универмаге, так это открытки с изображениями Главной улицы и старого здания школы и ничегошеньки больше.
– Я бы предпочел запруду и ручей, – вздохнул Столл. Пробираясь со спутниками через многолюдный холл гостиницы, Худ оглядывался по сторонам в поисках Мартина Ланга и заместителя министра иностранных дел Рихарда Хаузена. Встречаться с Хаузеном ему не доводилось, а вот новой встречи с немецким электронным магнатом он ждал с нетерпением. До этого они уже общались какое-то время в Лос-Анджелесе, когда город устраивал ужин для зарубежных участников конгресса по вопросам компьютеризации. Худ остался под впечатлением от теплоты, искренности и остроты ума Ланга. Тот хорошо относился к людям и отлично понимал, что, если его служащие не будут довольны, у него не будет никакой компании. Он никогда не проводил сокращений своего персонала. Трудные времена переживались за счет высочайшего уровня менеджмента, а не за счет подчиненных.
И когда пришло время оценить возможность осуществления родившегося в головах Майкла Роджерса и Мэтта Столла нового проекта по созданию регионального операционного центра, сокращенно РОЦа, Ланг был первым, кто пришел им на ум, чтобы решить вопросы с компьютерами, которые могли бы для этого понадобиться. Запатентованная его компанией разработка “Leuchtturm”, основанная на оптоволоконных технологиях, а поэтому и названная “маяком”, была легко приспосабливаемой, суперсовременной и дорогой. Впрочем, Худу было ясно, что, как и во всех делах с правительством, чтобы новый РОЦ был вообще построен, потребуется соблюсти тончайшее равновесие. Получить полумиллиардный бюджет через Конгресс было бы сложно при любых обстоятельствах, а тем более, если закупать оборудование у зарубежных компаний. В то же время Операционный центр столкнулся бы с сильнейшим противодействием со стороны других государств, если бы при создании региональных операционных центров в этих странах не использовал местные комплектующие.
В конечном счете все, по рассуждениям Худа, сводилось к двум моментам. Первым было то, что Германия вскоре станет ведущей державой в Европейском Сообществе. Возможность относительно свободно ввозить и вывозить мобильный разведывательный центр ставила США в положение, позволяющее следить за всем, что будет твориться в Европе. Конгрессу бы это понравилось. С другой стороны, корпорация Ланга “Hauptschlussel”, что означало “главный ключ”, согласилась бы прикупить у американских компаний многое из того, что ей понадобится для данного и для других проектов. Таким образом, изрядная часть денег осталась бы в Штатах.
Худ испытывал уверенность, что Ланга удастся уговорить. Вместе с Мэттом они собирались показать промышленнику кое-какие новые технические разработки, в осуществлении которых немцы наверняка захотели бы поучаствовать. Кое-что из того, на что натолкнулось небольшое научно-исследовательское конструкторское бюро Оперативного центра, когда занималось поисками способов проверки на защищенность высокоскоростных электронных цепей. Кроме того, что Ланг оставался порядочным человеком, он был еще и бизнесменом и патриотом. Зная все о деталях оборудования регионального центра и о его возможностях, ему удалось бы убедить свое правительство подписать соглашение о технических мерах по обеспечению национальной безопасности. После этого Худ смог бы обратиться за деньгами в Конгресс, подорвав позиции противников тем, что средства уйдут и в американскую промышленность тоже.