— Рисуй, — сказал отец.

И сын начал рисовать стихийно, безудержно. Желание изобразить мир, его окружающий, было неутолимо. Правда, жизнь нелегка, средств на покупку бумаги, красок не было.

Внезапно уехал работать и учиться в далекую сказочную Венецию старший брат Гарик.

Годы шли.

И когда будущему художнику исполнилось десять лет, нужда заставила семью Гайвазовских отдать маленького Ованеса «в люди» — работать в кофейне у грека Александра.

Кофейня.

Мальчик на побегушках.

Горький чад кухни. Дым. Гул голосов и бесконечная цепь серых, нудных будней. Суета, тычки…

И вот однажды один из посетителей кофейни стал читать стихи Пушкина, посвященные гибели Байрона в Греции в боях за освобождение страны от иноземного ига, и вмиг перед глазами десятилетнего паренька предстала набережная Феодосии.

Тихий, тихий вечер — и встреча.

Он вдруг вспомнил светлые, лучистые глаза смуглого, курчавого молодого человека, которого увидел во время приезда туда брига с семьей героя Отечественной войны 1812 года генерала Раевского.

Фамилия юноши с огненными глазами, так запомнившимися маленькому Онику, была Пушкин.

Лишь через ряд лет судьба сведет их снова, уже в столице Санкт-Петербурге, на выставке картин молодого художника Ивана Гайвазовского…

Работа в кофейне у хозяина-грека имела и свои светлые стороны. Общаясь с гостями, слушая рассказы моряков о далеких странах, об их путешествиях, паренек запасался знаниями.

Дружа с музыкантами, Ованес научился играть на скрипке.

Буря на Северном море.

Музыка. Она еще больше обогатила его духовный мир.

Но, как говорят, пути судьбы неисповедимы…

Юному художнику встречается меценат. Архитектор. Он увидел молодой талант и забрал Ованеса из кофейни. Стал учить рисованию, перспективе, дал материалы — бумагу, цветные карандаши.

Упоенно, безотрывно отдался мальчишка любимому делу.

И оно пошло.

Так иногда первый толчок дает импульс к большему движению вперед. У архитектора Коха была легкая рука. Он знакомит градоначальника Феодосии Казначеева с молодым художником, тот дарит ему первые в жизни будущего живописца акварельные краски и обещает поддержку.

Вскоре семья Казначеева переезжает в Симферополь и берет с собою юного Ивана (как его стали звать).

Вскоре после приезда в Симферополь рисунки молодого Гайвазовского посылаются в Петербург с ходатайством о принятии юноши в Академию художеств. Президент Оленин, просмотрев работы молодого человека, дал указание о принятии его «казенным пенсионером».

… Столица России поразила юношу великолепием своих дворцов, парков, чугунных литых оград, мраморными изваяниями… Адмиралтейство, величественный Медный всадник и, главное, — Нева в дорогом убранстве набережных, нарядных мостов. Юноша был очарован.

Наконец-то он близок к своей мечте стать художником — ведь в Российской императорской Академии художеств, как он мыслил, было собрано все лучшее, чем располагала Родина.

Надо лишь учиться, учиться рисовать и писать.

Но не все было так просто и однозначно в ту далекую пору. Николай I, самодержец, лично занимался Академией, и дух, царивший в ней, был казенный, серый, далекий от романтических грез шестнадцатилетнего Гайвазовского.

Он ведь любил природу, море, свою маленькую солнечную Феодосию, а официальные библейские и мифологические сюжеты учебных заданий были чужды маленькому провинциалу, простодушному и застенчивому.

Молодому Гайвазовскому посчастливилось попасть в класс к профессору Максиму Воробьеву — человеку из народа, солдатскому сыну, тонкому лирику, прекрасно чувствующему красоту природы.

Вид на Золотой Рог.

Большой удачей было то, что Максим Никифорович обожал музыку, сам играл на скрипке и великолепно ощущал незримую связь музыки и живописи.

Он сразу полюбил своего нового юного ученика за его талант художника, за музыкальность, за скрипку, которой он так прекрасно владел. И, что очень важно, профессор Воробьев отлично писал воду.

Вот что он говорил о Неве, которую изображал неоднократно в любую погоду и время дня:

«У нас Нева — красавица, вот мы и должны ее на холстах воспевать. На тона ее смотрите, на тона!» Воробьев понимал поэзию, дружил с Жуковским, Крыловым, Гнедичем. Словом, это был образованный и тонко чувствующий прекрасное человек… Гайвазовский с первых дней заявил о себе как о талантливом ученике, он много трудился и был с первых шагов отмечен.

Президент Академии художеств Оленин, зная любовь Гайва-зовского к морю, подсказывает ему написать к академической выставке пейзаж моря. Ученик блестяще выполняет задание. «Этюд воздуха над морем» — называет он полотно… Любопытно, что этот холст был снят с экспозиции по светлейшему указанию императора Николая I из-за кляузы французского гастролера «живописца» Таннера…

Но чего не бывало в те далекие годы!

Правда, справедливости ради надо заметить, что зарвавшийся Таннер был вскоре изгнан из России, а опала с молодого Гайвазовского снята, и царь даже велел выдать студенту денежный подарок.

Но горечи свершившейся несправедливости юный мастер не забудет никогда.

Шло время… И вот наступил 1836 год, когда впервые Гайва-зовскому разрешили выйти в море на боевом военном корабле. Перед молодым художником раскрылись во всей красе грозная мощь Балтики, свинцовые штормы и лазурные дни штилей.

Вся, вся радуга капризной морской стихии предстала перед ним.

Так были созданы семь картин из жизни русского военно-морского флота. В них было не только море, но корабли и люди, написанные с великим тщанием и знанием дела… Гайвазовский нашел свое призвание. Море и флот…

Осенью на академической выставке эти картины имели большой успех.

Чесменский бой.

Пушкин обнял автора полотен.

Картины молодого мариниста похвалил кумир молодежи — «сам» Брюллов.

Это была великая поддержка, столь необходимая любому начинающему суровый и тернистый путь к истинной славе в искусстве.

Дар Гайвазовского также заметил Глинка и встречался с ним. Такое окружение великих людей заставляло только усерднее работать, работать…

1838 год. Весна. Феодосия.

Перед Иваном Гайвазовским родное Черное море. В тишину весеннего полдня врывается рокот прибоя.

Вспененное, яростное море гонит седые валы, и они с ревом вздымаются и рассыпаются у прибрежных камней.

Только крик чаек, грохот и стоны суровой стихии вспугивают разомлевшую от майского зноя тишину…

Художник как зачарованный глядит на ярчайшую гамму красок, рожденную весной, морем и солнцем. Он весь, весь до конца отдается этой вечной музыке, повторяющейся из года в год миллионы лет.

Он посещает Ялту, Гурзуф. Долго-долго стоит у «кипариса Пушкина», вспоминая погибшего поэта.

Мастер устраивает себе студию в Феодосии, куда привозит все крымские этюды.

До самой зимы он неистово трудится, пытается добиться звучания открытого солнца, и наконец привычная коричневая академическая дымка уступает место полной гамме всепобеждающего пленэра.

Ликующее море и звонкое бездонное небо — все, все, кажется, покорно кисти Гайвазовского.

Но он непрестанно ищет. Ищет свою палитру, свой колорит, безжалостно уничтожая и отвергая серые и вялые холсты.

К нему в мастерскую заезжает Николай Николаевич Раевский — генерал, начальник Черноморской береговой линии, и приглашает живописца посетить восточные берега Черного моря.

«Колхида». Военный корабль русского флота тех времен. Он шел мимо крымских берегов. Художник писал этюды.