— Твоя…

Он рухнул на нее, потеряв последние силы, и зарылся в копну влажных от испарины волос.

— Я люблю тебя.

— И я люблю тебя, Камилли, — словно из забытья ответила она.

Спустя много часов, они мирно лежали под одеялом, сплетенные руками и ногами в одно существо. Камилли убрал непокорные пряди золотистых волос с ее лба и очень долго и пристально смотрел в ее синие светящиеся глаза.

— Почему ты не прилетела ко мне? Почему не сообщила о том, что произошло?

— Я знала, что Стефан обязательно свяжется с Эстой, и ты обо всем узнаешь от нее. Я не могла полететь на Доннару. Я осталась одна, и не была уверена в том, что после всего ты захочешь меня принять.

— За это я готов был разорвать тебя, глупая девчонка. Ты моя жена, часть меня. Я отвечаю за тебя, и первым, к кому ты должна была пойти, был я. Неужели я произвожу впечатление человека, для которого важны какие-то условности? Мне наплевать, кто и за что тебя изгнал, тем более, что в этом был виноват я сам.

— Я не была уверена в том, что этот обряд стал для тебя настоящим. Понимаешь?

— То есть, в твоем представлении, я мог отнестись к этому, как к развлечению?

Назефри промолчала.

— Назефри, когда я понес тебя в то озеро, для меня это было так же серьезно, как если бы я надел кольцо тебе на палец, как это принято на Доннаре. Пускай мы и повздорили, но ты должна была знать, что это ничего не изменит в наших отношениях. Я был не совсем прав, не понимал, насколько тебя могут сковывать все эти олманские обычаи. Я не мог и подумать о том, что какой-то там Таини будет смотреть на тебя и надеяться, что рано или поздно получит свой приз. Ты уже была моей, только моей. И я хотел, чтобы и он знал об этом. Да и отошел от всего я довольно быстро. Уже на следующий день на корабле пожалел, что оставил тебя одну. Я собирался задержаться на Доннаре всего на один день, чтобы помочь Урджину и Эсте в разговоре с дядей. Я бы все равно вернулся к тебе.

— Что же решил Фуиджи?

— Он сказал, что подумает. Честно говоря, мне кажется, что он знает то, что неизвестно нам.

— Что ты имеешь в виду?

— Да ничего особенного. Просто его невозмутимость меня всегда настораживает.

— Что мы теперь будем делать? Я не хочу улетать на Доннару. Не могу, пойми.

— Я понимаю, солнышко. Мы и не станем туда возвращаться. Я состоятельный человек, и мы можем жить, где угодно. Хочешь, будем все время путешествовать? А хочешь, вернемся на Олманию?

— Я не могу, Камилли. Теперь это не мой дом.

— Твой, Назефри. И я знаю, что ты любишь его.

— Но я не могу.

— Урджин полетел к Наубу. Думаю, он все объяснит твоему дяде и покажет копию брачного свидетельства, подписанного моей рукой.

— Даже если дядя замнет эту историю, я все равно не смогу там жить. Мне кажется, что они предали меня, отвернулись навсегда.

— А ты верила, что они смогут защитить тебя?

— Скажем так: я надеялась на это, но никогда не верила. Теперь при мысли о доме, меня бросает в дрожь. Я чувствую себя опозоренной, бесстыжей.

— Я взял тебя в жены у озера. Никто не виноват, что у нас под руками не оказалось брачного свидетельства. Ты моя жена, и никакая не опозоренная.

— Нет, Камилли, я такая, и ты об этом знаешь.

— Я занимался любовью с девственницей.

— Это не правда.

— Правда. Ты сама призналась, что я был первым мужчиной, который поцеловал тебя. Я видел, насколько ты запугана и совершенно не понимаешь, что делаешь и чего хочешь. Остальное не имеет никакого значения. Я твой первый мужчина.

Назефри закрыла глаза.

— Когда ты понял?

— Когда подошел к тебе, беспомощной и испуганной, чтобы помочь, а ты увидела в этом нечто совсем иное.

Она молчала.

— Посмотри на меня.

Назефри открыла глаза и окунулась в теплый омут его темно-карих глаз.

— Когда-нибудь ты расскажешь мне об этом. Только не сейчас. Сейчас ты будешь тихо отдыхать, а я разбужу тебя потом, возможно, не так, как ты привыкла, но тебе это понравиться, я обещаю.

Она сильнее прижалась к нему и спустя несколько минут заснула. Камилли еще долго думал о том, что за ним теперь числится один должок. Он обязательно найдет того, кто это с ней сделал. Достанет с того света, если потребуется. И отомстит за все, и месть его будет неимоверно жестокой…

Урджин улетел вечером, так и не попрощавшись с Эстой. Он не знал, что ее мир развалился по запчастям, что ее сердце разорвалось в груди, и что это сотворил с ней он. Нет, Эста не станет дожидаться его возвращения. Зачем? Она улетит отсюда завтра. Больше в этом месте ее ничто не держит. Что ж, она рискнула, и проиграла. Такое тоже случается.

Камилли найдет Назефри. Эста в этом не сомневалась. Она подробно рассказала ему, куда лететь и где искать. Вот человек, которого стоит любить. Его, а не Урджина.

Всю ночь Эста не могла уснуть. К чувству полной опустошенности примешивалась непонятная тревога, словно она ждала, что это еще не конец. Рано утром она поднялась с кровати и приняла душ. Вещи она решила собрать после завтрака.

Эста спокойно направлялась в столовую, когда в коридоре возле самой лестницы к ней подошли двое доннарийцев в военной форме.

— Вам приказано пройти вместе с нами.

— Куда? — не поняла Эста.

— Это здесь, не далеко. Император Вас уже ожидает.

Эсте не понравилось то, как они вели себя. Жесткие, холодные, они словно конвоиры провожали ее в последний путь. Они спустились в подвал резиденции и последовали куда-то вглубь по туннелю.

Они остановились перед большой железной дверью. Эсту пропустили вперед, и она вошла в комнату, предназначенную явно не для мирных бесед. Стол, зеркало на всю стену, камеры и железный стул с ремнями не оставили сомнений: ее привели на допрос.

Вдруг кто-то толкнул ее в спину. Она хотела ударить нападавшего в ответ, но не успела. Откуда не возьмись, появились еще три человека. Они скрутили ее, не давая возможности вырваться, и силком посадили на стул, пристегнув руки, ноги и грудь ремнями.

Эста была в шоке. Ее рот заходился в попытках что-нибудь прокричать, но слова так и не вылетали из горла, придушенные ужасом и ненавистью к происходящему.

В помещение зашел Фуиджи, а следом за ним и…..Клермонт. Кивком головы Император приказал подчиненным освободить помещение, и через минуту они остались втроем.

Фуиджи приблизился к прикованной Эсте, занес руку и со всей силы ударил ее по лицу. Голова девушки мотнулась в сторону, а из глаз брызнули слезы, не то от боли, разлившейся от удара, не то от самого жеста унижения.

— Дрянь!!! — закричал он. — Да как ты посмела?!! Грязная полукровка!

И тут все стало на свои места. Эста на мгновение потерялась в услышанном, но в следующий момент собрала всю силу воли в кулак и повернула голову к Императору.

— Как Вы смеете поднимать на меня руку?!

Фуиджи вновь занес ладонь и шлепок пришелся на другую ее щеку. Голова Эсты закружилась, а челюсть свело.

— Ты — никто! Слышишь меня? Никто!

— Я жена вашего сына!

— Черта с два! Он женился на Наследнице Олманской Империи, а ты самозванка!

— Меня вырастила Императорская семья!

— Плевать мне на то, кто тебя вырастил! Ты даже не олманка — ты полукровка!

— Откуда Вам известно?

— Клермонт решила провести генетический анализ. А твоих волос на расческе было достаточно на сотню таких тестов!

— И когда же Вы обо всем узнали?

— Утром. И поверь, еще до обеда ноги твоей здесь не будет.

— Что же Вы теперь от меня хотите? К чему весь этот цирк?

— Чертова сучка! Как вам всем удалось нас провести? Отвечай!

— Я ничего не знала.

— Врешь! Ты быстренько прыгнула к нему в постель, очевидно в расчете на то, что забеременеешь? Ошибка! Мне плевать на твоего ребенка, он никогда не станет наследником, слышишь? Безродный ублюдок никогда не будет править Доннарой!

— Меня усыновили мои родители, еще в детстве. Ни Науб, ни Стефан не знали об этом.