Если не деньгами, так хотя бы интересом: о художнике К. поместили статью в западном журнале — он потом 5 лет носил вырезку из него в кармане, и все его уважали, — о нем на Западе пишут! И он сам чувствовал: мир на него смотрит!
Да и деньгами: купит какой-нибудь шведский консул порой для русской экзотики картину «рашен авангарда» за 200 долларов — цену в той же Швеции пяти бутылок водки — а при тогдашнем курсе (не официальном, конечно, а реальном), — на эти деньги неприхотливый советский художник мог полгода потом жить
А потом — перестала. И —
Также см. Космополитизм, Низкопоклонство перед заграницей.
«За культурный отдых»
1990, осень
Звездочетов, Константин
Произведение К.Звездочетова «Подарок метростроевцам». Картина — мозаика а-ля те, которые украшают станцию метро «Комсомольская», и тоже, как и те, в духе времени, только в духе нынешнего времени; постамент — тачка, наполненная красным вином портвейнового типа.
Один из наиболее известных и выдающихся художников контемпорари арт 1980-х-1990-х, и один из тех, с кем А.С.Тер-Оганян наиболее дружен.
Выдвинулся в самом начале 1980-х, в качестве участника (лидера?) группы «Мухоморы», бывшей тогда новой струей в советском контемпорари арт.
Новаторство их заключалось в следующем: если шестидесятники занимались метафизическими проблемами полумистического толка, занимаясь, в общем, полумистическими изысками, недоизысканными в свое время символистами; если затем, в 1970-е, соц-арт осваивал, пародировал и пересмеивал язык советского официоза — плакатов, призывов, объявлений в ЖЭКах (тоже власть, да еще какая), то «Мухоморы» взялись за язык советской массовой, низовой поп-культуры: «Битласы» (не как группа «Битлз», а именно как «Битлаки» — элемент именно советской поп-культуры), «Клуб кинопутешествий», «Песня-73», Никулин-Вицин-Моргунов, дембельские альбомы, картинки с красотками и бутылками, наклеиваемые на холодильник и пр. «Оптимистический идиотизм» советской массовой культуры — доводимый до прямо галюциогенно-радужного оптимизма.
Причем видно было, что это все — нравится им.
Что они не только издеваются над всем этим, но и — типа, упиваются.
Это даже шокировало серьезных авангардистов предыдущих поколений, настроенных к советской власти и окружающей действительности совершенно непримиримо и согласных видеть в ней только одно злобное убожество.
Здравомыслие
Чрезвычайно свойственно Тер-Оганяну А.С.
Немного даже чересчур.
Из здравомыслия, например, вытекает его атеизм: исходя из здравого смысла, конечно, непорочное зачатие, чудо в Кане Галилейской, посты, монастыри и все прочее в религии и религиозной жизни, — конечно, дикость.
Правда, возникает вопрос — а собаку из себя изображать и на людей бросаться с лаем, как это делает Кулик, — не дикость?
Но собаку он считает — не дикость.
Каким-то образом это в нем уживается.
Сложная, противоречивая натура!
«Золотая маска»
1997, весна
Первое публичное «отчетное мероприятие» «Школы авангардизма», которую Тер-Оганян основал в середине второй половины 1990-х, и в которой как бы обучает молодежь авангардизму.
Оганяна с его учениками приглашают поучаствовать в церемонии вручения театральной премии «Золотая маска» в Доме Актера на Арбате. Он охотно соглашается. Его ученики выступают.
Они демонстрируют, как они выполнили домашнее задание, которое состояло в том, что они должны были придумать и продемонстрировать какие-либо действия, которые должны были показать, насколько они усвоили понимание и освоение такого краеугольного камня авангардистского искусства, как эпатаж публики. («Пощечина общественному вкусу», «Нате» Маяковского и проч. и проч. и проч.)
Они выходят по одному на сцену и демонстрируют акты эпатажа, а потом объясняют, почему они полагают именно данный акт — эпатирующим.
Все акты — классически нехитрые.
Показать жопу.
Вытащить из ширинки сардельку и бросить ее в зал.
Крикнуть «Хай Гитлер».
Выйти с плакатом «Кто читает, тот дурак».
И т. д.
Нехитрые-то нехитрые, а, оказалось, все еще эффективные: театральная публика — Ульянов там, прочие исполнители ролей — были действительно эпатированы, и еще месяца два в прессе поминали безобразие, имевшее место на церемонии.
Импрессионизм
Ренуар,» Портрет актрисы Жанны Самари»
Инквизиция
Процесс по делу Радека. В центре — Андрей Вышинский.
Ну, а что еще это такое:
Протоиерей Александр Шаргунов:
«Само собой, что необходимо освещение этого события в средствах массовой информации, необходимо, чтобы расследование, начатое прокуратурой Москвы, переросло в большой процесс. Все виновные должны быть названы поименно и привлечены к ответственности.»
Понятно, что это значит?
А вы подумайте: «Большой Процесс!» « Всевиновные!»
Где их набрать, «всех виновных», да чтобы хватило на «Большой Процесс», — на Большой Процесс, так и сказано!
А это вот что значит: это значит — найтиэтих всех виновных, и — много, чтобы хватило на « БольшойПроцесс».
Ну, найти легко: в церковь, одна прихожанка сообщила, этот не ходил на той неделе в четверг, вот и —
И пускай они на Большом Процессе расскажут о своих связях, и даже не с финско-японской разведкой, что еще хоть как-то —, а — непосредственно с самим Дьяволом: как летали на шабаш на помеле; как варили зелье из краденых младенцев; как совокуплялись с демонами; и выступали ли в роли суккубов или инкубов, и что испытывали, когда засаживали суккубу; и проч. и проч., и проч., что описано в книге «Молот Ведьм», которая продается на всех лотках, и в которой все это чрезвычайно подробно описано — и техника, применением которой нужно достигать эти признания, и сами признания, которые нужно достичь применением этой техники.
И которая, кстати, хорошо раскупается: потому что много, все-таки, есть людей, которым хочется применять такого родатехнику, и притом чтобы именно послушать такого родапризнания.
Также см. Шаргунов А.
Институции
и их отсутствие — вот в чем главная беда современного московского контемпорари арт, по мнению А.С. Тер-Оганяна середины 1990-х: нет галерей, нет музеев, нет печатных органов, нет критиков, нет искусствоведов, нет коллекционеров, нет интересующейся публики, ничего нет!
Точнее, есть, но очень мало.
При советской власти, и то лучше было — конечно, тоже не было ни галерей, ни печатных органов, но были квартирные выставки, художники ходили друг к другу в мастерские, интеллигенты если и не очень понимали, что такое современное искусство, но звание «художника авангардиста» уважали.
А потом старая система горизонтальных подпольных связей рассыпалось, — а новой все никак не создается.