Эпоха Каролингов (VIII—X века), когда окончательно исчерпал себя миф о Римской империи, знаменовала собой одновременно завершение и новое начало — я высказался на эту тему в своей книге «Карл Лысый». Далее, в XIV—XVI веках, происходит постепенное осознание того, что Вселенная имеет человеческое измерение. В этих временных пределах насчитывалось немало драматических моментов, благодаря которым росло осознание человеком условий своего земного бытия и собственной целостности. Можно выделить два больших периода, в рамках которых действовали аналогичные силы, но которые не являлись прямым продолжением друг друга — эти периоды я назвал бы, несколько упрощая, «романской» и «готической» эпохами в истории Западной Европы. Первая из них обретает свое лицо и находит, хотя и не без труда, собственный язык в XI веке, которому посвящена данная книга.

В этот период в европейскую культуру пришло осознание целостности, так сказать, неделимости цивилизации. Этому посвящена первая часть книги, где я попытался описать обстановку, в которой протекало индивидуальное существование

Вильгельма Завоевателя и во взаимодействии с которой находилась его деятельность. Необычайная мощь этой личности позволяла ей оказывать глубокое влияние на свой век. Хотя Вильгельм ничего не предвидел, не желал ничего выходящего за пределы возможного, не создавал ничего такого, что не сохраняло бы традиционные формы, однако его деятельность, представлявшая собой последовательный ряд ответов на вызовы времени, обусловила, сперва в Нормандии, а затем и в Англии, эволюцию, которая рано или поздно должна была произойти во всех странах Запада, но которая именно на этих двух территориях раньше всего приобрела наиболее законченный вид. И тем не менее развитие человеческих сообществ не происходит равномерно во всех их членах: даже если оно совершенствует технику и меняет стиль жизни, ни чувства, ни мысли отдельных людей не приноравливаются к ним с неизбежностью. Можно сказать, что в современной Европе человек тысячного года еще соседствует с людьми XX века, точно так же, как в мировом сообществе народов архаичные аграрные культуры сосуществуют с современной цивилизацией. История, как известно, не повторяется, но разного рода движущие силы, последовательно действовавшие на ее протяжении, отмирая, агонизируют очень долго.

Поль Зюмтор

Часть первая.ЧЕЛОВЕК ТЫСЯЧНОГО ГОДА  

Глава перваяТРУДЫ И ДНИ

На заре XI века территория Европы была еще слабо заселена. Тут и там ее занимали разрозненные группы людей. Сменявшие друг друга цивилизации покрывали ее точно тонкая сеть с широкими ячейками. Население, имевшее весьма низкую среднюю плотность [1], концентрировалось островками в безбрежном море необитаемых территорий. Деревни и деревушки, возникавшие на пересечении двух дорог, на берегу реки или у подножия холма, включали в себя хижины для людей и стойла для скота, окруженные палисадником; были также приходская церковь с кладбищем и иногда несколько более просторных строений, в которых обитал местный сеньор со своим семейством. За околицей простирались поля, огороженные живой изгородью из тополей, ясеней, ив или же совершенно открытые.

Такова была для большинства людей того времени среда обитания, в которой рождались, жили и умирали. Каждая деревня имела свое лицо, неповторимые обычаи, источник, к которому девушки ходили по воду, берег реки или пруда, где женщины полоскали белье, заросли кустарника, укрывавшие влюбленных, и даже дерево, под сенью которого, как говорили, жил святой; конечно же, как и в наши дни, в деревнях попадались известные типажи, смешные или страшные — калеки, слепые, уроды, рогоносцы, развеселые или буйные пьяницы.

Время протекало, не ведая отсчета. Мало кто из взрослых мог точно назвать свой возраст. Искусственной хронометрии не знали; на отдельных церквах можно было видеть солнечные часы, некоторые священники еще хранили античный навык пользования водяными или песочными часами. Лишь по мере развития коммерческой деятельности, в XIII веке, у деловых людей появилась потребность в более точном цифровом выражении времени. Изобретение в XIV веке механических часов возвестило начало новой эры. Год протекал в соответствии с природными ритмами, и живописное изображение месяцев вскоре стало темой для художников. В течение вынужденного январского заточения приводили в порядок инвентарь и обихаживали домашнюю скотину. В феврале начинались первые полевые работы. В марте и апреле — пахота, подрезка деревьев, сев. Мир возрождался к новой жизни, любовью скреплялись пары. И снова в ночь на 1 мая люди всех сословий — крестьяне, сеньоры, мастеровые и даже, без сомнения, клирики, несмотря на проклятия, коим подвергались на церковных соборах языческие обычаи, — собирались у источника на поляне; женщины танцевали, сопровождая пляску древними напевами, смысл которых, возможно, был уже утрачен. Наступало время конных походов и войны. Скотину выпускали пастись на земли, отдыхавшие под паром. На дорогах вновь начиналось оживленное движение. В августе округа оглашалась ритмичным звуком молотильных цепов. В сентябре или октябре (в разных краях по-разному) наступало время сбора винограда. А там — сев озимых и, накануне первых снегопадов, убой свиней. Декабрь вновь собирал под родными крышами семьи, и долгие зимние вечера заполнялись рассказами...

Смена времен года сопровождалась и одушевлялась литургическим циклом. От Рождества к Великому посту, а от него к Вознесению каждый праздник имел свои традиции и нес свои радости. Во время некоторых из них в церквах еще исполнялись танцы, имевшие давнее галльское или германское происхождение, которым клирики пытались придать вид и смысл церковного обряда. Праздники, посвященные местным святым (каждый регион и каждая профессиональная корпорация имели особых святых покровителей), еще больше сближались по своему характеру с фольклором. Большинство коллективных увеселений так или иначе было связано с культом этих святых. В некоторых городах существовали братства, посвященные местному святому, и в посвященный ему день устраивались шумные пирушки. В году насчитывалось около тридцати праздничных дней, помимо воскресений. Обычно они сопровождались церковными церемониями, перед народом разворачивались драматические действа. Литургия, представлявшая собой подлинное искусствомолитвы, являлась одним из стержней культуры того времени, одним из наиболее оживленных ее очагов. Вместе с тем она оставалась своего рода роскошью, поскольку лишь наиболее крупные церкви обладали необходимыми человеческими и материальными ресурсами, чтобы торжественно проводить эти церемонии, которые любили продлевать, усложнять, насыщать произвольными украшениями. День за днем повторялось, помимо мессы, богослужение по часам (заутреня, первый, третий, шестой и девятый часы, вечерня и повечерие), о котором оповещали звоном колокола и который семь раз прерывал дневные труды и ночной сон во имя чтения псалмов и пения гимнов.

Деревенская жизнь знала и чисто светские праздники, например, по случаю уплаты оброка сеньору. Зеленой листвой украшали быка, которого отводили к замку, а господин в знак подтверждения уплаты передавал плательщикам гирлянды из цветов. Даже отправление правосудия заключало в себе элемент развлечения, становясь источником занимательных историй о комических похождениях прелюбодея, захваченного на месте преступления, о несчастных, прикованных к позорному столбу, а иной раз и о совершении казни. Но сколь бы горестным или радостным ни выдался день, как только ночь опускалась на соломенные крыши деревенских домов, обитаемая земля еще больше сжималась в размерах. Вокруг этого хрупкого очага тепла и жизни, этого постоянно угрожаемого приюта смыкался огромный лес.

Лес был вездесущ — дикий, наполненный щебетом птиц и ревом зверей, лишь местами словно бы продырявленный пустошами и болотами. В нем чередовались высоченные дубы, буки, хвойные деревья и даже каштаны (ареал распространения этого дерева достигал Нормандии, где оно исчезло значительно позже), заросли кустарника, дикие яблони и груши, боярышник. Бедственные события IX и X веков и связанная с ними миграция населения еще более расширили лесные площади, уступив им, особенно на западе и в центре, некогда возделывавшиеся территории. Лес покрывал в 1000 году две трети территории Франции и Англии. Испокон веку он внушал благоговейный ужас, являясь в то же время важным источником пропитания. Территория церковных приходов заканчивалась на опушке леса. Олицетворяя саму природу, первозданную, какой она вышла из рук Творца, он побуждал к молитве и размышлению. Порой он служил источником своеобразного развлечения, когда взору ступившего в него человека представали полусгнившие трупы, там и сям висевшие на ветвях деревьев среди ярких красок осенней листвы...