Я молча постукал пальцем по гарнитуре и рванул по лестнице.

ДШК одинок, Гонты уже нет, куда он делся? Во дворе замка завизжал стартер "уазика". Ага, молоток Гриша, уже грузит медиков. Мы подошли к краю башни. Солнце село, лишь узкая светлая полоска висит над Заостровской, темнота накатывает прямо на глазах.

Но самолёт видно, хотя и плохо, - уже заходит над рекой, навигационные огни включены. Я бросил взгляд на наш аэродром, теперь уже без кавычек. Дождался, родимый…

- Пётр Игнатьевич! Свет-то включи в диспетчерской, хоть какой ориентир! Сам сообразить не можешь? И мотоцикл, мотоцикл свой, млять, оттащи! Это аэродром, а не мастерская! - снова заревел Главный.

Возле вновь открытого ангара забегали люди, вспыхнул огонёк, потом ещё и ещё…

- "Пайпер Каб", торец полосы подсвечен, - тут я увидел огоньки и на другой стороне ВПП и прокричал: - конец ВПП тоже! Ветер западный, слабый, где-то пять метров в секунду, с порывами… Садись, давай, Эльза Благова. Ждём.

Она уже не ответила. "Пайпер" подошёл совсем близко, вниз выстрелил небольшой конус прожектора. От Посада бегут люди с фонарями, "уазик" показывает мне свой путь красными задними габаритами. Вся эта часть зоны мерцает огоньками.

Мать моя женщина, только сейчас увидел! Правая стойка шасси у самолёта с изломом, как подрубили. Единственное верхнерасположенное крыло, как мне показалось, тоже не совсем целое, машину сильно качает.

- Эльза, правая стойка!

Услышит?

Не доходя до ВПП "Пайпер" поддуло, пилот это сразу заметил, сбросил газ, возвращая машину на курс, но управляемость у машины хреновая, "Пайпер" явно провалился ниже глиссады. Опять вверх, и в итоге торец полосы "Пайпер" прошёл высоковато. Да садись же ты! Есть касание. Ещё… ещё… покатился на одном!

За самолётом бегут люди. К "уазику" примкнул оживший от страха "Урал" шерифа.

Эльза изо всех сил тянула самолет, стараясь не дать ему свалиться на правую сторону. Но крыло опустилось, самолёт понесло вправо и "Пайпер" сходу вкрячился в насыпной холмик ветроуказателя. Всё! Пи-исец! Даже без трубы было видно, как машина разваливается на части. Твою душу…

И тишина. И люди среди обломков.

- Что там? - прокричал Сотников.

Я всё слышу, включена громкая.

- Вытащили уже, - проскрипела рация голосом шерифа. - В сознании, ушибы точно, по переломам не могу сказать. Ранение вижу, голова в крови. Медики берут.

По полю уже мчит бортовой "газон", весь отрезок ВПП залит светом фар и фонарей.

И вдруг - яркая вспышка!

- Горит! Самолет загорелся! - крикнул Уксусников.

И сами видим… Кончилась авиация, крепко полыхает. А чего там, фанера да обшивка.

- Ну, Юрка, - тяжело вздохнул главный, опуская рацию, - поздравить не могу, не по-людски как-то. Но это событие. Пилот, он же пассажир, жив. Самолёт сгорел.

С полминуты он молча смотрел в сторону аэродрома. А потом сказал.

- Но теперь самолёты у нас будут… Про виски первому увидевшему помнишь? Или конфетками для девушки возьмешь?

- Нет, Серёжа, твою карту мы черкать не будем. Давай лучше заново посмотрим, что имеем, - Сотников взял чёрный маркер и на большом листе бумаги нарисовал знак, похожий на огромную букву "У". Только главная палка знака стоит вертикально.

- Это Волга. А это Сена, - превратив подписями "знак" в схему, Сотников ближе к нижней части нанес две точки, - Замок "Россия" и "Нотр-Дам". Ну, и далее те данные, что нам уже известны.

Главный быстро дополнил карту-схему извилистой дорогой вдоль Волги, нашими посёлками, протянул от Кордона волнистую линию речки Листвянки. Грубо прорисовал залив со станицей Заостровской, известные острова. Подумал, и обрезал линию дороги с двух концов S-образными поперечинами, над ними - по вопросительному знаку, типа, там Тёмные Земли. Чуть выше точки соединения линий "У" Главный нарисовал горы, вот так: ^^^^^^^. И зафигачил такими каракулями всё пространство до самого низа. Море Сотников игнорировал.

- Там остров ещё, - подсказал я.

- Где? А… Ну, нарисуй.

Я нарисовал, для порядка.

- Хорошо. Теперь следующее. Про арабов франки знают от своих потеряшек, появившихся с другого берега реки. То, что в главарях там именно египтяне, сомнений уже не вызывает, учитывая ещё и данные Якуба с Эльзой.

- Подождите! - я прервал характеризующую часть, - с географией ещё не всё закончено. Необходимо учесть вероятность того, что найденная нами в низовьях река - никакая не Сена, а совершенно другая артерия. То есть, первичный знак будет выглядеть вот так, - на другом листе бумаги я торопливо вывел знак "IУ".

- То есть мы имеем Волгу с неизвестным притоком, и Сену, самостоятельно впадающую в море? - уточнил шериф.

- Хорошо, что сомневаешься, - одобрил Сотников и посмотрел на Коломийцева. - Что практик скажет?

Дед откинулся на спинку и обеими руками хлопнул по столу.

- Мазута ты, Серёжа, сухопутная. На полосе в триста километров ширины две большие реки и одна огромная? Там, на севере, что, горное озеро размером с Байкал? Дай-ка бумазею! Спасибо, Алексей Александрович. Тогда чего там, давайте и вот так играть, по-крупному, - дядя Вова споро нарисовал "IIIУ". - Вот вам пять рек… Нелепые вероятности рассматривать - лишь время терять.

- На "мало ли что" большого места в мозгу не надо, - возразил Сотников, - просто отложите, да и держите в голове.

- Не буду я всю мазутную херню в голове держать! - воспротивился вредный дед, - глупостями занимаетесь, а вот я, всю свою жисть…

Ох, Коломийцев, упёртая самоуверенность столько хороших людей погубила.

- Да не очень-то и важно, - прервал зарождающееся продолжение старого спора Сотников. - И проверяется легко. Даже если в правде твой знак "IУ", Сергей, то такой расклад даже упростит первую задачу. Хотя и я в "трёхречье на футбольном поле" никак не верю, всю жизнь на великих реках прожив. Хватит, мужики! Ну, что вы… хорош. Идём дальше.

Сотников опять взял маркер и прилепил к короткой перекладине - условному изображению спорной "Сены" - достаточно широкий вытянутый прямоугольник, заполнив его детсадовскими "ёлочками".

- Степь, что видна нам отсюда, как выясняется, не так уж и безбрежна. На восточном берегу Сены широкой полосой стоит густой смешанный лес. Он тянется на север вдоль всей реки, от гор Южного хребта и до этих самых арабов, мать их. По наблюдениям словачки, можно предполагать, что к северу полоса леса сужается. Но это не совсем точная информация…

И тут за окном громко зазвенел колокол.

Время обеда. Вслушался я в себя - ага, ожидаемое время! Жрать охота.

Тефтелей из "бла-ароднай оленины" хочу, чтоб штук шесть, да с обильным подливом - да и хватит, пожалуй. С макаронами, пусть и разваренными, они его сухим тёртым пармезанчиком сверху сдабривают… Рыбки красной солёной с капельками жира и мозговым горошком, его, правда, на тарелке всего с ложечку чайную будет. Булочек горячих, знаменитых, "павидловских", с нежным бульоном из потрошков - сразу возьму две порции, чтобы вторая чуть поостыла, пока с первой возишься. И чтобы дикого лука, меленько крошёного сверху - полной ложкой, да с чёрным перчиком. И компоту из сухофруктов, холодненького, большую кружку. А там и вторую можно будет взять, уж как пойдёт…

Сглотнул.

- Всё, мужики, смотрю, совещательная жертвенность сегодня у нас не в чести, - заметил реакцию народа на колокол Главный. - Пошли в столовую. Перерыв.

"Совет ветеранов и орденоносцев при Кремле" встал и потянулся на улицу, Гольдбрейх первым. Он всегда первым в столовую идёт, у него там особые отношения сложились, связи завязались.