Стоял безоблачный июньский полдень, но женщины замка сидели дома. В своей комнате Норна Светлая в вышитом голубом платье из полотна работала за ткацким станком, на котором был натянут почти законченный гобелен с изображением Белого Христа, возвращающего зрение слепому ребенку; и рисунок, и качество ее работы поражали мастерством.

Мать Норны, хрупкая седая женщина с голубыми глазами, сидела рядом, вышивая круглый воротник для парадного верхнего платья без рукавов своей дочери. Поблизости трудились две швеи, еще одна служанка вязала, а в углу жужжала прялка. Работа не мешала женщинам без умолку болтать. Они горячо обсуждали затянувшееся путешествие ярла с дочерью в языческую Гренландию по миссионерским делам, во время которого они чуть не расстались с жизнью. На обратном пути домой штормы задержали их возвращение до наступления зимы. А весной оказалось столько хозяйственных забот, что всего десять дней назад Стагбранд и Вульфрик смогли наконец отправиться на север в столицу Норвегии Нидарос, чтобы донести конунгу Олаву печальные вести. Говорили они и о том, что не хотелось бы им видеть лицо великого сына Трюгви в тот момент, когда он выслушает рассказ ярла об унижении, которому подверг их Эрик Рыжий, и о его ужасном языческом проклятии.

Тут в комнату стремительно вбежал брат Норны, курчавый Корнак, взрослый мужчина по внешнему виду и еще совсем мальчик по годам. В одежде из грубой шерсти он нес на одном плече свернутый кольцами толстый канат, а на другом – шест с ловушкой для ловли птиц в воздухе.

– Меня ждут дружинники, чтобы отправиться на птичьи скалы, – сказал он. – Поскольку отец и Череподробитель в отъезде, я решил, что вам следует знать, где меня найти.

Мать улыбнулась:

– Ты поступил правильно, сын, ведь ты теперь наш единственный защитник, и тебе следует быть особенно осторожным, когда полезешь на скалы!

– Да, – окликнула брата Норна, так как Корнак уже собрался уйти. – Не веди себя так безрассудно, как раньше. Помни, ты – мой единственный брат, и, если ты сорвешься со скалы, сердце мое разобьется.

– Не бойся! – ответил юноша, тряхнув копной волос, и решительно направился к двери. – Я не собираюсь покидать вас.

Счастливая мать вздохнула, видя как ее дети любят друг друга.

Птичьи базары располагались на южных и западных склонах скалистого мыса, что выдавался в море почти на милю в северную сторону. Первые полчаса Корнак с дружинниками провели лежа на спине, загоняя в ловушки нападавших на них птиц, а потом начали собирать птичьи яйца, которым мудрая природа придала форму, предохранявшую их от скатывания с уступов скал. Для этого Корнаку нужно было спуститься вниз по склону, перевалив через седловину скалы.

Он уже приготовился к спуску, но случайно бросил взгляд в сторону моря. В одно мгновение мысли о птичьих яйцах вылетели у него из головы. От линии горизонта надвигались два зловещих облачка. Всего навсего крошечные паруса, но шетлендцам они могли грозить опасностью.

– Два военных корабля, – прошептал, напряженно вглядываясь, один из дружинников. – Видишь блеск позолоченного форштевня и щитов вдоль поручней?

– Это не христианские корабли, – объявил второй. – На одном парусе изображен молот Тора.

– А на другом – воин, скачущий на коне! – воскликнул третий.

– Это викинги! Идут на нас набегом! – крикнул Корнак. – Бегите по домам. Соберите всех мужчин с оружием и ждите меня у причала. Я сбегаю домой и предупрежу там всех!

В следующее мгновение юноша несся в сторону замка. Корнак так запыхался от бега, что не мог говорить и лишь молча потянул мать и сестру из зала ко входу в башню, успев только показать рукой в сторону моря.

– Викинги! Языческие разбойники! – воскликнула Норна.

Мать побледнела.

– А Стагбранда и воинов нет!

Как только по замку разнеслась эта жуткая весть, все обитатели сгрудились у амбразуры, чтобы взглянуть на приближающегося врага. Корнак схватил Норну за руку.

– Приведи соседей в замок и приготовьтесь к его обороне. Я спущусь к берегу и пришлю сюда служанок, а слугам раздам оружие!

– Да, мой брат. И не забудь, что я тоже могу взяться за лук.

Корнак кивнул. Мать удержала его за рукав.

– Обязательно вернись сюда до того, как причалят викинги.

Он снова молча кивнул и побежал вниз по склону. Норна быстро собрала вокруг себя женщин помоложе и наказала им предупредить всех в округе.

В открытом море у руля ближайшего из кораблей, вселивших ужас в сердца шетлендцев, стоял Лейв, счастливый, словно провожавшие их к берегу чайки-маевки, которые то погружались в волны, то высоко парили над ними. Сын Эрика вел свой собственный корабль и чувствовал, как сливается с ним в одно целое, душой которого был он сам. Легкость, с которой корабль преодолевал голубые валы и срезал пенные гребешки, скользил в зеленые глубины и вновь взмывал к вышине с изяществом чайки, то исчезающий, то вспыхивающий под солнцем блеск позолоченного носа, скрип уключин и плеск воды – все радовало его. К тому же они шли в набег на безбожных христиан. Красный бархатный плащ Лейва развевался на ветру. Новый шлем и кольчужные доспехи вспыхивали в лучах солнца, клонившегося к горизонту. Он отдавал четкие команды, и голос его звучал взволнованно. Сын Эрика упивался сладостью морского ветра.

Рядом с Лейвом на кормовой палубе стоял его побратим Ульв, нарядный, в новом зеленом плаще и в новом шлеме. Команды «вперед!» дожидались тридцать три молодца, все как на подбор, а были и такие, что стоили четырех. Слово «страх» было им неведомо. Лейв уже наслушался за время плавания хвастливых речей, что, дескать, какой бы суровой не была обстановка на море, они не спрячутся под палубный настил, и неважно, что шторм разгулялся, они все равно не ослабят парус.

С общего согласия команда выбрала Скульду своей покровительницей. И когда в начале похода парус на «Оседлавшем Бурю» наполнился ветром и все увидели на нем огромную фигуру богини, которую Лейв нарисовал в профиль, каждый поклялся биться так, чтобы заслужить ее благосклонность. И вот она здесь – несется на стремительном коне по парусному полю впереди мачты, волосы развеваются за спиной, а в руках – нацеленное вперед копье.

Такой и должна быть их богиня, оседлавшая бурю. Ха! Каким же он был глупцом, когда увидел в ней сходство с дочерью ярла. Конечно, обе они юны и прекрасны, но на этом их сходство кончается.

Ульв крикнул ему в ухо:

– Должно быть, это и есть гнездовище Стагбранда на том склоне горы.

Лейв вгляделся в приближающийся берег.

– Да, должно быть, но я вижу в гавани одни рыбацкие суда. Может, ярл уплыл на своем корабле?

– Если так, то твой отец будет вне себя от ярости после такого плавания, которое он предпринял ради того, чтобы убить ярла.

Лейв засмеялся.

– Лучше представь, в какой ярости будет конунг Олав, когда узнает о нашем ночном набеге.

Тут Лейв обнаружил, что в своем нетерпении намного опередил «Кусающего ветер». В поход их повел отец, и ему следовало бы попридержать свой корабль, а не вырываться вперед. Но так как «Кусающий ветер» с его огромным молотом Тора, готовым обрушиться на головы врагов с красного поля в центре паруса, тяжело пробивался сквозь темные морские валы, сильное желание Лейва первым подойти к берегу подсказало ему заманчивую идею.

– Может, устроим гонки? – крикнул он отцу, когда расстояние между кораблями сократилось.

– Чем быстрее доплывем, тем меньше времени будет у христиан на подготовку, – крикнул в ответ Эрик. – А что получит в награду победившая команда?

Ответ у Лейва был готов:

– Исключительное право на разграбление замка ярла.

– Согласен! – крикнул Эрик. – Как только корабли выровняются, начнем гонки.

Приняв на себя командование обоими кораблями, он отдавал приказы, пока не сравнялись их носы. Затем скомандовал:

– Все весла на воду! Навались!

Ощетинившиеся из-под шести десятков круглых щитов четыре ряда длинных, соперничающих между собой весел вспыхнули в лучах заходящего солнца. Под ритмичное гортанное пение и грубые окрики загребных шестьдесят крепких гребцов мчались наперегонки грабить замок, который хмуро смотрел со склона горы, торопились мародерствовать в поселении у ее подножия. Тяжело было выдержать такой темп, и победила молодость.