Изменить стиль страницы

— Князь, изволь вниз спуститься, в его комнату, там и доказательство есть.

— Да, так что ж ты молчал? Идем!

Мы спустились вниз, я открыл комнату ключника. Этот змей так и лежал в отключке после моего удара.

— И где доказательство?

— За сундуком, там, где он его и спрятал, пузырек маленький, с ядом.

— Достань!

Я залез рукой в узкую щель, достал осторожно пузырек, поставил на стол. Князь взял его в руки, открыл пробку и понюхал.

— Цикутой пахнет, на самом деле яд. Ах ты, аспид ползучий! Князь пнул лежащего ключника. Тот застонал, открыл глаза.

Князь склонился над слугой.

— Вставай!

Кряхтя и постанывая, ключник сел на полу, обхватил обеими руками голову:

— Болит!

— Не о том думаешь, Матвей! Как бы тебе головушку не потерять!

— За что, княже, в немилость я впал? Взор ключника перебегал с князя на меня, и вдруг он заметил пузырек на столе. Глаза его округлились от страха, и он закричал:

— Не мой яд, не мой!

Князь уселся на топчан и ласково спросил:

— А откуда ты знаешь, Матвей, что в склянке яд? Может, снадобье там от желудка?

Ключник молчал, поняв, что проговорился.

— Не я это, не мое! Это он, — указал он пальцем на меня.

— Ах ты, собака лживая! Когда свинья отравилась вином, мне на стол поданным, он с воинами в Муроме был! Расскажи, кому продался, кто смерти моей хочет?

Ключник упал Князю в ноги, стал целовать сапоги, заливаясь слезами.

— Меня заставили!

Князь брезгливо отодвинулся.

— Кто?!

— Глинский.

— Какой?

— Василий Львович. Князь замолчал и задумался.

М-да, слышал я разговоры, — так, слухи можно сказать, — что у Елены Глинской, супружницы государя, дети были как раз от Овчииы-Телеппсва. Не устояла государыня. Опять же повторюсь — слухи, озвучивать их князю я не собирался: в конце концов, это его дело, с кем спать. В первом браке, с Соломонией Сабуровой, детей не было, и государыня монахиней была сослана в монастырь. Вероятно, сам Василий был бесплоден, но вторая жена оказалась хитрее и практичней и родила наследников. Все-таки князь в молодости был красив и хорош собой: впрочем, он и сейчас не стар, только вошел в пору мужской зрелости.

Князь очнулся от дум.

— Пей из своей склянки, мерзавец!

— Не губи, князюшка! Помилосердствуй!

— О как заговорил! А когда ты яд в вино мне наливал, о милосердии думал? Пей, умри достойно, а не то кату в руки отдам.

Ключник залился слезами, облобызал сапоги князя. Жалкое было зрелище, когда из самодовольного княжеского приближенного ключник превратился в слизняка, цепляющегося за свою жалкую жизнь. Князь посмотрел на меня. Думаю, я правильно понял его взгляд. Я схватил пузырек, сгреб за волосы ключника, запрокинул ему голову назад и, когда Матвей разинул рот в крике, вылил ему пузырек в его поганую пасть. Ключник издал булькающий звук, поперхнулся, закашлялся. Воздуха ему не хватало, он посипел и вскоре лишился чувств.

— Добей!

Я вытащил нож и всадил ключнику в сердце.

— Собаке — собачья смерть] — бросил князь. — Думаю, у тебя хватит ума забыть об услышанном?

Я кивнул.

— С Глинским я сам разберусь. Скажи Митрофану — пусть завернут в холстину и выкинут эту падаль из моего дома. Ключи отдай ему же.

Князь вышел, а я замкнул дверь и пошел выполнять поручение. Все, закончено задание князя, и удалось это сделать быстро.

Митрофан все понял с полуслова и ничему не удивился — мне показалось, что это не первое такое поручение от князя.

Я присел на пенек на заднем дворе. Похоже, я здорово влип. Одно дело — хранить государев секрет, другое — соприкоснуться с личными тайнами двора. Ладно, ключник мертв — туда ему и дорога, сам смертоубийство замышлял. Но я из-за своего дурацкого рвения стал невольным свидетелем важного разговора. Теперь совсем не исключено, что в скором времени и мне придется умереть — от ножа в спину или другого несчастного случая. В таких тайнах свидетелей живыми не оставляют. Хоть я и не давал повода князю усомниться в умении держать язык за зубами, но кто для князя Юрий Котлов? Один из многих дружинников, пусть даже умный и удачливый, смелый и исполнительный. Так ведь и новых найти можно, только свистни — сами объявятся. И чем больше я думал, тем сильнее меня охватывало желание поскорее унести из княжеского дома ноги. Как там у классика? «Минуй нас пуще всех печалей и барский гнев, и барская любовь».

Все! Я определился. Жалко покидать обжитое место — так ведь и дом не мой, семьей не обзавелся; а что к дружинникам прикипел — так это боевые товарищи, и по велению князя найдутся желающие перерезать мне горло в темном переулке или пустить арбалетный болт в спину в каком-нибудь бою, свалив смерть на неприятеля.

Сейчас уйти нельзя — сразу искать бросятся. Возьму с утра деньги — как без них первое время прожить? — сделаю вид, что на торг пошел, да и был таков. Сабля и нож всегда при мне, кольчугу придется оставить — в броне на торг не ходят. Лошадь брать тоже нельзя — она для походов, будет подозрительно. Придется бросить одежду и кое-что по мелочи, но Бог с ними, надо спасаться. А пока спокойно заниматься делами и не дать князю или его соглядатаям понять, что я догадался, кто будет следующей жертвой. Чертов сои! Одни проблемы и неприятности из-за него на мою голову. Молчал бы себе в тряпочку — глядишь, у дружины появился бы новый высокий покровитель и хозяин.

Из дома вынесли завернутое в холстину тело ключника, бросили его в телегу и выехали со двора. Я успел заметить вскользь брошенный на меня взгляд Митрофана. Странный взгляд — не то жалостливый, не то осуждающий. Видно, уже распорядился князь… А может, мне это показалось? Лучше перестраховаться, я ведь жив до сих пор только потому, что иногда думал. Не самое худшее качество. Верно сказано: «Во дни благополучия пользуйся благом, а во дни несчастья размышляй».

И уходить надо подальше, по не в Псков или Новгород. Государь проредил тамошних бояр. Кого в Москву забрал в служивые люди, под надзор, кого жизни лишил. Незнакомые люди на виду, быстро посаднику доложат. Москвичей что тогда на Руси не любили, что сейчас.

Куда же уходить? В Муром — князь первым делом туда людей пошлет. В Тулу? Слишком я там известен, и город, и Москва близко. В Архангельск? Решение в голове созрело как-то само — в Хлынов, столицу Вятского края. Далекая окраина, к тому же издавна настроенная против Москвы — то, что мне надо.

Малочисленный городок, но если не выпячиваться, какое-то время пересидеть можно, хотя бы годик. А за это время или фавориты у государя поменяются, или инцидент забудется.

В принципе все княжества вокруг Москвы присоединялись или силой как Новгород, Псков, Хлынов, или хитростью и обманом, как Рязань. Так что основания не любить Москву у провинции были. К тому же кроме Хлынова я, как вариант, рассматривал Нижний Новгород или Великий Устюг.

Ночью в постели я ворочался, не мог уснуть, хотя и хотелось. Вспоминался странный взгляд старшего дружинника. Не накинули бы удавку на шею ночью, пока все храпят.

Забылся я уже к утру, не совладав с собой. После завтрака оделся, взял все свое серебро, зычно гаркнул в толпу ратников:

— Кто со мной на торг?

Желающих сегодня не было, и я, облегченно вздохнув, вышел за ворота. А думал ведь, что за мной увяжутся соглядатай, чтобы не сбежал. В душе шевельнулось сомнение — может, князь и не приказывал Митрофану устранить меня? Может, я стал слишком подозрителен? Нет, уже все решено, к чему рисковать!

Отойдя пару кварталов, я повернул вправо, к торгу. Мне надо было приобрести коня — не пешком же уходить. Выбрал быстро, сразу же подобрал седло и выехал из Москвы. Далеко уехать не удалось — все дороги развезло, и у Коломны пришлось грузиться на попутное судно вместе с конем. Снег тает, дороги залиты водой, непроезжие ни для саней, ни для телег. Только верховой пробиться может, уморив коня. Вот и славно.

Обнаружив пропажу, в первую очередь меня кинутся искать в Москве, разумно предположив, что дороги почти непроходимы. Ищите, ребята, флаг вам в руки.