— Я пытаюсь помочь.

— Это лишнее, — не останавливаясь, бросила она.

— Сегодня я бегло осмотрел ферму. Похоже, помощь тебе не помешает, — негромко заметил он.

Эти слова пригвоздили ее к месту. Она медленно повернулась и посмотрела ему в лицо:

— Вот, значит, как ты заговорил. Где же ты раньше был, мистер Перекатиполе?

Улыбка сбежала с его лица.

Колин не стала слушать свой внутренний голос, убеждавший ее не вмешиваться. Ее глаза засверкали от гнева, когда она продолжила:

— Пока ты был у черта на куличках, некоторые, в отличие от тебя, вкалывали! Хотя, между прочим, это не мое наследство.

Его глаза сузились. Он надвинулся на нее настолько, насколько позволял ее живот. Склонившись над ней, Эймон отчетливо произнес:

— У черта на куличках я еще не был, но, если бы знал, в каком плачевном состоянии находится ферма, я бы, не раздумывая, помог, ведь она так много значила для моего отца. Но я не знал всего состояния дел, потому что отец ни разу об этом не упомянул. Я бы сделал все что угодно, стоило ему только меня попросить.

Колин задрала подбородок, чтобы видеть перед собой не его губы, а глаза. В ответ на его близость ее пульс участился, а сердце стучало, как паровой молот. Но видеть его глаза так близко от себя также превратилось в испытание, потому что вокруг зрачка она заметила золотистые искорки, которые сейчас гневно вспыхивали. Это только подлило масло в огонь.

— Я говорила не о деньгах. Нам бы не помешала некоторая сумма, но все-таки деньги не главное. Главное то, что значила эта ферма для наших отцов. Они вложили в нее свою душу, а ты хочешь откупиться деньгами. К тому же не денег ждал от тебя твой отец.

— В данном случае ожидать от меня любви было бы, по меньшей мере, глупо, а вот от денег проку было бы несравненно больше. Миром правят не любовь, а деньги. — Он саркастически улыбнулся.

— Это я знаю. — Ее улыбка могла поспорить с его.

Колин повернулась, чтобы уйти, но он схватил ее за руку. Его хватка была сильной, хотя и не причиняла особой боли, поэтому о том, чтобы вырвать свою руку, не было и речи. Она посмотрела ему в глаза и Многозначительно кивнула вниз.

Неожиданно давление его пальцев ослабло, и, поглаживая ее запястье, он мягко спросил:

— Почему ты так настойчиво отвергаешь мою помощь? Я же предлагаю ее, только пока я здесь.

— Вот именно, пока ты здесь. — Она выдернула свою руку, потирая горевшую кожу, словно это могло помочь стереть его прикосновение. — Уж лучше я как-нибудь справлюсь сама, чтобы не привыкнуть. Я уже давно взрослая, а как работать на ферме, знаю чуть ли не с пеленок. Спасибо, конечно, за помощь, но я в ней просто не нуждаюсь.

Она сделала два шага вперед, и никто ее больше не удерживал. Затем за ее спиной прозвучал низкий голос:

— Ты можешь отказываться от моей помощи, но ты тем не менее ее получишь.

— Ты опять? — не оборачиваясь, спросила она.

— Да, опять. Потому что ты настолько упряма, что не хочешь признаться даже самой себе, что помощь тебе необходима. К счастью, я это понимаю. Кстати, сегодня утром я наткнулся на твои вещи в одной из спален. Странно только, почему тебя там не оказалось. Ты меня избегаешь?

Она не слышала, как он подошел, и потому вздрогнула от вопроса, который раздался почти над самым ее ухом.

— На самом деле раньше я жила в гостевом домике, но после того, как там был сделан ремонт, я его сдаю. Я спала в комнате над конюшней.

— Понятно. Но это не объясняет, почему ты не ночевала в доме.

— Потому что, раз уж ты здесь, дом твой. И я не избегала тебя. Я просто уважаю твое право собственности и право на личную жизнь.

— Судя по вещам, ты также привыкла считать этот дом своим. Учитывая, сколько времени я отсутствовал, ты имеешь на это полное право. Я не хочу показаться неблагодарным и невежливым хозяином.

— На самом деле я переехала туда только потому, что твой отец не был так здоров, как раньше. Я посчитала, что будет лучше, если я буду жить рядом, чтобы помочь ему, если ему вдруг станет плохо.

— Он был так слаб? — Эймон нахмурился.

— Да, но он был так упрям и горд, что отказывался сообщать тебе об этом. — Она повернулась к нему, и их взгляды скрестились. — Ты не должен винить в этом себя.

Ее живот был между ними. Эймон опустил глаза, прикрыв их почти девичьими ресницами, скрывая от нее свои мысли. Затем он посмотрел на нее испытующим взглядом, словно что-то пытаясь найти в ее лице.

— Не важно, по какой причине ты жила в доме. Я хочу, чтобы ты вернулась к себе, и помогу тебе, когда родится ребенок. Можешь даже не спорить, — опередил он ее. — Я сделаю так, как сказал.

Она все-таки открыла рот, чтобы возразить, но он приложил пальцы к ее губам и сказал:

— Меня не было здесь, когда мой отец нуждался во мне, но ты была с ним. Я хочу хоть немного отблагодарить тебя за твою доброту и участие. Так что, пока я здесь, учись принимать мою помощь.

Не сказав больше ни слова, он повернулся и стал стремительно удаляться. Она смотрела ему вслед, и ее горло сжимали тиски. Сердце заныло в груди. Как же он не прав! Она не может принять его помощь! Может, слова, сказанные им в горячке в их последнюю встречу с отцом, и подкосили его, но именно она стала причиной его смерти.

Пусть даже косвенной причиной.

Как бы отчаянно она ни нуждалась в помощи, она не может принять ее от Эймона. Как она посмотрит ему в глаза, когда он узнает правду? Вряд ли он будет так добр к ней, когда выяснится, что ферма его отца, которая составляла смысл и цель его жизни, именно ей обязана этим упадком. Она ведь даже не может позволить себе нанять сезонных работников. Это ее вина, и она обязана справиться с этим сама.

Скорей бы родился ребенок! Это развяжет ей руки, и тогда она наконец-то сможет посвятить ферме себя всю.

И скорей бы уехал Эймон, вернулся в свой мир богатых и знаменитых, где ей не место. Как ни была бы она счастлива только от одного его присутствия, это ни к чему хорошему не приведет. Она не сможет думать о делах, если повсюду ей будет встречаться ее первая и, наверное, единственная любовь ее жизни.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

— Ну, и на сколько ты планируешь там задержаться? Хотя бы приблизительно.

Эймон прижал трубку к уху плечом, не отрывая взгляд от экрана лэптопа.

— Пока не знаю, Пит. Здесь не все так просто, как я думал.

— И здесь тоже уже не все так просто. Марси бесится оттого, что я так много работаю. К твоему приезду я снова могу стать холостяком, потому что она грозится, что подаст на развод.

— Ничего страшного, — хмыкнул Эймон. — Все равно все это время я не мог понять, почему она вышла за тебя замуж.

— Я тоже не знаю. Но так получилось, что мне понравилось быть женатым мужчиной.

— Давай, давай. Не все же мне одному работать.

В трубке раздался густой сочный смех. Эймон улыбнулся. Им было обоим отлично известно, что Эймону сказочно повезло, когда великодушный гигант Пит, ирландец в четвертом поколении, взял его под свое крыло и он не затерялся в огромном городе, как многие другие провинциалы до него. Как нельзя кстати пригодились связи и опыт Пита, когда он начал свое собственное восхождение на Олимп делового мира.

— Ну, как твои дела? — посерьезнев, спросил Пит.

— Нормально. Я так думаю, — помолчав, ответил Эймон.

— Да, узнать о том, что твой отец уже похоронен... Такого врагу не пожелаешь, — сочувственно произнес его друг.

Это точно. Он-то думал, что у него еще есть время. Редкие поначалу телефонные звонки становились все чаще, и в нем продолжала жить надежда, что однажды он вернется к отцу с оливковой ветвью в руках. Вместо этого в его руках оказался похоронный венок, когда его отец уже несколько недель лежал в земле. Сознание собственной вины было невыносимым.

— У меня есть пара незаконченных дел. Со мной все будет в порядке. Не стоит волноваться.

— Я надеюсь. Но крайней мере, на то, что атмосфера родного дома благотворно на тебя подействует. Ты слишком много работаешь.