Шварц задумался.

— Сегодня в Москве очень холодно, — сказал Королев после долгой паузы. Теперь он был абсолютно уверен, что Шварц знал убитую девушку.

— Да. По правде говоря, я приехал неподготовленным. Я решил, что в этом году не попаду в зиму, но она пришла неожиданно рано.

Шварц внимательно посмотрел на Королева, и тот отвел глаза в сторону, чтобы не выдать своих подозрений.

— Вам наверняка известно, что я американский гражданин.

— Да, конечно, — удивленно сказал Королев.

— Я приезжаю сюда дважды в год, чтобы покупать у советского государства предметы исторической и художественной ценности. Вам ведь известно об этом?

— Да. Просто, кроме государства, вам их никто не продаст.

В ответ на это Шварц улыбнулся.

— Наверное, вы правы. Во всяком случае, я плачу в твердой валюте. И очень большие суммы. Я сотрудничаю с Комиссариатом внутренних дел. Ваша милиция ведь тоже относится к этому ведомству?

— Совершенно верно.

— Что ж, думаю, я знаю, кто эта девушка. И назову вам ее имя здесь, пока мы на улице, без свидетелей и прослушки. Но запомните, что я буду отрицать все, если вы попросите подтвердить эту информацию официально. Иными словами, я хочу знать, могу ли рассчитывать на конфиденциальность. Конечно, я могу сделать один телефонный звонок, и вам прикажут больше меня не беспокоить, но я действительно хочу помочь. Если речь о той девушке, на которую я думаю, я готов содействовать следствию. Она была прекрасным человеком. Хотя я не был хорошо с ней знаком, но она точно не заслужила такой смерти, как вы описали. Что скажете?

Королев согласно кивнул.

— Расскажите, пожалуйста, что вам известно, мистер Шварц. Не для протокола. Я не буду заносить это в дело.

Он протянул руку, чтобы скрепить договор рукопожатием. Шварц пожал ее.

— Во-первых, зовите меня просто Джеком.

Королев кивнул, хотя и подумал, что это будет чересчур фамильярно, учитывая, что они видят друг друга впервые. Однако, похоже, правила приличия в Америке отличались от советских. Похоже, капиталисты не особенно заботились о благовоспитанности и хороших манерах. Им было далеко до культурного уровня советских граждан.

— Как скажете, Джек. Тогда и вы зовите меня просто Алексеем.

Собственные слова показались капитану странными, но в сложившейся ситуации следовало принимать предложенные правила. Американец взглянул на часы, и Королеву показалось, что он передумал. Но Шварц вопросительно посмотрел на него, обреченно вздохнул и сказал:

— Я думаю, что девушку звали Нэнси Долан. Она американка.

— Нэнси Долан? — удивленно переспросил Королев. Он видел документы Мэри Смитсон, и лицо на фотографии было явно похожим на лицо убитой.

— Да, Нэнси Долан. Во всяком случае, именно так она представилась, когда я виделся с ней последний раз. Смотрите, как это работает. Во время визитов сюда я представляю разных клиентов — это могут быть галереи, музеи, отдельные коллекционеры. Но есть и другая категория клиентов. Ваши люди знают, что на них я тоже работаю. А этим моим клиентам известно, у кого я покупаю. Но обе стороны, мягко говоря, не хотят афишировать подобное сотрудничество.

— Простите, но я, похоже, не совсем понимаю, о чем вы говорите.

— Я представляю интересы эмигрантов, бывших дворян, а также работаю на православную церковь. Вы ведь на это намекали, когда сказали об иконах? — Королев кивнул, хотя, откровенно говоря, для него сказанное американцем стало открытием. — Иногда клиенты отправляют меня сюда разыскивать конкретный предмет, потому что знают, что он находится здесь. Фамильные драгоценности, картины, дорогие украшения… Советская власть готова их продать, если знает, что покупатель заплатит много и будет хранить сделку в секрете. С церковью все обстоит немного по-другому. Они ищут предметы религиозной значимости: иконы, реликвии, книги, церковную утварь. Я сообщаю им, что есть у вашей власти, а они мне дают соответствующие инструкции. Но церковники редко отправляют меня за чем-то конкретным. Вы понимаете?

Все, что рассказывал американец, в общем-то не особенно отличалось от того, что сообщил Грегорин, поэтому Королев утвердительно кивнул головой, хотя, если честно, он был удивлен тем, что государство продавало предметы искусства и прочие ценности бывшим поработителям советского народа.

— Отлично. Так вот, я уже сказал, что часто приезжаю без конкретного задания от церкви. Но в этот раз все было по-другому. У НКВД есть одна икона — во всяком случае, так сообщил один церковный источник, — и представители западной православной церкви хотят ее приобрести. Очень хотят. И я полагаю, что Нэнси Долан искала здесь эту икону.

Королев пытался обдумать информацию. Что же это за икона, ради которой убили двоих человек?

— Расскажите мне, пожалуйста, об иконе, Джек, — попросил он, пересилив себя и обращаясь к американцу по имени.

— Не могу. Я бы хотел помочь вам, но это закрытая информация. Могу сказать одно: это очень важная и значимая для церкви икона.

— Чудотворная?

— Неплохая догадка. Однако я больше ничего не могу вам сообщить — кроме того, что я готов заплатить за нее бешеные деньги, если это не подделка. Но мои источники пока не подтвердили, что икона действительно находится здесь. Хотя, насколько мне известно, в определенных кругах о ней ходят слухи. Я передал местному контактному лицу, что готов заплатить за нее живые деньги. Меня спросили сколько. Я назвал цифру — очень большую цифру! — и мне ответили, что предложение интересное и его примут во внимание. Хотя мне кажется, что это пустая затея.

— Но как со всем этим была связана Нэнси Долан?

Шварц помедлил с ответом и тяжело вздохнул.

— Когда я пришел обсудить размер своих комиссионных с представителями церкви в Штатах, именно она открыла мне дверь. Тогда я успел лишь заметить, что это симпатичная девушка. Потом я встретил ее в Берлине десять дней назад. Она садилась на поезд до Москвы, как и я. Не уверен, узнала ли она меня. Я тоже не подал виду, что мы раньше виделись. Знаете, лишняя огласка мне ни к чему. Но мы с ней столкнулись в вагоне-ресторане — оказались за одним столиком. Так и проболтали почти всю дорогу. Я точно могу сказать, что это была именно та девушка, которую я встретил еще в Америке. Я знаю, что ее зовут не Нэнси Долан, потому что там она отлично говорила по-русски, как будто это был ее родной язык. Но в поезде она знала по-русски только «пожалста» и «спасибо». Мы хорошо провели время, и я пригласил ее зайти в «Метрополь», если будет время. Ей нравился джаз, а где его еще послушаешь в Москве, как не в «Метрополе»? Три дня назад она мне позвонила.

— Что она хотела?

— Не знаю. Разговор длился всего лишь полминуты. Она успела только сказать, что хочет заскочить в гости. Я сказал, что она может приходить когда угодно, и с тех пор больше о ней не слышал.

— Три дня назад… Она сказала, где остановилась? И вообще что-то еще о себе сообщила?

— Ничего. Как я уже сказал, разговор был коротким.

— Вам известна официальная цель ее визита?

— Она приехала в качестве туристки. Тур организовывала советская сторона — кажется, «Интурист».

Королев достал записную книжку, но тут же убрал ее назад. Шварц благодарно кивнул.

— Благодарю вас. Мне бы не хотелось, чтобы вы записывали то, что я рассказал.

— Я понял. Она не говорила, с кем собирается здесь встречаться? Вспомните, о чем она рассказывала в поезде. Любая деталь, которую вы сообщите, может быть важной, Джек.

Он никак не мог привыкнуть к тому, что нужно называть Шварца по имени. Ему это казалось противоестественным.

— Она говорила, что какие-то ее друзья работают в московском Коминтерне. Но я не помню имен и где они останавливались. Полагаю, они тоже американцы.

— Что-нибудь еще?

— Вроде нет. Вы не поверите, но мы почти всю дорогу обсуждали мировой кубок. Я смотрел финальную игру — «Янки» против «Гигантов». Она была фанаткой «Янки».

— Мировой кубок?