Вскоре стало известно о дне просмотра всей новой программы цирка, когда Никулин и Шуйдин должны были показать комиссии и свою новую интермедию.

Нет ничего хуже для клоуна, когда люди с серьезными лицами деловито смотрят его работу. В полной тишине, не услышав ни единого смешка, они показали «Наболевший вопрос» руководству цирка и чиновникам из Управления госцирков. Никулин так и не понял, понравился номер комиссии или нет. После просмотра все удалились на совещание, долго обсуждали все номера, а о «Вопросе» почему-то никто не сказал ни слова, будто бы его и не смотрели. Интермедия могла бы так и остаться лежать в архиве, но положение спас Леонид Куксо. Он отправился прямо в главк на прием к начальнику художественного отдела Алексею Семеновичу Рождественскому. Леонид представился как автор интермедии и сказал, что Московский цирк хочет попробовать «Наболевший вопрос» в программе. Нужно согласие главка. Рождественский не возражал: «Ну, если хотят, то пусть включают сегодня вечером этот "Вопрос", а я посмотрю». От Рождественского Куксо поехал прямо к Николаю Семеновичу Байкалову и сообщил ему:

— Рождественский предлагает пустить «Наболевший вопрос» на публике.

— Ну, если главное управление берет на себя ответственность, пускай сегодня ребята покажут свою клоунаду, — сказал Байкалов.

Так, благодаря Куксо и его хитроумному маневру Никулин и Шуйдин впервые вышли с интермедией «Наболевший вопрос» на вечернем представлении.

Интермедия прошла хорошо. Смеяться зрители стали с самого начала номера и продолжали хохотать до самого его конца. Клоуны покидали манеж под вполне приличные аплодисменты, а Буше сказал им «спасибо». А потом с каждым днем номер проходил всё лучше и лучше. В газете «Известия» появилась небольшая рецензия на программу, в которой «Наболевший вопрос» назвали актуальной репризой, а о Никулине и Шуйдине написали, что они «молодые и способные». Правда, спустя некоторое время директор Байкалов почему-то решил снять «Вопрос» с программы. Тогда к делу снова подключился авантюрист Куксо. Он позвонил Байкалову и, представившись сотрудником газеты, сказал:

— Вот тут в «Известиях» похвалили молодых клоунов Никулина и Шуйдина. Они показали, на наш взгляд, талантливую интермедию «Наболевший вопрос». Затронули важную проблему — борьбу с бюрократизмом. А у вас в цирке почему-то интермедия не идет. В чем дело?

Естественно, Байкалов пообещал «журналисту» во всем разобраться, выяснить причину, почему новая интермедия на актуальную тему не идет в программе. И уже вечером того же дня Никулин и Шуйдин снова показывали свою клоунаду публике. Так простая сценка «Наболевший вопрос» с элементами драматической пантомимы стала первым самостоятельным успехом клоунского дуэта.

Лиха беда начало. Никулину всегда нравились комические сценки без слов. После успеха, с которым прошел «Наболевший вопрос», ему захотелось придумать новую «немую сцену». Своими мыслями Никулин поделился с отцом, с которым всегда обговаривал все свои цирковые дела и всегда советовался. Владимир Андреевич пообещал придумать тему новой клоунады и ее сюжет. Через несколько дней сюжет уже был готов. Тема родилась благодаря обложке одного из журналов с репродукцией картины Федора Решетникова «За мир», на которой художник изобразил двух французских мальчишек, расклеивающих листовки. Владимир Андреевич распределил роли так: Юра с Мишей — полицейские, третий их партнер — мальчик — будет расклеивать антивоенные листовки, а полицейские будут за ним гоняться, ловить его. Действие происходит в каком-то французском городке на бульваре. Через неделю родилось название новой клоунады-пантомимы — «Маленький Пьер». Принялись продумывать пантомиму: Никулин и Шуйдин придумывали комические трюки, положения, составляли список необходимого реквизита. Сразу было ясно, что на манеже должно стоять что-то такое, куда мальчик будет прятаться от полицейских. Что поставить? Может быть, статую? Мальчик прекрасно спрячется в нее или за нее. Но от этого варианта сразу же отказались, потому что то же самое было и у Карандаша в его «Венере». Просмотрев в библиотеке кипу журналов с видами Парижа, остановились на скульптуре льва. Лев на пьедестале. Под пьедесталом можно пролезать, а у льва в пылу погони кто-нибудь случайно отобьет голову. Мальчик спрячется в статую, прикроется отбитой головой, и возможно, лев при случае «оживет». Поставить клоунаду попросили Марка Соломоновича Местечкина, директор цирка Байкалов против этого не возражал.

Местечкин был прекрасным профессионалом и поразительно осведомленным в цирковом деле человеком. Будучи уже главным режиссером Московского цирка, он всегда умел удивить своей осведомленностью своих коллег. Из воспоминаний Юрия Никулина: «…почти перед каждой новой программой он внезапно вызывал в Москву из какого-нибудь отдаленного цирка маленький, никому не известный номерок, который потом вдруг для всех являлся открытием. И все начинали говорить: "Почему же раньше эти артисты не работали в Москве? Почему мы их не знаем?" А Местечкин их прекрасно знал, давно уж присматривался, следил за этими людьми, помогал советами и даже в одну из командировок выезжал специально смотреть их номер».

Марк Соломонович внимательно прочитал сценарий «Маленького Пьера», и ему понравилось. Через несколько дней начались репетиции…

…На манеже — Никулин и Шуйдин. В первом ряду зала — Марк Соломонович Местечкин. Тихо. Слышно только, как где-то в темной глубине пустого зала чем-то позвякивает электрик. Артисты ходят по манежу, переглядываются, разводят руками, всё происходит без слов. Вдруг Местечкин решительно поднимается, шагает к барьеру:

— Нет, друзья, не годится. Не устраивайте мне здесь немое кино.

Значит, кто-то из партнеров, увлекшись, начал что-то втолковывать другому, как тугоухому, шевеля губами и сильно жестикулируя. По ходу пантомимы Никулин должен обнаружить на столбе листовку, и если бы это была обычная реприза, то он бы просто сказал: «О, гляди-ка, листовка!» Или что-то в этом роде. Но в пантомиме Никулин должен был не сказать, а точно показать состояние полицейского, которого листовка сначала удивила, потом возмутила и, наконец, разгневала. А из первого ряда снова доносится голос:

— Не увидел!..

И артисты снова и снова повторяют трюк, ища способ без слов верно показать эмоцию.

Марк Местечкин шаг за шагом проходил сценку вместе с клоунами, бередил их фантазию, увлекал идеями, заставлял филигранно отделывать каждый эпизод. Никулин и Шуйдин выходили на репетиции даже ночью, совместными с режиссером усилиями рождались трюки, уточнялись детали их нового номера. Например, придумали, что кисточку, с помощью которой маленький Пьер приклеивает листовки, он, убегая от полиции, оставит на садовой скамейке, и, когда на нее по ходу пантомимы сядет полицейский, кисточка прилипнет сзади к его брюкам так, что оторвать ее он сможет только вместе с клоком материи.

Никулин, обнаружив, что к его штанам приклеилась кисть, очень смешно обыгрывал все свои многочисленные попытки от нее избавиться. Обыгрывал так, что, когда, в конце концов, на оторванной кисти оставался клок от брюк, зал буквально ревел от хохота. Вроде бы простой трюк, тысячу раз обыгранный — но нет, это только казалось. Над тем, как технически осуществить его на арене, артисты и режиссер ломали голову не один день. Сначала было неясно, как сделать, чтобы кисточка всегда без сбоев и без ошибок прилипала к брюкам. Пробовали самые разные способы, вплоть до магнитов в штанах — не получалось. Думали уже отказаться от трюка вовсе, но… тут взыграло профессиональное упрямство — как это, не придумать технику для воплощения хорошей идеи?! — и упрямство не подвело, выручило. Артисты нашли, наконец, надежный и безотказный вариант — и трюк проходил блестяще! Даже бывалые цирковые артисты на репетиции ахнули:

— Как это у вас получается?

А секрет был действительно прост, хотя и не просто дался: к ручке кисти, в том месте, где она расширяется, приделали широкую плоскую пробку, а к отрывающемуся куску штанины приделали пластину с острыми шипами. Никулин садился на кисть, то есть на пробку, в которую входили шипы, а потом вставал, и кисть висела у него на штанах.