Левитт играл с огнем. И Логан это понимал. Действительно ли он может ее отпустить? Или просто убежден, что они блефуют?

Все верно. Почти тут же Роджер пошел на попятную.

— Я не имею в виду это. Нет, ничего подобного. Тот человек, мой кузен, и мы с ним просто поговорили.

Левитт холодно смотрел на него.

— Я повторяю. Вы можете выбирать. Вам известны наши правила. А теперь мне нужно к другим пациентам.

Он повернулся и направился к выходу. Логан за ним.

— Доктор!

Они повернулись. Глаза Рочелл повлажнели.

— А вы могли бы зайти ко мне позднее? — Она была похожа на девочку. — Может быть, завтра? Я бы просто хотела вас кое о чем спросить.

Он кивнул.

— Конечно.

Как только они вышли в коридор, Левитт сцепил руки.

— Понял? — добавил он, широко улыбаясь. — Ведь это ты скоро пойдешь к ней.

Злокачественные клетки уже исчислялись десятками миллионов. Мигрируя из груди, они успешно осваивали новую среду. Они прекрасно приспосабливались в костном инфильтрате.

Она изо всех сил старалась не обращать внимания на ноющую боль. Она терпела. Она годами утверждала, что у нее нет никакой болезни. Но тиленол в ящике ее стола все же лежал, принося временное облегчение.

Болезнь развивалась. Злокачественные клетки вели себя не так, как нормальные. Каждая из них становилась профессиональным убийцей, поглощала питательные вещества, необходимые для жизни здоровых клеток. И тем самым выказывала презрение к физиологическому равновесию, необходимому для организма. Опухоль появлялась каждые три недели. Каждое новое поколение злокачественных клеток становилось еще агрессивнее.

Муж знал ее лучше, чем кто-либо еще. Перед сном он замечал, к сожалению, не впервые, что она все время трет поясницу. И, отмахиваясь от ее самоуверенности, он все же настаивал на том, чтобы показаться врачу.

Логан в ту ночь почти не спал, но это его мало беспокоило. Подоткнув под себя подушки, он сидел в кровати среди кучи блокнотов, пил черный кофе из кофейной чашки, некогда подаренной подружкой. На чашке красовались фотографии докторов Франкенштейна, Килдера, Менгеле и было написано: «Медицина — стра-а-анный бизнес». Он так увлекся записями, что почти до зари не смотрел на часы.

Это непростое задание надо выполнить во что бы то ни стало. Описания исследований, ведущихся в институте, не просто захватывали, они вдохновляли. Вот главное, что происходит в АИРе, а не стычки между сотрудниками, бюрократия или другие маневры. Такое есть везде, но только здесь можно заниматься увлекательнейшей работой.

Протоколы — душа и сердце института, его сущность и предмет гордости. Для молодого врача, изучившего записи, это шанс познакомиться с работами величайших умов в этой сфере, открывших перед ним будущее раковой медицины.

Все тридцать шесть протоколов, страниц по двадцать пять каждый, были полны непонятных терминов, скрытого подтекста, которые могли бы свести с ума неспециалиста. Но для Дэна каждый протокол — героическая детективная история. Потому что в каждом предлагался новый подход к лечению древней таинственной болезни: внушающая доверие теория роста и мутации злокачественных клеток, смелые гипотезы о том, как то или иное лекарство способно подействовать даже в, казалось бы, полностью безнадежных случаях.

Логан не удивлялся количеству экспериментов, проведенных против злокачественных опухолей в лабораторных условиях или на трупах. Он был готов и к тому, что возникнет множество проблем, остававшихся почти в каждом случае и в основном связанных с токсичностью. Примерно треть исследований концентрировалась на том, как нацелиться на клетки опухоли, чтобы не затронуть окружающие здоровые. Его несколько смущало то обстоятельство, что он никак не мог вычислить, сколько же наиболее эффективных лекарств стало известно ученым в течение десятилетий. Сотни тысяч вполне доступных соединений, их число росло день ото дня, но их потенциал так и не был определен, не говоря уж о том, чтобы он был использован. Во всяком случае, на сегодня все это оставалось тайной за семью печатями.

Логан настолько увлекся, что уже обдумывал, как производить отбор пациентов, какие методы лечения использовать, как строить статистический анализ. За холодными цифрами он видел реальных людей и понимал — увеличение числа выживших даже на несколько процентов будет означать благополучие множества семей.

Наутро Рестон увидел, как Логан бодро шагал к административному зданию.

— С кем это ты спал?

Логан рассмеялся.

— У меня теперь такое ощущение, что я ни с кем не смогу спать очень долго, по крайней мере, до тех пор, пока не найду кого-то, кто случайно знает метод лечения болезни Ходкина.

— А, значит, ты прочитал протоколы…

Логан кивнул.

— Боже мой, какую же здесь делают работу!

— Да, — улыбнулся Рестон. — Ты удивлен?

— Я хочу сказать, что когда читал, то все время думал: какого черта, для чего я нужен этим людям?

— Только вчера Ларсен поведал нам всем об этой отвратительной работе. — Джон фыркнул. — Ну не пудри мне мозги ложной скромностью. Ты думаешь о том, о чем и я: скоро ли я сам смогу писать такие протоколы?

Логан улыбнулся.

— Я? Да я смиренный младший сотрудник и знаю свое место.

— Черта с два!

— Ну, по крайней мере, для публики. — Он огляделся, вестибюль был битком набит народом. — Послушай, серьезно, такие разговоры не приведут нас ни к чему хорошему. Всем известны наши амбиции. Амбиции — одна из причин, почему они нас и пригласили сюда.

— Ну, может, контролируемыеамбиции. Они могут послужить делу.

Рестон кивнул.

— Ты прав. Но первоначально, — он понизил голос, — необходимо выяснить, кого из старших стоит попробовать сделать своим крестным отцом.

— Рестон, по-моему, ты выжил из ума.

— А ты слепой, глухой, немой или прикидываешься? Думаешь, ты сумеешь разобраться сам?

Логан покачал головой.

— Нет. Я — нет. Я держусь подальше от всего этого. Я хочу со всеми остаться в хороших отношениях.

— Это невозможно. Поверь. Они нас оценивают, изучают, а мы их. Каждый из них присматривается, из кого сколотить для себя бригаду получше.

— Прекрасно, — раздраженно бросил Логан. — И кого ты хочешь?

— Я? Маркелла. А почему не ухватиться за главного?

Они оба рассмеялись — ну что такого на их счету, чтобы положить глаз на августейшего директора АИРа?

— Доброе утро, джентльмены.

Они обернулись. И почувствовали себя неловко — перед ними стоял Грегори Стиллман, держа под мышкой мотоциклетный шлем. Что он слышал из их разговора? Блуждающая полуулыбка не говорила ни о чем.

— Здравствуйте, доктор Стиллман.

— Рад вас снова видеть, сэр.

— Логан и Рестон, не так ли? Клермонтские близнецы.

— Вообше-то, сэр, — сказал Дэн, — там мы были едва знакомы.

— Не обращайте на меня внимания, просто у меня такая игра, чтобы запомнить имена. Испытываю на практике кое-что из того, что почерпнул из книги по тренировке памяти. — Он слегка сощурился. — Я хотел бы знать каждого младшего сотрудника лично. Скажите, у вас есть минута прямо сейчас?

Оба молодых врача обменялись быстрым взглядом. Логан прекрасно понимал, что Шейн воспримет это как предательство, и он также подозревал, что Стиллман именно этого и хочет. Рестон быстро решил за обоих.

— Конечно, мы собрались что-нибудь перехватить в кафетерии.

Через десять минут они сидели в офисе Стиллмана и слушали рассказ о его головокружительной карьере в АИРе. Пятнадцать лет назад, как он беспечно заметил, он тоже был таким же младшим сотрудником-первогодком.

— Сегодня восемнадцать человек работают на меня. — Он улыбнулся. — Собираюсь довести их количество до тридцати. В последнее время мы, к счастью, привлекли значительные фонды для финансирования работы по раку груди.

Блестящая карьера Стиллмана, как уже хорошо знали молодые люди, была построена на том, что он первый начал работу в области теории молекулярного источника страшной болезни. И, пока предыдущие исследователи сосредоточились на хирургическом вмешательстве и химиотерапии, Стиллман нацелился на источник болезни. Он исследовал возможные отклонения от нормы в молекулах ДНК, изучал, каких протеинов в опухолях груди избыток, а каких нет вовсе, состав химических веществ внутри раковых клеток, способных самовоспроизводиться с такой смертоносной эффективностью.