Изменить стиль страницы

— Абсолютно, — прошептала Бренда и наклонилась, чтобы поцеловать Теда. — Кроме того, ей не следует пить. Если бы мы тогда не показались, то девочка выпила бы виски, а так она швырнула стаканом в нас.

— Может быть, да. А может, и нет, — пожал плечами Тед. — Ведь она налила виски раньше, но не выпила. Впрочем, это неважно. Мы только пугаем бедное дитя, а объяснить ей ничего не можем. Мы должны действовать чуть-чуть осмотрительней. Иначе нас потом совесть замучает из-за чувства вины.

— Чувство вины, — глухо повторила Бренда. — Нет, это лишнее. Пойдем прогуляемся, дорогой. Посидим на веранде, полюбуемся на звезды.

Он улыбнулся счастливой улыбкой и взял Бренду под руку.

— Звучит, как небесная музыка, дорогая.

— Небесная, — вздохнула она. Небеса — это место, куда она никогда не попадет. — Если ты рядом, я чувствую себя, как в раю, — сказала Бренда, а Тед ее поцеловал.

Глава четвертая

На следующий день настроение у Джилли не улучшилось. Если среда казалась неудачным днем, то четверг хотелось смело вычеркнуть из жизни. В особенности вечер. Она поднялась рано, как обычно. Роскошное ложе в виде лебедя действовало на нее подавляюще — на таком не очень-то выспишься. Она давно мечтала купить новый матрас, но кровать была ручной работы и имела нестандартные габариты. Джилли не могла выкинуть деньги на то, чтобы заказать новый матрас, к тому же в кровати она проводила не так уж много времени. Однажды Дин бестактно заметил, что матрас заменили не так давно, не позднее 1951 года, потому что старый матрас разбух от крови.

Джилли вздрогнула и нервно потерла руки. Стоял теплый вечер, она сидела на веранде La Casa и невесело размышляла о том, не много ли просит от жизни. Ей нужен был один хороший день, чтобы достойно встретить суровое испытание, которое ждало ее нынешним вечером. К сожалению, на ее работе хорошие дни выпадали очень редко, и сегодняшний не был исключением.

Защитник памятников старины в Лос-Анджелесе — занятие, достойное мазохиста; это долгая череда проигрышей и поражений. Джилли знала об этом до того, как согласилась на эту работу. Жизнь Города Ангелов базировалась исключительно на власти и деньгах. Такие понятия, как красота, эстетика и даже история давно вышли из моды, утратили свою ценность. Джилли три года работала в Обществе охраны памятников старины в Лос-Анджелесе. Все эти годы она беспомощно наблюдала за тем, как уникальные постройки исчезали одно за другим, а на их месте вырастали безвкусные коробки, единственное предназначение которых — приносить владельцам баснословную прибыль. И что ей оставалось делать? Охранять воспоминания? А что, звучит неплохо — Джилли Мейер — защитник воспоминаний о памятниках старины!

Вот и сегодня настал черед Марокканского Театра, вернее того, что от него осталось. Джилли фотографировала, обмеряла, делала записи. Через несколько дней здание исчезнет, его срок давно вышел. От него ничего не останется, только записи Джилли.

Закончив работу, Джилли уселась в одно из пыльных бархатных кресел и горько зарыдала. Она не знала, что оплакивала — печальную участь старого здания или собственную жизнь.

После обеда Джилли вернулась домой, но не застала там ни Дина, ни Рэйчел-Энн. Хорошо, если они вернутся поздним вечером. Колтрейн был опасным противником, присутствие брата и сестры лишь усложнило бы общение с этим негодяем.

Джилли приняла душ, смыв с себя пыль и грязь старого театра, налила стакан холодного чая и вышла на веранду полюбоваться заходом солнца. Она обожала веранду — старую чугунную балюстраду, мраморные плиты, изъеденные временем каменные колонны и стройные ряды огромных пальм. К сожалению, посредине большого луга, в ста метрах от веранды, находился старый, заросший тиной бассейн. Джилли не могла смотреть на него без содрогания.

Она нехотя подумала о том, что надо бы снова вызвать бригаду мастеров, чтобы его почистить. Уже долгие годы никто им не пользовался. В детстве она почему-то его боялась, хотя целыми днями плескалась в бассейнах своих подруг. Возможно, все ее страхи объяснялись очень просто — виноваты были высокие деревья, затеняющие водоем, странная мозаика на дне, а скорей всего, буйное детское воображение. Тем не менее, вот уже много лет Джилли старалась держаться от пруда как можно дальше.

После того, как они поселились в усадьбе, Джилли приказала осушить бассейн, но каждый год он снова наполнялся водой. Видимо, на дне имелась какая-то трещина. Нечего было и думать о том, чтобы заказать тяжелую технику и засыпать проклятый бассейн. На это просто не было денег. И поэтому он оставался там же, где и был, темный и зловещий, скрытый от людских глаз кустами диких роз.

Джилли присела на широкую каменную балюстраду, вдыхая запах роз, смешанный с едким дыханием уставшего за день города. Больше всего на свете ей хотелось залезть в свою большую мраморную ванную и сидеть там, пока кожа не сморщится от воды. Она не хотела никого видеть, не хотела ни с кем говорить, а тем более кого-то спасать. Только не сегодня. И меньше всего ей хотелось встречаться с З.Р. Колтрейном.

По крайней мере, она узнала его имя, хотя не имела понятия, что означают буквы З.Р. Ну что же, вполне приемлемое имя для подлого негодяя.

Не то, чтобы у нее были основания считать его негодяем, к тому же подлым. Просто ей не нравились юристы всех мастей. Красавчикам она тоже не доверяла — годы, проведенные в Лос-Анджелесе, приучили ее к осторожности, ну а жизненный опыт с Аланом завершил ее образование.

Внешне Колтрейн разительно отличался от бывшего мужа Джилли. Алан был красив трагической красотой, у него были длинные черные волосы, мечтательное лицо поэта, руки художника и душа мясника.

Колтрейн, напротив, казался типичным представителем делового мира Голливуда — блондин с короткой стрижкой, не поэт, не художник, а юрист и бизнесмен. Он не старался казаться добрым и благородным, как это делал Алан. И все же он был таким же бессовестным лгуном и обманщиком, как и ее бывший муж. Джилли не сомневалась, что он вовсе не тот, за кого себя выдает.

Колтрейн обладал удивительным даром подстраиваться под других людей. Он знал, чего хочет его собеседник, и в зависимости от этого менял не только тему разговора, но и свое поведение. Джилли была уверена, что он сознательно действовал ей на нервы. Ведь не думал же он, в самом деле, что сможет охмурить ее и убедить в своей безобидности!

Какое неудачное слово она выбрала — охмурить! Особенно по отношению к Колтрейну. Сегодня вечером у них обычный деловой ужин. Они спокойно поговорят о Дине, обсудят его положение в фирме. Затем она вежливо попрощается и навсегда забудет об этом неприятном субъекте. Она никогда не посещала шикарных приемов, которые устраивал ее отец. Откровенно говоря, за последние два года Джилли не получила ни одного приглашения. Поэтому ей не грозила опасность столкнуться с Колтрейном даже случайно.

Когда все обдумаешь наперед, то можно легко справиться с любой задачей, думала Джилли, потягивая холодный чай и стараясь не смотреть в сторону бассейна. Она поступила глупо, дав волю собственному воображению. Жизнь научила ее одной премудрости. Бесполезно воевать с ветряными мельницами. Если ты в силах кому-то помочь — ты обязан это сделать. Если нет — смирись и живи дальше. Возможно, ей удастся помочь Дину. А если не получится, она просто отойдет в сторонку, и пускай брат сам разбирается со своими проблемами.

Она услышала, как со стороны подъездной дороги раздался шум незнакомого автомобиля. Джилли тяжело вздохнула. Было ровно семь часов вечера, значит, прибыл ее нежеланный гость.

Колтрейн знал, что вилла La Casa de Sombras спрятана за очень высокими деревьями. Старый дом странным образом интриговал его, хотя, если задуматься, ничего странного в этом не было. По фотографии из журнала он знал, что его мать жила здесь в шестидесятых годах. Но он не знал, как долго это продолжалось, и был ли с ней в ту пору его отец. На фотографии не было никаких дат, и задавать вопросы было некому. Отец наотрез отказался разговаривать о матери. Как бы то ни было, старый дом являлся частью истории семьи Колтрейна, он хранил тайну его матери. Колтрейн потратил чертову уйму времени, чтобы пробраться в дом. Теперь, когда произошло это знаменательное событие, он понял, что, наконец-то, дело сдвинулось с места.