Остальные оставшиеся в живых уже ушли. Те заключенные, которые решили бежать, сменили пробитое колесо и уехали в лес, те же, кто был настолько глуп, что понадеялся, что за преданность им зачтется, отправились нестройной взволнованной группой в сторону ангаров, и в лучшем случае их ждало пожизненное заключение. Воры, точно крысы, растворились в ночи, остался только Игорь.

— Возвращайся домой, Игорь, — снова сказал Алексей.

Но когда он поднял голову в очередной раз, вор уже исчез и на дороге никого не было. Чернел лишь силуэт машины. Ее разбитые фары зияли пустотой, такой же бессмысленной, каким бессмысленным был сам бой. Серов проверил пульс у каждого солдата и, не обнаружив ни одного живого, закрыл им глаза и рты, убрал оружие и уложил их в позы мира и покоя, как будто мог обмануть этим дьявола, завладевшего их душами. Однажды ему показалось, что за спиной его раздался какой-то звук, и он обернулся, всматриваясь в переменчивую, дышащую темноту.

— Лида?

Ответа не было.

— Лида?

Все та же тишина. После того как отец уехал в машине, бешено вихляющей от ямы к яме и скользящей на укатанном снегу, она не теряла времени.

— Почему ты не остановил его, Алексей?

Это все, что она сказала. И, прежде чем он смог ответить, она бросилась бежать, уверенно и красиво, как газель, обратно по дороге и скрылась в лесу, из которого появилась. Как ей удавалось что-нибудь разглядеть?

Почему ты не остановил его?

Почему?

Потому что отец должен выбирать сына. Не наоборот, Алексей стоял там и ждал, что отец выберет его, но Йене не сделал этого. Он даже не узнал его. Это не должно было иметь значения, но имело. Алексей еще долго смотрел на мертвые тела, пробормотал молитву, которую помнил с детства, потом сел в «НАМИ» и завел мотор. Затем, немного подумав, вернулся к ближайшему трупу. Это был совсем молоденький белобрысый солдатик. Со стороны могло показаться, что он мирно спит, но дыра в груди выдавала страшную правду. Алексей поднял его, усадил в машину на переднее пассажирское сиденье и, выкрутив руль, поехал между деревьями вокруг поваленной сосны. Снова выехав на дорогу, он направился на север, в сторону кирпичной стены и скрывавшегося за ним монстра.

— Выйти из машины! — гаркнул караульный, выскочив навстречу машине.

Глаза у него возбужденно бегали.

Алексей вышел.

— Ты что, сынок, не видишь, к кому обращаешься?

Солдат окинул взглядом элегантную форму стоявшего перед ним полковника и нервно втянул голову в воротник грубой шинели.

— На. — Алексей ткнул охраннику под нос документы Малофеева. — У меня сообщение от полковника Тарсенова. В лесу на дороге я наткнулся на целое побоище. Что туту вас, черт подери, происходит? У меня в машине раненый, так что давай открывай ворота. Да живее, живее!

— Есть, товарищ полковник.

Солдат козырнул и бросился выполнять приказ.

Ворота отворились.

Чан накрыл ветками колючую проволоку у основания стены. От свежего острого запаха сосновой смолы Лиде вспомнилось прошлое Рождество и мать.

— Почему не перерезать проволоку? — шепотом спросила она.

— Она может быть под сигнализацией.

К комплексу они подошли с задней стороны, где лес ближе всего подступал к расчищенной территории и куда реже всего попадал свет прожекторов. Покончив с приготовлениями, Чан на какое-то время замер, устремив прикрытые глаза на стену. Лида услышала, как он глубоко вздохнул, собирая энергию, но не поцеловала его на прощание и не сказала, что любит его. Если бы она это сделала, его боги поняли бы: она знает, что он не вернется, а ей этого не хотелось. Попков шумно перебрался через ветки, погнув проволоку, и встал спиной к стене, сложив лодочкой руки перед собой. Лида была рада, что казак был здесь, хоть и боялась за него и за его рану, которую заштопала Елена.

— Готов? — спросил он.

Чан выдохнул последний раз, и Лида поняла, что сейчас он двинется. Сердце ее бешено забилось, но тут, к ее удивлению, Чан медленно повернул к ней голову так, будто решил посмотреть на нее в последний раз.

— Лида, — тихо произнес он, — оставайся здесь. Я хочу пойти к твоему отцу, зная, что ты в безопасности.

Она приблизилась к нему, но только на один шаг. Она не прикоснулась к нему. Сделай она это — и уже не смогла бы отпустить его.

— Я с тобой в безопасности.

— Там слишком опасно.

— Я бы прикрывала тебя.

— А кто бы прикрывал тебя?

— Но я умею быстро двигаться. Я бы могла…

— Нет, Лида. Оставайся здесь.

Ветер прошуршал в сосновых иголках шепотом ночных духов, и тьма сделалась тяжелее листа стали. Какое-то время они ничего не говорили. Вслух. Потом Лида подалась к нему, остановилась передним так близко, что почувствовала его чистый мужской запах пота, смешанный с сырым запахом земли и сосновой смолы на его одежде. Она услышала его напряженное дыхание.

— Пожалуйста, любимый, — прошептала она, — не требуй от меня этого.

Он коснулся ее волос, и она прижала голову к его руке. Они стояли так, пока Попков не пробурчал снова:

— Готов?

Чан опять сосредоточился на стене.

— Готов.

У Чана это вышло на удивление легко. Он дождался, пока луч прожектора, скользнув по выбранному месту, направится в другую сторону, запрыгнул на сложенные руки Попкова, а потом точно взлетел по стене, извиваясь всем телом, и, как кошка, опустился на ноги по ту сторону укрепленной наверху грозной колючей проволоки. Там он снял с плеча моток веревки, размотал и привязал ее посредине к металлическому креплению, по которому проходила колючка. Один конец он сбросил Попкову, а второй опустил за стену. К тому времени, когда луч прожектора вернулся к этому участку стены, Чана на ней уже не было, и Лида снова смогла дышать.

Дернув любовно казака за бороду, она вскарабкалась ему на плечи и взялась за решетку. Перебирая руками, она начала подниматься, проклиная в душе неудобные юбки. В ловкости ей было не сравниться с Чаном. Лида почувствовала, что шип на проволоке сорвал кусочек плоти с ее пальца. Но, оказавшись наверху, увидев раскинувшийся перед ней погруженный в полутьму комплекс и темнеющую так близко махину ангара, она неожиданно почувствовала себя очень уверенно. Страх, волнение, дрожь — все это исчезло. Наконец-то она достигла, чего хотела. Где-то здесь находился ее отец.

— Лида, — раздался снизу едва слышный голос.

Луч прожектора был уже близко. Ветер кусал ее щеки. Бесшумно она соскользнула вниз по веревке и припала к земле рядом с Чаном. Он схватил ее руку, и они побежали.

Перед ангаром царила невообразимая суматоха. Ревущие машины и кричащие солдаты, топот сапог по замерзшей земле, вой рвущихся с цепей собак, почувствовавших запах крови. Они готовились броситься в черный лес, и никому не приходило в голову, что вторжение на их территорию уже произошло. Чан скользнул вдоль стены меньшего из ангаров, который стоял в густой тени позади своего большего соседа. Здесь, подумал он, Лида будет в безопасности, когда он пойдет дальше. В безопасности? Нет, не в безопасности. В меньшей опасности.

Он шепнул ей в самое ухо: «Жди», — и указал на то место, на котором она стояла.

Лида кивнула и не стала возражать. Она не хотела ему мешать. Чан двинулся дальше, пока не подошел к стене массивного деревянного сооружения, но там горели огни, и его могли заметить.

Согнувшись и припадая к земле, он бросился к узкой двери, которая была открыта. У входа замер человек, одетый в черное. Худой и чем-то напоминающий волка. К Чану он повернулся спиной. В его пальцах горел кончик сигареты. Человек наблюдал за двумя солдатами на противоположной стороне двора, которые пытались заставить собак запрыгнуть в кузов грузовика, но одному из псов явно больше хотелось вцепиться в задние лапы сородичу. Чан быстро двинулся вперед.

До человека в черном оставалось не больше двух метров, когда тот что-то почувствовал и повернулся. Их глаза встретились. На носу мужчины сидели очки, и линзы увеличили его изумление. И все же, увидев опасность, он среагировал молниеносно. Рука метнулась к кобуре с револьвером, но было поздно. Чан прыгнул. Взлетев в воздух, он ногой ударил человека в горло. Тот схватился за воротник, колени его подкосились, и, прежде чем он упал на землю, второй удар обрушился на его грудную клетку, проломив три ребра и остановив сердце.