— Как же ты допустил подобное, Свенельд? — вновь повторила она, пораженная видом укрепленной крепости древлян. — Еще Олег Вещий запретил усиливать древлянские грады, а ты… Из года в год сюда наезжал, неужто не заметил, что они к войне готовятся? Или заветы Вещего для тебя ничто?

Она столь резко повернулась к посаднику, что лошадь под ней загарцевала, вскинула длинную голову, фыркнула, зазвенев наборными бляхами упряжи, словно тоже выражая недовольство. Ольга неотрывно смотрела на Свенельда, и он увидел, как потемнели от ярости ее обычно светлые глаза.

— Да чарами они это возвели, пресветлая, — отозвался невозмутимо, улыбнулся ей, оскалив в усмешке ровные белые зубы. — При мне такого еще не было.

Лгал. Но разве сейчас, когда они уже стоят под Искоростенем и за Свенельдом щетинится копьями его рать, разве кто-то посмеет его укорять? Не до того сейчас. Сам наломал дров, сам же и пришел исправлять нелады. Так что пусть помолчат с укорами… даже Ольга пусть молчит. И улыбка Свенельда стала еще наглее.

— Свенельд!..

Это его уже Асмунд окликнул. Старый воевода сидел подле Святослава, будто охранял маленького князя, но сейчас подался вперед, так и вперив взгляд в улыбавшегося своей княгине Свенельда. И несколько минут они обменивались взорами. «И этот туда же, с упреками», — подумал Свенельд, видя, как укоризненно покачал Асмунд головой в своем старом варяжском шлеме, с соединенными на макушке крутыми рогами. Гм, христианин хренов.

Свенельд вдруг захотел совсем по-мальчишески показать старому воеводе язык. В нем вообще бродило какое-то легкое глупое веселье. Со Свенельдом и ранее такое бывало перед грозной сечей. Все одно веселиться перед боем лучше, чем сокрушаться да поминать прародителей-чуров, чтобы те помогли или приняли за кромкой, если такова судьба. А раж да веселье… С ними и на смерть идти не страшно.

Он отвернулся, смотрел на Искоростень… Н-да, лучше все же веселиться, чем ругать самого себя. На это и княгиня его способна. Лада его несказанная. Но кто из них сейчас вспомнит, что промежду ними вьется эта запретная затаенная страсть? Уж, по крайней мере, не Ольга.

Свенельд сам понимал, что проморгал подготовку к войне, когда равнодушно наблюдал, как отстраивается Искоростень. Старый город древлян, какой еще Олег некогда брал, и так расположен на высокой гранитной круче, непросто подобраться. А то, что вокруг понастроили… Свенельд помнил, как еще в первый год его посадничества бояре древлянские просили позволения подправить ограды, ссылаясь, что теперь, когда у них мир, негоже столице племени лежать и руинах. Богатыми дарами выкупили у него это соизволение, сами же водили, показывали, как и что строят. Своего молодого посадника впускали в Искоростень беспрепятственно, даже гордились перед ним, какие у них заборолы да дружинные избы вдоль мощных частоколов, в которых тех же людей Свенельда располагали с удобствами.

Теперь Свенельд смотрел на так хорошо знакомый ему Искоростень глазами человека, которому придется эту твердыню брать. Да, старые постройки как и ранее вздымаются башнями-вышками на гранитной круче над рекой Ужей — с воды к ним не подобраться. С берега же Искоростень окружало широкое открытое пространство, подняться по нему — и не запыхаешься. Но именно в последние годы князь Мал возвел вокруг еще одну ограду, мощную, с городнями, увенчанными шатровыми кровлями, с переходами заборолов, с двойными стенами, между которыми была плотно утрамбованная глина, не позволявшая так просто прогореть городне, даже если и удастся поджечь. Мал не скрывал все это от посадника, но тот больше следил, чтобы войск у древлянского князя не было, а эти башни и городни… Ну, тешит свою душу последний отпрыск древлянской династии, ну, похваляется перед чужаками, — так тогда думалось. Даже когда Мал опоясал Искоростень рвом, наполнив его водами из Ужи, Свенельд тоже не обеспокоился, сам ходил с Малом смотреть, как вода наполняет ров, как закладываются мосты через него. Вот теперь и приходится признаться себе, что дураком был доверчивым, что обманул его своим показным хвастовством друг Мал. И Свенельд только утешался мыслью, что этих земляных валов ранее вкруг Искоростеня и впрямь еще не было, да и поле перед градом не было так усеяно острыми кольями да ямами, где и пешему-то не пройти, не то что коннику. И когда успели-то? Знатно, видать, готовились к встрече… если и впрямь не чародейство свое использовали. Но Свенельд сам одернул себя: какое там чародейство! Всей округой, небось, работали, не покладая рук, когда поняли, что не избежать им столкновения с Русью.

— Гляди, княгиня! — неожиданно выскочил вперед на своей лохматой степняцкой лошадке Претич, указывая на ворота града.

— Вижу, — процедила сквозь зубы Ольга. И резко: — Стань в строй!

Претич даже побледнел от ее резкости, посмотрел оторопело, но послушался. Вот так-то, не лезь, где не приказано, это тебе не древлян в селищах резать. И не в степи удалью перед печенегами похваляться.

Ворота Искоростеня и впрямь медленно и тяжело растворились, на мост над рвом выехали несколько всадников. Пятеро — определил Свенельд. И к Ольге:

— Двое — явно волхвы: одеяния белые длинные, верхом держатся неуверенно. Еще двое — воеводы, видать. Ну и Мал с ними.

— Женишок явился, — усмехнулась княгиня. — Что ж, побеседуем.

Она оглянулась на окружавших ее воевод.

— Грим и Кари, со мной поедете, — окликнула она варяжских ярлов, — и ты, Асмунд, будешь меня сопровождать. И ты…

Она озиралась, выискивая кого-то в толпе. Свенельд подался вперед, мол, вот он я, даже поводья уже поудобнее взял и руку, когда Ольга вдруг спросила:

— Эй, Свенельд, где твой ведун древлянский? Зря, что ли, его с собой тащили?

Свенельд сперва только отметил, что Ольга не зовет его с собой. Малкиню вон спрашивает, а не его, своего первого воеводу… А на переговоры должно тоже выехать пятеро, как и древлян — это справедливо.

— Княгиня, — не сдержал обиды в голосе Свенельд, но она так и опалила взглядом — строгим, непреклонным. Он отвел глаза, поправляя шлем на голове, словно тот ему жал. — Ну понятное дело — ты княгиня, я дурак… Но зато я Мала хорошо знаю, без меня тебе нельзя.

— Ты Мала и ранее знал, — отрезала она, — а он тебя вокруг пальца обвел с постройкой Искоростеня. Так что пусть ведун твой с нами отправится. Ты же следи за воинством.

Малкиню разыскали где-то в задних рядах войска, дали ему коня, по приказу Ольги ему кто-то из варягов передал спой округлый шлем с наглазьем, скрывающим лицо, чтобы спои не признали.

— Держись рядом, — строго приказала Ольга ведуну. — Не вздумай…

Хотела сказать «не вздумай переметнуться», но вспомнила, как этот молодой волхв не отходил от Малфриды, как волновался за нее, как будто беременная баба на сносях некое диво, нуждающееся в особой его опеке, и промолчала. Этот ведун свою ненаглядную не оставит даже ради князя Мала.

— Поехали! — вскинула княгиня руку в тяжелой перчатке. Мельком все же взглянула на понуро сидевшего Свенельда: перебьется. Ему и так за удачные сговоры с древлянами милостей от нее немало досталось. Вроде и справедливо хвалила, а ведь люди все одно поговаривают, что своего Свенельда она едва ли не от мошкары отмахивать собственноручно готова. Нет, надо и иным расположение выказать.

Они быстро преодолели открытое пространство, направляясь туда, где в проходе к мосту между наклоненными вперед заостренными кольями ждали их посланцы от древлян. Ольга ехала впереди, ее варяги по бокам, будто охраняя, Асмунд следом и чуть приотстав — ведун Малкиня.

Ольга прежде всего узнала Мала. Князь был в богатом корзно поверх пластинчатой длинной кольчуги — не иначе как киевской работы, отметила про себя и вздохнула: эх, Свенельд! Даже оружием торговал с извечными непокорными врагами.

Мал пристально и сурово глядел на нее из-под украшенного кабаньими клыками высокого шлема. Лицо столь строгое, что и не узнаешь в нем прежнего улыбчивого князя, какой разве что руки лизать долгожданной невесте не кидался. Сейчас же вон как насуплен. И взгляд такой… почти прожигающий. Но все же Ольга смотрела именно на него.