Караван прорвался, гребцам топорами и помахать не пришлось. Ушкуйники с тревогой смотрели на медленно проплывающий мимо них берег, где схватились русские и татарские конники.

Но постепенно бой русской и татарской конницы остался позади и, судя по крикам и звону оружия, еще не закончился. Ушкуйники продолжали тяжёлый подъём вверх по Каме. Костя ведь сам сказал: не останавливаться, прорываться. Только вперёд!

«Как там трофеи наши на судах после схватки — целы?» — подумал Михаил. Насколько он мог охватить глазом, все суда каравана были целы. Потери, конечно, были — Мишка сам видел проплывающие по реке тела гребцов, но суда были целы, стало быть — и трофеи тоже.

Татары на своём, казанском, берегу вскочили на коней и скрылись в глубине берега, явно что-то замышляя.

— Небось, за помощью поскакали, — заметил Павел. — Теперь, поди, попытаются конницей выше по течению караван перехватить. Только ничего у них не выйдет. На Каме перекатов нет, а если будем на стремнине держаться — ни одна стрела не долетит. Вот коннице нашей достаться может. Как-то у них там дела?

— Должны пробиться. Костя — воин опытный, башковитый, — уверил его Михаил.

— Это — да. Да вдруг татарам помощь подошла? Не забывай — ордынцы по следу идут.

Оба с тревогой посмотрели назад, но караван уже прошёл пологий поворот, и место боя осталось далеко позади, даже звуки не долетали.

Корабельщики на судах каравана перевели дух. С переднего ушкуя крикнули:

— Э-ге-гей, братья-славяне, велики ли потери?

— У нас — ни одного! — бодро крикнул в ответ Михаил.

На других судах, следовавших перед лобановской тройкой, дела были похуже. В столкновении с татарским речным дозором от стрел лучников погибли десятки гребцов.

Гребли до вечера, и только когда ветер спал и парус обвис бессильно, встали на якорь. К берегам не приближались, но сдвинулись со стремнины к правому по ходу берегу. Вдруг ночью какое судно с верховьев опускаться будет? Не разминется впотьмах да и врежется. Само потонет и несколько тяжело гружённых судов из каравана на дно за собой увлечь запросто может.

Гребцы спать завалились, а Савву Михаил дежурным поставил. Земли вокруг чужие, враждебные, как бы татары пакость какую не учинили. Но обошлось, ночь спокойно прошла.

Утром стали судить-рядить — дальше плыть или Костю с конницей ждать.

— Надо двигаться вперёд, татары из Казани конную рать вдогон послать могут, — настаивали одни.

— А Костя? Вдруг им помощь наша нужна, раненых забрать?

— Он же сам приказал — не ждать, всем караваном плыть в вятские земли, — сокровища сберечь.

Порешили кормчие всё-таки двигаться дальше.

Ветерок слабый, едва парус наполнил. Однако же ушкуй, хоть и медленно, преодолевая течение, но вперёд шёл, как и другие суда. Ушкуйники назад больше глядели — не видать ли воеводы Юрьева?

Лишь около полудня вдали увидели скачущих всадников. И пока не понять — Костя или татары? Всадники приближались.

— Свои! — заорал кто-то. Видать, глаз зоркий — разглядел русские доспехи.

И в самом деле — это скакал Костя Юрьев с конной ратью. Даже на глаз видно было — не все всадники караван догнали. Четвёртая их часть у слияния Волги и Камы осталась лежать в степи. И раненые были, едва державшиеся от слабости в сёдлах.

Пристал караван к берегу, перенесли бережно раненых на ладьи да ушкуи. Костя вздохнул облегчённо.

— Теперь хоть руки развязались. Раненых не бросишь, а воевать с ними несподручно. Удачно получилось, что у каравана ход замедлился и мы вас догнали.

Он отвёл в сторону Глеба, что плыл на ушкуе с трофеями из ханского дворца, и Михаила.

— Плохо дело. По правому берегу вдогонку идут казанские татары, сотни две. Лазутчики мои костры посчитали на их стоянке. А по левому — ордынцы, тоже не меньше — как клещ вцепились, всё никак не отстанут. Их башкиры задержали, и мы оторвались было, а тут бой с казанскими некстати начался. Кыпчаки не более чем в полудне пути от нас. Если степняки соединятся…

Костя не договорил, махнул рукой. К воеводе подходили с проблемами десятники. Один вопрос решался, да тут же возникал следующий. Улучив момент, Костя вернулся к прерванному разговору.

— Нам бы только до вятских земель добраться. Там леса глухие, непроходимые. А главное — с охотниками я заранее переговорил, неожиданность преследователей ждёт. А вы держитесь вместе — ты, Глеб, и ты, Михаил. Чтобы суда в целости до Немды довести.

— Костя, соромно мне от басурманов бегством спасаться, я ведь воин, и люди мои тоже. Дай нам коней, тебе помощь будет.

— А с караваном кто останется? Его совсем без защиты оставлять негоже. Там ценностей на ушкуях — ого-го! Даже после дележа на эти деньги весь Хлынов купить можно! Помнишь, я тебе о великом князе Московском…

Костя снова замолчал, поглядел на Михаила. Тот понял, что слова эти вырвались у Кости случайно и вовсе не предназначались для его ушей.

— Потом, в Немде договорим, если живы будем.

— Должны добраться, Костя, непременно там будем, — горячился Глеб. — Только ты уж до вятских земель продержись со своими конными.

Караван продолжил путь. Костя с конной ратью следовал по берегу.

И всё-таки настигли их татары. Сначала вдали пыльное облако появилось, которое стало быстро приближаться. Видимо, в стремлении непременно настигнуть русичей не жалели татары лошадей, чувствовали, что ещё немного — и уйдёт лакомая добыча из рук, потому торопились.

Пыль заметили и ушкуйники, и Костя. Караван продолжил путь, а Костя с конной ратью затаился в небольшой роще, в которой всадники едва укрылись.

Татары совершили две роковые ошибки: не поменяли лошадей на заводных, вступив в бой на усталых, взмыленных конях, и второе — изменив своим привычкам, не пустили впереди дозор, не сомневаясь, что и так заметят конную рать Юрьева издалека. И этими промахами они лишили себя важного преимущества.

Обычно татары начинали бой издалека, осыпая противника градом стрел, убивая, раня врага ещё на расстоянии, и этим расстраивая его боевые порядки. Ещё до столкновения противник нёс потери и был деморализован.

Костя подпустил врага поближе и, когда татары начали проноситься между рощей и рекой, внезапно ударил им вбок. Ввиду неожиданного удара татары понесли потери. Их отряд оказался рассечённым надвое. Заводные кони, которых татары вели за собой в поводу, в бою только мешали. А русские неистово работали саблями и топорами, понимая, что от исхода именно этого боя многое зависит. Ни татарам, ни русским ждать помощи было неоткуда. Крики, звон оружия, ржание лошадей — все слилось в оглушительный шум.

Татар изначально было больше, но от внезапного бокового удара русских они сразу потеряли много людей, и теперь сеча шла почти на равных. На реке услышали шум битвы, бывшие невольники закричали: «В сечу хотим, басурманам отмстить!» Они бросили грести и начали требовать оружие.

Поддались кормчие их напору, пристали к берегу. И Мишка не устоял, поддался общему порыву.

— Кто со мной пойдёт в бой на татар?

Согласились все гребцы — бывшие невольники. Да их и уговаривать не надо было. Голодные, не успевшие отъесться на судовых харчах, вымотанные тяжёлым трудом на ушкуях, они требовали оружия.

— Павел, пристань к берегу и жди.

Гребцы со всех трёх судов Михаила, захватив топоры, перебрались на берег и толпой побежали к месту конного боя. Следом за ними, захватив дамасскую саблю, помчался и Михаил. Рядом с ним бежал Савва.

Вот и татары. Они, пережив и преодолев шок и растерянность от внезапного нападения конной рати русских, развернулись в боевой порядок и теперь с двух сторон наседали на воинов Юрьева. Увлечённые схваткой, назад они не смотрели. А зря!

Савва остановился, пустил одну стрелу, вторую, третью… Он бил в спины татарские, и ни одна стрела не прошла мимо цели.

За шумом боя татары не слышали топота множества ног бегущих к ним бывших невольников. А те, добежав, топорами били татар по ногам, не в силах дотянуться коротким оружием до груди или головы всадников. Они стаскивали их с лошадей и вдвоём-втроём молотили топорами по кольчугам, в неистовстве мутузили их кулаками. Ни одна кольчуга не выдержит удара боевым топором.