— Сводничает? — ухмыльнулся Нэйлор.

— Прекратите, мистер Карделл, — раздраженно проговорила Ромилли.

— Но вы-то не стали со мной любезнее, несмотря на похвальное намерение доказать Элеонор необоснованность ее мнения в отношении вашего мужененавистничества.

— Не пойму только, для чего я все это вам говорю, — озадаченно произнесла девушка, ставя кофейник на поднос с чашками.

— Чем Элеонор объяснила свое беспокойство? — прямо спросил Нэйлор.

— Я слишком легко расстаюсь, — прямо ответила Ромилли.

— Это действительно так?

— Да.

— А вас это не тревожит?

— Нисколько, — возразила девушка. — Не о чем печалиться. Наоборот, я очень благодарна обстоятельствам, которые позволили проявиться истинным качествам тех, с кем мне доводилось встречаться.

— Сколько вам лет?

— К делу это не имеет отношения, — раздраженно парировала Ромилли.

— Вы были помолвлены?

— Никогда! — категорически возразила она.

— Из-за неудачного брака ваших родителей?

— Это не та тема, которую я стала бы с вами обсуждать, мистер Карделл, — официально объявила Ромилли. — И подозреваю, вы с безрассудством вторгаетесь в сферы, недоступные вашему пониманию, будь то неудачи в браке или внутренний мир незнакомого человека. Что вам вообще обо мне известно?

— Только то, что ваша мама волнуется о вас небезосновательно.

— Тема исчерпана! — резко объявила Ромилли и взяла в руки поднос с кофе.

С подносом в руках Ромилли нашла Элеонор и Льюиса Селби в мастерской. Она поставила кофе на небольшой столик и подошла к Льюису, который в этот момент разглядывал наброски, сделанные Элеонор за последнее время.

Нэйлор, не привлекая к себе внимания, подошел к стене, вдоль которой были выставлены незаконченные живописные полотна. Когда Ромилли повернула голову в его сторону, протестовать было поздно. Нэйлор уже долгое время с нескрываемым интересом втихаря разглядывал портрет. Портрет, который Элеонор писала с обнаженной дочери…

Насколько естественно Ромилли чувствовала себя, позируя обнаженной, настолько неловко ей было теперь, когда малознакомый мужчина с интересом всматривался в картину.

Тело Ромилли не было прорисовано филигранно. Но и тех наметок, которые уже были сделаны талантливой художницей, хватало, чтобы оценить по достоинству изгиб изящной спины, полноту груди, грациозную посадку головы, красивый разворот плеч…

Элеонор выбрала весьма эффектный ракурс. Ромилли смотрелась великолепно. Дерзкое выражение лица, самоуверенная полуулыбка, надменный прищур глаз покоряли зрителя. На Нэйлора эта незавершенная картина подействовала именно так, как и предполагала Элеонор, приступая к ее написанию. Однако молодой человек умело скрыл свои эмоции.

— Не продается! — резко, во весь голос сообщила Ромилли, давая мужчине понять, что его застали на месте преступления.

Нэйлор даже не вздрогнул, даже не повернулся в ее сторону, даже не поставил картину на то место, откуда, взял. Он продолжал изучать ее, как дорожный атлас.

Элеонор медленно подошла к заинтересованному зрителю и встала у него за спиной. Нэйлор Карделл мельком посмотрел на художницу, затем обратился к Ромилли:

— Я и не собирался прицениваться. По мне, это излишне смело, но, должен признать, очень талантливо, — изрек он и только тогда поставил картину на место, аккуратно прислонив к стене.

Девушка враждебно нахмурилась, Она сосредоточилась на Льюисе Селби, проявившем интерес к некоторым карандашным и угольным наброскам. А Элеонор внимательно наблюдала за разыгравшимся спектаклем со стороны. Потом все стали пить кофе.

Когда мужчины уехали обратно в Лондон, Элеонор отвела дочь в мастерскую и достала из укромного места холст.

— Ты не говорила, что сделала портрет Льюиса Селби! — восторженно воскликнула Ромилли, не зная, чем восхищается больше — мастерством или целомудренной скрытностью матери.

— Сделала… По памяти… В первые же дни нашего знакомства, — застенчиво призналась женщина.

— И что теперь? — с живым интересом осведомилась дочь.

— Не знаю, милая, — озадаченно проговорила: Элеонор. — Сама не знаю, почему взялась за него. Просто испытывала какую-то непреодолимую потребность. Мне казалось, перенося его лицо на холст, я смогу понять этого человека, но, по-моему, только еще сильнее запуталась, — грустно произнесла художница.

Ромилли помедлила, всматриваясь в лицо матери, после чего сказала:

— Я думала, у вас-то все кристально ясно.

— Мы друзья, — сдавленным голосом проговорила Элеонор.

— Так ты возьмешься рисовать его с натуры, как он того хочет?

— Я предупредила его, что потребуется по меньшей мере два-три сеанса позирования, — призналась мать.

— Он согласился?

— Вроде бы, — неопределенно покачала головой та.

— Ну, вот. У вас есть многообещающее будущее, — ободрила мать Ромилли, но на Элеонор ее заключение не сильно подействовало, она лишь слегка улыбнулась.

После этого диалога Ромилли была очень озабочена состоянием матери. Девушке требовалась ясность. И она решила прямо с работы позвонить Льюису Селби. Его секретарь сказала, что «мистер Селби в данный момент на совещании и ответить не может».

— Чем я могу вам помочь? — спросила в заключение учтивая секретарша.

— А мистер Нэйлор Карделл в данный момент доступен? — пошла ва-банк обеспокоенная девушка.

К ее искреннему удивлению, Нэйлор оказался более чем доступен. Она услышала его голос тотчас:

— Ромилли, это ты?

— Увы, — сухо ответила девушка. — Это действительно я. Я хотела поговорить с Льюисом Селби, но секретарь сказала…

— Да, он сейчас не может говорить. Скажи мне, что хотела. Я ему передам, — услужливо предложил Нэйлор Карделл.

— Просто попроси его перезвонить мне лично. Мама намерена писать его портрет. Но я бы очень хотела предварительно переговорить с самим Льюисом, — объяснила Ромилли.

— Льюис перезвонит тебе, как только освободится. Но, полагаю, ты напрасно беспокоишься за Элеонор. Льюис не позволит себе ничего лишнего в отношении твоей матери.

— Очень признательна, что ты ручаешься за своего босса. Но сомневаюсь, что ты догадываешься, о чем в данном случае идет речь, — резко парировала Ромилли.

— Я всего лишь высказал свое мнение. Прости, если в очередной раз по неведению задел какие-то нежные струны твоей чувствительной души, — издевательски заключил он.

— Всего хорошего, и спасибо за помощь, — воинственно распрощалась девушка с Нэйлором Карделлом и отключила телефон.

В следующее мгновение она увидела Джеффа Дэйвидсона, чуть ли не парящего по коридору от переполнявшей его радости, и спросила у коллеги, стоявшей возле ее стола:

— Что это с нашим Джеффом?

— Он же обещал, что скоро ты пожалеешь о своем отказе, — насмешливо напомнила ей сотрудница.

— В каком смысле?

— Завтра вечером старший партнер мистер Ярдли дает прощальный ужин для врачей и администрации клиники, на котором, по-видимому, препоручит свои полномочия нашему золотому мальчику… Кстати, с кем ты намерена пойти на этот ужин, если не с Джеффом?

— А меня пригласили? — удивилась Ромилли.

— Пригласят. Ты работаешь здесь почти год и хорошо себя зарекомендовала, — заверила ее коллега. — Так что подумай, с кем прибыть.

Ромилли ненадолго задумалась, затем и вновь набрала телефонный номер офиса мистера Селби и попросила секретаря соединить ее с Нэйлором Карделлом. Тот сообщил, что еще не имел возможности передать мистеру Селби ее настойчивую просьбу. Тогда Ромилли заверила его, что причин для особой спешки нет, и попросила прощения за свое невоздержанное поведение. В знак примирения она пригласила его отужинать вместе с ней на прощальном вечере выходящего в отставку мистера Ярдли — старшего партнера стоматологической клиники, в которой она служит. Нэйлор Карделл сдержанно принял ее приглашение, а вечером следующего дня в урочный час подъехал в элегантном смокинге к месту проведения церемонии.