Лениво он листал историю болезни Кобер. Потом в третий раз вытащил снимок. Подержал на свету. Восемь снимков пациентки. Гомогенная печень занимала почти целиком один снимок. На следующем он увидел верхний полюс левой почки, ворота почки, выемку, куда входили и откуда выходили кровеносные сосуды. Потом… минуточку. А это что? А где же верхний полюс правой почки?

Быстро Шейн вернулся к заметкам, сделанным после первого обследования. Вот оно, подтверждение. У этой женщины только одна почка.

Шейн отложил историю болезни и откинулся на спинку кресла. На первый взгляд — ничего особенного. На самом деле — как раз наоборот. Как и многие лекарства, соединение Q очищалось почками. Поскольку одной не было, значит, Кобер получила больше лекарства, чем другие. А не меньше. И, если бы оно оказалось таким токсичным, как они решили, она умерла бы раньше других.

Он закинул руки за голову и закрыл глаза. Начиналось самое интересное.

Он еще не мог сформулировать ответ, но близко подходил к этому.

Логан проснулся, как от толчка. Телефон прозвенел у самого уха. В темноте он нащупал трубку.

— Боже мой, Рубен, дай же поспать. Который час?

Но на другом конце провода стояла тишина.

— Рубен?

И он услышал, как кто-то повесил трубку.

Сон ушел. Он набрал номер Переса и разбудил друга.

— Дэн? — прохрипел тот сонным голосом. — Ты вернулся?

— Очень поздно.

— А чего ты только сейчас звонишь?

— Рубен, слушай, творится что-то странное. — Неожиданно пришла мысль: а если телефон прослушивается? — Подожди, сиди на месте.

— А куда я денусь?

Логан швырнул трубку, побросал веши в дорожную сумку и выскочил за дверь.

— Рубен? — повторил он через десять минут из телефона — автомата.

— Логан, ты отравляешь мне жизнь.

— Сиди дома, я еду.

Он вскочил в отходящий поезд и поехал через Канал-стрит вместе с первыми утренними пассажирами, отгородившись от них газетой «Нью-Йорк таймс».

Поездка до 201-й улицы заняла у него не меньше получаса. Еще не было семи, когда он нажал на кнопку звонка в доме Переса и снова разбудил его.

— Слушай, Рубен, мне, конечно, жаль, — он глядел на друга, стоя в маленькой гостиной, — я знаю, какой это напряг для тебя.

В дальнем углу скреблись крысы в клетках. Недельные опухоли были видны даже с того места, где стоял Логан. Через несколько дней они должны ввести им лекарство. Перес в банном халате сидел в кресле и смешно тер глаза ладонями.

— Ну, что теперь?

Коротко Логан рассказал ему, что было в Вашингтоне.

Рубена беспокоил резкий эмоциональный спад Логана, происшедший буквально за два дня.

— Слушай, Дэн, — сказал он мягко, когда тот закончил, — я просто хочу, чтобы ты подумал, что такое ты говоришь. Ты только вдумайся. — Он помолчал, подыскивая слова. — Смотри, я тебя выслушал. То, что тебе наплела подружка Рестона, тебя испугало. Но вспомни, в каком она состоянии. Парень, которого она любила, покончил с собой.

Логан затряс головой.

— Нет-нет, ты не знаешь этих людей, Рубен.

— Так это же, черт побери, Американский институт рака, Дэн! Они ничего такого не делают. — Он умоляюще протянул ему руку. — Неужели ты не понимаешь, что натворил? Ты избил Сефа Шейна!

— Потому что он часть их. И такая же змея, как и все они.

Парень явно нуждался в помощи, лучше всего психотерапевта.

— Слушай… — Рубен со вздохом поднялся, — мне надо собираться на работу. И, кстати, тебе тоже.

— Не думаю, Рубен. Сегодня нет.

— Бог ты мой, Логан! Тебе же нужна эта работа! Даже у Северсона может лопнуть терпение.

Но Логан сидел как пришитый.

— Ты не против, если я останусь у тебя? Ну просто на несколько дней?

Перес исчез в спальне и вернулся с ключами.

Бросил их Логану.

— Твое дело. А шмотки?

Логан кивнул в сторону дорожной сумки.

— Я спешил, но прихватил кое-что.

— Старик, у тебя нет других друзей? — Рубен устало покачал головой. — Давай ключи от твоего дома. Я заскочу после работы, возьму все необходимое.

Прошло полчаса, как ушел Перес, и Логан решился. Пошарив в кармане пиджака, он не нашел листка бумаги со своими вчерашними записями. Но здесь есть телефонная книга. Форсшайм Г., 802, Запад, 190-я улица. Отсюда одиннадцать кварталов.

Логан принял душ, переоделся в джинсы и рубашку с короткими рукавами и решил пешком спуститься вниз по Бродвею, затем подняться по пологому склону. Он увидел здание в двенадцать этажей, напротив старый дом. Имена на пластинке у входа отражали, как менялось лицо микрорайона. Почти поровну немецких евреев и испанцев и лишь пара русских.

Форсшайм, квартира 3С. Он нажал на кнопку звонка, подождал.

— Да?

— Мисс Форсшайм?

— Да.

И что дальше?

— Меня зовут доктор Даниэл Логан. Я знаю, это может странно звучать, но я ищу…

— Пардон?

Чувствуя себя дураком, он закричал:

— Я пытаюсь найти одного человека по имени Накано…

Он услышал, как положили трубку и выключился домофон.

— Черт, — пробормотал он и скова нажал на кнопку. Еще раз. И еще.

Какая-то дама — обитательница дома, наблюдая за ним и слыша его бормотание, торопливо вставила ключ и быстренько скрылась за дверью из зеркального стекла, позаботившись, чтобы никто за ней не прошмыгнул.

— Черт побери! — сказал Логан громко и готов был уже уйти, как через стекло увидел открывшуюся дверь лифта.

К нему шла женщина лет шестидесяти с небольшим, в мешковатом домашнем платье, но такая красивая, каких он никогда раньше не видел. Смоляные блестящие волосы, гладкое лицо, черные, слегка раскосые глаза. Когда она подошла ближе, он вгляделся внимательно в эти удивительно яркие глаза.

Дэн понял все еще до того, как она открыла дверь.

— Он был моим отцом.

Через двадцать минут Логан сидел на стареньком потертом диване, перед ним на низком столике стояла чашка чая, а она рассказывала историю своей жизни. Ей было года два, когда она приехала в Америку с тетей и дядей, младшим братом матери. Предполагалось, что ее родители приедут позже.

— Но родители мамы, мои бабушка и дедушка, были слишком старенькие и не захотели ехать. И с ними кто-то должен был остаться. Я думаю, они не ждали ничего ужасного — ведь мой отец не еврей.

— И потому не так опасно оставаться?

— По-моему, никто и не думал, что может все так плохо обернуться.

Казалось, она вот-вот заплачет.

— Но мне в общем-то повезло. У меня были тетя и дядя. Они меня удочерили, и я не осталась одна.

Тетя умерла в прошлом году, я ухаживала за ней до последнего дня.

Логан оглядел комнату: занавески на окнах, много домашних растений, фотографии в рамках. Его взгляд задержался на маленьком портрете в металлическом обрамлении на подоконнике. Человек восточного типа, в очках, лицо серьезное.

— Это он?

— Да. — Женщина улыбнулась. — У меня есть и другие снимки, где он не такой строгий. А на одном он даже играет со мной. Когда стало ясно, что они не смогут выехать, они прислали альбом.

— Он был очень одаренный человек, — сказал Логан, пытаясь направить беседу в нужное русло.

— А вы хотите посмотреть фотографии?

— Конечно.

— Я держу их прямо здесь. — Она потянулась к полке и взяла альбом в выцветшем тканевом переплете.

Едва открыв его, Логан сразу же перенесся в другое время, во Франкфурт догитлеровской Германии. Утраченный мир служил фоном для многих черно-белых кадров. Маленькие изящные магазинчики, ухоженные скверы, мирные улицы. На первом плане — молодая семья. Иногда Микио Накано снимался в строгом костюме, деловой и серьезный, иногда — озорной и простодушный. А женщина, сидевшая сейчас перед Логаном, была упитанным младенцем. И еще — смугловатая хорошенькая молодая женщина.

— А как звали вашу маму?

— Эмма. Правда, красивое имя?

Было ясно, что для нее это важно до сих пор.