27 сентября он ограбил сразу два банка на бульваре Барбес, а назавтра к нему постучал Бруссар. Жак валял дурака, отвечая с немецким акцентом: «Моя сейчас трахать точка посла. Моя требовать звонить ф посольство». Притворялся участником «банды Баадера-Майнхоф», грозился взорвать дом, к чертовой матери, а для начала — пристрелить пару жильцов напротив. Но комиссар знал, что Месрин гордится: на его руках «кровь только „фликов“ и бандитов».

Сначала Месрин третировал собеседника, как «жалкого околоточного», затем разговор пошел всерьез. Бруссара он знал — по газетам — как храброго, правильного «флика», уважающего воровские законы, своего ровесника, воевавшего в Алжире. Но потребовал подтверждения его личности. Подсунутое под дверь удостоверение вернулось с запиской: «Это и впрямь ты, поздравляю. Месрин». Гангстер добился, чтобы его девушку по кличке Мордашка не мурыжили в полиции, а Бруссар вошел в квартиру без оружия и бронежилета. Раскуривая сигару, он благодушно угостил охотника шампанским. Тогда-то и прозвучали слова о том, кто выстрелит первым.

На суде Месрин разглагольствовал о коррупции, а потом эффектным жестом вытащил из узла галстука и бросил на стол копию ключей от наручников: «Это стоит всего лишь три тысячи, господа!» 19 мая 1977 года его приговорили к двадцати годам.

В спецкорпусе Сантэ он сдружился с левыми радикалами: не то чтобы поставил свой ствол на службу революции, но фразеологию городской герильи освоил. Записал в своем исполнении «Врата тюрьмы» Вийона, но, самое главное, в феврале 1977 года опубликовал мемуары «Инстинкт смерти». Этот самовлюбленный плутовской роман кажется на первый взгляд вульгарным банальным блатным шансоном. Ну что за стиль! «Ночь укутала своим покрывалом страдания обитателей тюрьмы». «Мои глаза метали молнии ненависти». «Кровь смывает кровь. Порой убиваешь того, кто мог бы стать твоим другом, не окажись он на другой стороне». Фи.

Но постепенно понимаешь: Месрин — стилист-социопат. Он мастерски меняет интонацию, каждый раз нацеливаясь на иную аудиторию — интеллектуалов или потребителей нуара — и манипулируя ею. Так, завлекая на свою сторону интеллигенцию, он описал зверства парашютистов в Алжире, то, как его сердце не вынесло полного слез взгляда мальчика, отца которого уводили каратели. Месрин, само собой, вспомнил, как молил эсэсовца отпустить своего папу, почувствовал себя нацистом и освободил феллаха, пригрозив сержанту автоматом. Этот эпизод подозрительно напоминал знаменитую книгу «Пустыня на рассвете» (1960) Ноэля Фаврельера, дезертировавшего в Алжире вместе с пленным, которого охранял.

Книгу вскоре запретили, но она вызвала шквал полемики. Мишель Фуко обозвал ее «редактурой ширпотреба», но писатель Мишель Перро заметил: Месрин «был всего лишь убийцей, теперь он стал личностью. Нельзя гильотинировать человека, о котором размышляет Мишель Фуко».

Гильотинировать, возможно, и нельзя, а вот всадить девятнадцать пуль из засады не помешает никакой Фуко. Свой смертный приговор Месрин подписал 8 мая 1978 года.

* * *

В тот день, около десяти утра, он встречался с одним из своих шестнадцати адвокатов. В коридоре раздался шум потасовки, конвоир бросился туда. Месрин вскочил на стол, выломал вентиляционную решетку и достал три пистолета, гранату и резак для колючей проволоки. Бросив адвокату: «Надо бы тебя связать, да некогда», — он выскочил в коридор, где бушевал его сообщник Франсуа Бесс, чемпион Франции, если не мира, по количеству побегов. Втроем они обезоружили, раздели, связали и заперли в камерах четырнадцать охранников, в чью форму переоделись. Чтобы преодолеть две пятнадцатиметровые стены Сантэ, они использовали лестницу — как раз пятнадцатиметровую — «забытую» рабочими, и еще одну, веревочную. Некоего Кармена Рива, на свою беду присоединившегося к беглецам, застрелили: Месрин рассказывал Шарли Бауэру, что «флики» изрешетили бедолагу, когда тот беспомощно болтался на внешней стене тюрьмы, зацепившись курткой за что-то, а потом добили контрольным выстрелом. Месрин с Бессом скрылись, захватив автомобиль.

С того дня Бруссар твердил, как молитву: «Прав тот, кто выстрелит первым… тот, кто выстрелит первым…»

Даже у президента Жискар д’Эстена были личные причины желать смерти Месрина. «Гранд» угрожал похитить его сына: двадцатилетнему Анри приходилось ездить в университет в кольце телохранителей.

Неточно было бы сказать: вся мощь государства была брошена против одного человека. Неточно, поскольку у этого «одного» была «тысяча лиц». Грим, очки, накладные бороды преображали его, как актера. Изготовив ксиву старшего комиссара — с личным адресом «набережная Ювелиров», где и находится резиденция уголовной полиции, — он явился с инспекцией в знаменитое казино в Довиле. Это была рекогносцировка перед налетом: 26 мая 1978 года Месрин и Бесс вернулись и потребовали аудиенции у директора. Оставив за собой двоих раненых туристов, они ускользнули от сотен «фликов», вернувшись в Париж в багажнике автомобиля взятой в заложники 440 фермерской семьи. 18 июня — опять-таки с «инспекцией» — он посетил комиссариат в Эвиане, откуда неудачно пытался похитить полицейскую униформу.

21 июня 1979 года Месрин в дуэте с Мишелем «Викингом» Шаевским украл и двадцать восемь дней удерживал восьмидесятидвухлетнего миллиардера Анри Лельевра, откупившегося шестью миллионами франков (два миллиона евро). Выкуп он шикарно потратил на дорогие часы и БМВ, точь-в-точь как у Бруссара.

Но и этого было недостаточно, чтобы создать в августе 1979 года спецподразделение «анти-Месрин». Он нарушил все правила игры в полицейских и воров, перешел на язык войны, вел себя как целая террористическая организация, овладев неотразимым оружием — массмедиа — и зачаровав интеллектуалов: когда Месрина убьют, в его честь предложат назвать улицу и лицей. Он не просто достал полицейскую машину: он выставил ее нелепой и беспомощной.

Его вторая книга «Виновен в том, что невиновен» выйдет уже посмертно. Гонорар за первую — по словам Месрина, двести тридцать тысяч — был арестован, и писатель припугнул издателя Жана Клода Латтеса: «Снайперка бьет на двести метров. Никто не может похвастаться, что задолжал мне». Но за полтора года он много чего успел сказать Франции. А прочитав в газете гневно-язвительную отповедь Латтеса, Месрин закрыл тему, сообразив, что может нанести катастрофический урон своей репутации в глазах интеллектуалов, уже объявивших его иконой бунта.

Много времени отнимала переписка с Бруссаром: в частности, Месрин интересовался его мнением относительно качества купленных им чешских гранат. 4 августа 1978 года «Пари мач» опубликовал интервью с Месрином. На снимках он позировал с автоматами наперевес не как гангстер, а политический боевик. «Я не знаю границ — я безжалостен. Если надо прикончить „флика“, я прикончу»; «Я развяжу насилие, какого Франция еще не видела». Он грозил смертью министру юстиции, вновь требовал отмены спецрежима в тюрьмах и высмеивал государство. Журналистка Изабель де Ванжен, оказавшаяся подругой адвоката Месрина, пошла под суд за укрывательство. В январе 1979 года последовало интервью «Либерасьон», назвавшей Жака медийной персоной года. Авторы обоих интервью сообщали детали, никак не вязавшиеся с агрессивной бравадой Месрина: о его кулинарных талантах и виртуозности, с которой он показывал им карточные фокусы.

Из этих деталей явствовало: Месрин — вовсе не загнанная в грязный подвал бешеная крыса. Он наслаждается жизнью и чувствует себя в полной безопасности.

Шеф одного из двух подразделений по борьбе с бандитизмом, комиссар Эме-Блан (8), резонно решил бить Месрина его же оружием, но замысел провалился из-за «войны полиций» с конкурентом Бруссаром.

Эме-Блан заказал Тийе, экс-полицейскому, сотруднику крайне правой газеты «Минют», статью, увидевшую свет 8 августа. Она не могла не разъярить Месрина, более всего озабоченного своим имиджем Робин Гуда. Статья гласила: пора покончить с клише, Месрин выдает себя за борца за справедливость, но предает друзей, пытает женщин, насилует малолеток. Эме-Блан не ошибся, рассчитывая, что Месрин пожелает лично разобраться с Тийе. Жак забил журналисту стрелку 10 сентября, но, опасаясь ловушки, послал за ним в условленное место сообщника Шарли Бауэра (30). Надо было бы проследить за ними, но своих сил у Эме-Блана не хватило, а за подмогой к Бруссару он не обратился бы и под дулом пистолета. Как и следовало ожидать, посланник Месрина увез Тийе в неизвестность.