Мы потеряли из-за ползучего паралича несколько красивых и ценных обезьян. Чего только я не перепробовал, пытаясь их вылечить. Делал массаж, менял стол, впрыскивал витамины – все напрасно. Мне было досадно, что я не могу найти средство против этого гнусного недуга. Больно было смотреть, как он с каждым днем все сильнее одолевает обезьяну.

Как-то я заговорил об этом со своим другом ветеринаром. Мне казалось, сообщил я, все дело в питании, однако мои попытки подобрать правильный стол ничего не дали. Немного поразмыслив, ветеринар сказал, что, может быть, обезьянам не хватает фосфора. Пусть даже фосфор есть в пище, но организм его почему-то не усваивает. Если дело в этом, надо впрыскивать витамин D3. И в следующий раз, когда у одной из наших обезьян появились первые признаки паралича, ее вытащили из клетки и, как ни громко она возмущалась таким обращением, впрыснули D3. Затем я неделю внимательно наблюдал за ней, радуясь, что ей явно становится лучше. В конце недели ей сделали второй укол, и через четырнадцать дней она была совсем здорова. После этого я взялся за великолепную красную мартышку из Западной Африки. У нее паралич начался давно, она уже вовсе не двигалась, и, чтобы кормить ее, приходилось ей поднимать голову. Если и тут поможет D3, решил я, эффективность лечения будет доказана. Удвоив обычную дозу, я сделал укол; три дня спустя мартышка снова получила двойную дозу витамина. Через неделю моя пациентка сама поднимала голову во время кормления, а через месяц полностью излечилась. Поистине замечательное средство! Не оставалось никакого сомнения, что в D3 заключено спасение от паралича. Теперь, если какая-нибудь из наших обезьян начинает волочить ноги, у нас больше не обрывается сердце от мысли, что ей грозит неминуемая гибель. Мы просто делаем больной укол, и вскоре она опять становится бодрой и здоровой.

И еще одно средство мы широко применяем с несомненным успехом – витамин B12. Он действует бодряще на организм и, что более важно, стимулирует аппетит. Если животное хандрит или отворачивается от еды, укол B12 быстро его исцеляет. Сперва я так лечил только млекопитающих и птиц, но не рептилий. Рептилии биологически резко отличаются от птиц и млекопитающих, поэтому надо быть осмотрительным в выборе лекарства для них. Что годится для белки или обезьяны, может убить змею или черепаху. Но вот мне пришлось заняться обитателем павильона рептилий, молодым боа, которого мы полгода назад приобрели у одного торговца. Удав был очень смирный, только почему-то упорно отказывался есть. Раз в неделю его вытаскивали из клетки, силой открывали рот и заталкивали в глотку убитых крыс или мышей. Ему это вовсе не нравилось, но он кротко все сносил. Принудительное кормление змей – дело рискованное. Как ни стараешься быть осторожным, всегда есть опасность повредить нежные слизистые оболочки рта и занести инфекцию, а там недалеко и до гангренозного стоматита, к которому змеи очень предрасположены и который трудно излечивается. Не без трепета решил я впрыснуть удаву B12 и посмотреть, что получится. Укол сделал посредине тела, в толстую мышечную ткань, покрывающую позвоночник. Боа, обвивший кольцами мою руку, словно и не заметил ничего. Я поместил его обратно в клетку и ушел. Позднее я проведал его. С ним, кажется, все было в порядке. Тогда я предложил Джону положить на ночь корм. Джон принес двух крыс и утром с радостью сообщил мне, что боа не только съел обеих крыс, но даже хотел схватить его руку, когда он открыл клетку. С той поры наш удав больше не хандрил. Видя, что змее витамин B12 явно пошел на пользу, я испытал его на других рептилиях. Оказалось, что периодические уколы благотворно действуют на ящериц и черепах, особенно в холодную пору. В нескольких случаях только эти уколы спасали наших рептилий от смерти.

Естественно, дикие животные – самые трудные пациенты на свете. Если какой-нибудь медицинской сестре покажется, что на ее долю выпала тяжелая профессия, пусть попробует ухаживать за животными. Редко они благодарны вам за помощь, да вы и не ждете благодарности. Все, о чем вы мечтаете (чаще всего напрасно), – минимум послушания, когда даешь пациенту лекарство, делаешь перевязку и так далее. Испытав в двухсотый или трехсотый раз горькое разочарование, вы примиряетесь с тем, что прием лекарства – это всякий раз потасовка, и большая часть целебного снадобья попадает не в желудок больного, а вам на одежду. Вы быстро осознаете тщетность всех попыток предохранить раны от инфекций, ведь только заковав пациента с ног до головы в гипс, можно помешать ему избавиться в полминуты от любых бинтов. Всего труднее, конечно, с обезьянами. Начать с того, что у них по сути дела четыре руки, которыми они отбиваются от вас и срывают бинты. Обезьяны, как правило, очень сообразительны и слишком возбудимы, всякое врачевание они воспринимают как своего рода утонченную пытку, хотя бы оно было совершенно безболезненно. Эти нервные существа ведут себя как ипохондрики. Какая-нибудь нехитрая, вполне излечимая болезнь способна убить их только потому, что ими овладевает черная меланхолия и они чахнут. Ухаживая за мрачной обезьяной, решившей, что она уже не жилец на свете, нужно держаться весело и бодро, как делают врачи с Харли-стрит.

У человекообразных обезьян куда более развитый интеллект, с ними легче, можно даже иногда рассчитывать на какое-то сотрудничество. Уже в первые два года существования зоопарка у нас захворали два шимпанзе – и Чемли, и Лулу. Каждый случай был по-своему интересным.

Однажды утром мне сказали, что у Лулу как-то странно торчит одно ухо, в остальном она выглядит вполне нормально. Но ведь у Лулу от роду оттопыренные уши. Значит, случилось нечто невероятное, если об этом заговорили. Я пошел проверить, в чем дело. Обезьяна сидела в углу клетки, озирая мир с чрезвычайно сосредоточенным выражением на своей печальной морщинистой физиономии, и с явным аппетитом уписывала яблоко. Тщательно разжевав мякоть, Лулу, громко чмокая, высасывала весь сок, аккуратно выплевывала мякоть себе на ладонь, клала на колено и рассматривала с видом престарелого ученого, открывшего эликсир жизни в ту пору, когда сам он уже слишком дряхл, чтобы насладиться своим открытием. Я позвал Лулу, она подошла к сетке, кряхтя что-то в знак приветствия. У нее в самом деле был странный вид, ухо торчало под прямым углом к голове. Я попытался уговорить Лулу повернуться спиной, чтобы осмотреть сзади, но ее заворожили пуговицы на моем пиджаке, и она упорно пыталась оторвать их, просунув пальцы сквозь сетку. Оставалось только извлечь ее из клетки, однако это было не так-то просто, потому что ревнивый Чемли выходил из себя, когда супруга покидала клетку, а меня его участие в медицинском обследовании Лулу никак не устраивало. В конце концов мне удалось заманить Чемли в их спальню, где я его и запер, как ни громогласно он возмущался. После этого я вернулся в передний отсек клетки.

Тотчас Лулу села ко мне на колени и обняла меня. Это была на диво ласковая и привязчивая обезьяна. Я сунул ей кусок сахару, чтобы отвлечь ее, а сам осмотрел ухо и с ужасом обнаружил на отростке височной кости огромную, с пол-апельсина, опухоль, на которой кожа приобрела пурпурно-черный цвет. Густая шерсть на голове Лулу, особенно за ушами, не позволила нам заметить опухоль раньше, пока она не разрослась так сильно, что оттопыривала ушную раковину. Лулу при этом как будто ничуть не страдала, что особенно удивительно, если учесть величину опухоли. Обезьяна позволила мне осторожно прощупать границы нарыва; только когда я давил очень сильно, она тихо и вежливо убирала мою руку. Да, опухоль нужно вскрыть, она явно полна гноя. Я взял Лулу на руки, отнес в дом, посадил на диван и предложил ей банан, чтобы занять чем-то, пока я все приготовлю.

До сих пор шимпанзе лишь в самых исключительных случаях допускались в дом, и Лулу очень польстило, что ей без ведома Чемли выпала такая честь. Сидя на диване и уписывая бананы, она приветствовала каждого входящего, крепко пожимала руку и бурчала что-то невнятное. Словом, – вела себя так, будто она хозяйка дома, а мы гости, собирающиеся на очередную вечеринку. Закончив приготовления, я сел рядом с обезьяной и осторожно состриг длинные волосы за пораженным ухом. Теперь опухоль выглядела еще страшнее. Я старательно промыл уплотнившуюся кожу теплой кипяченой водой и стал искать желтую головку, так как был уверен, что это фурункул или загноившаяся язвочка. Однако я ничего не нашел. Тем временем Лулу, внимательно изучив все медицинские принадлежности, принялась за второй банан. Иглой от шприца я легонько кольнул раз-другой потемневшую кожу на вздутии. Лулу как ни в чем не бывало продолжала предаваться обжорству. Очевидно, кожа на опухоли совсем потеряла чувствительность.