— Что кушать будем?

Михаил отродясь не бывал в таких заведениях, не знал, что можно заказать. Однако выкрутился.

— Костя, я тебя угощать должен, потому как у меня новоселье. Закажи всё сам, по своему вкусу — чего душа пожелает.

Костя сделал заказ не стесняясь.

— Сперва ушицы тройной, да чтобы горячая непременно. К ней — пряженцев с печёнкой.

Опосля поросёнка жареного — чтобы с гречкой внутри, ну и рыбки там всякой.

— Какую предпочитаешь?

— Думаю, карасей у тебя нет?

— Обижаешь, Константин. Для дорогого гостя найдём.

— Тогда обжарить в сметане. И кувшинчик вина — только не кислятины яблочной.

Довольно быстро половые принесли уху, пирожков с печёночным ливером, называемых «пряженцами», да кувшин вина. Михаил разлил вино в оловянные кружки. Тост поднял Костя.

— Что дом поднял быстро — молодец. Вижу — парень ты упорный, чего хочешь, добьёшься. Дай Бог, чтобы дом стоял долго, чтобы добрая хозяйка в нём появилась и детишек тебе кучу нарожала! Выпьем за то!

Выпили. Не сказать, что Михаил вина никогда не пробовал, но почти не пил. Торговля счёт любит, а какой счёт, ежели голова кругом идёт?

Вино пробудило аппетит. Накинулись на уху. И в самом деле, хороша — густая, наваристая — аж губы склеивает. А запах! С ума сойти можно. Куда как вкусно, да с пряженцами! Вскоре ложками по дну мисок застучали. Выпили ещё.

— Эй, где вы там? Появился половой.

— Не готов ещё поросёнок!

— Рыбы неси, грибов, капусты квашеной с яблоками, пирогов.

— Будет исполнено!

Костя с удовольствием накинулся на пироги — как будто и не ел только что уху. Да капустой хрустел, что с антоновкой квашена. Вино заметно сняло напряжение, развязало языки.

— Ты меня держись, Михаил. Я плохого не посоветую. Да и не последний я человек в городе.

— Видел уже, как хозяин перед тобой лебезил.

— Тьфу на него, сошка мелкая. Я вот что тебе скажу: нравишься ты мне. Есть в тебе стержень. Воином бы тебе быть, а не торгашом.

— А я тебе говорил, Костя, что не моё это дело — воевать.

— Это потому, что трофеев, на меч взятых, в руках не держал. Сразу озолотиться можно.

— А можно и голову сложить.

— Может, ты и прав. А по секрету тебе скажу — прикупи ещё пару ушкуев да корабельщиков набери — помоложе, побоевитей.

— Товар возить?

— Нет. Не могу об этом сказывать сейчас. Тут и у стен есть уши.

Мишка повертел головой, но ушей не увидел.

— Подойдёшь ко мне домой через несколько дней — поговорим. А сейчас есть давай — вон, поросёнка несут.

На подносе половой внёс румяного, с хрустящей корочкой, поросёнка. Вид был соблазнительный, а от мясного духа голова кружилась.

Костя живо порезал поросёнка боевым ножом, Мишке, как виновнику торжества, большой ломоть преподнёс, на пирог положив. Тарелками-то не пользовались! Суп или щи ели из мисок, а для мясного или рыбного вместо тарелок использовали кусок хлеба или пирога, который тоже съедали.

Отяжелел Мишка после поросёнка, незаметно пояс на две дырки ослабил. А Косте хоть бы что! Ест и пьёт, как только что с улицы пришёл.

Домой Мишка вернулся уже за полночь — пьяненький. Едва дорогу нашёл. Видел ведь свой дом только днём да на трезвую голову. Лиза не спала — помогла ему валенки стащить да тулуп снять. Мишка чуть не уснул у неё на руках. С трудом, но Лиза дотащила его до перины.

Глава 4

После пира по поводу новоселья прошло несколько дней. Мишка, вспомнив о приглашении, отправился к Косте. Тот был весел и приветлив.

— Садись, мой юный друг! Как дела, как здоровье?

— Не жалуюсь — не старик я, чтобы болеть. Ты чего мне в трактире сказать хотел?

— Есть одно важное, но тайное дело. Знать о нём не должен никто.

— Разве я похож на болтуна?

— Ладно, слушай. Ты не хотел бы на ушкуе на полдень сходить, поторговать?

— Помилуй Бог, Костя! Какой ушкуй? На дворе снег ещё не сошёл, лёд на реке.

— Не сейчас же, это понятно. Только начинать готовиться к походу исподволь надо.

Что-то он темнил.

— Вот что, Костя. Не хочешь — не говори, только и в дураках меня держать не след.

— Экий ты нетерпеливый да обидчивый! Слушай тогда, но если рот откроешь, я тебе самолично язык отрежу, не посмотрю, что ты мне друг. Задумали мы столицу ордынскую, Сарай, пограбить, забрать у них то, что нам принадлежит. Не их это богатство. У стариков наших беззащитных, у жён отобрано. Не один век грабили, столько добра из русских городов натащили к себе — с жиру лопаются. Слышал я от верных людей, что век тому назад новгородские ушкуйники делали уже такой набег. Злата-серебра увезли тогда — немерено. Заметь — почти без потерь ушли. И как хитро поступили — подгадали время, когда войско татарское в набег ушло. Уверовали ордынцы в свою непобедимость, в то, что убоятся другие народы напасть на их гнусную столицу.

Костя взглянул на Мишку — понял ли, какие дела затеваются?

— А теперь скажи: раз новгородцы смогли, то почему мы, вятские, не осилим? Только прознать надо, какова охрана города, где ворота, сильны ли укрепления. Ну, как перед любой осадой крепости, только нам нельзя осаду держать — войско хана вернётся, а суметь хитростью проникнуть за стены.

— Откуда знаешь, что войско их уйдёт?

— Так они, почитай, каждое лето грабить уходят. Надо только момент подгадать.

— Через земли Казанского ханства идти придётся, а они — союзники Орды.

— А зачем непременно через земли идти? Мыслю так: собрать суда — ладьи, ушкуи, струги, посадить на них рать малую. Рейд должен быть неожиданным, внезапным. Ударили, как ножом в подбрюшье, забрали ценности и — назад.

— Казань на Волге стоит, не пропустят татары войско речное. Слышал я от купцов, что Волгу они цепью перегородили. Ни одно судно без досмотра да налога не проскочит.

— Правду слышал. Кстати, татары Волгу Итилем называют. По Вятке до Камы пойдём. Сама Кама в Волгу ниже Казани впадает, так что цепь нам не преграда. И ещё: перед стрелкой Камы и Волги думаю пластунов-лазутчиков вперёд послать. Если и встретим силы татарские, то небольшие. Снимем без шума и по Волге вниз двинем.

— Ой, рискованно!

— Не спорю. Всё продумать надо, пронюхать. Потому и прошу тебя в Сарай сходить.

— Я не воин, как смогу узреть слабые места крепости?

— Так я с тобой простым гребцом пойду. На вёслах сидеть буду, и ты ни словом, ни жестом не покажешь, что я не обычный гребец. И спуску ты мне ни в чём не давай. Недоволен чем будешь — можешь даже ударить в наказание. Но никто ничего заподозрить не должен.

— А самих-то нас в рабство не возьмут в твоём Сарае?

— О! У татар да монголов закон такой есть — купцов трогать не моги. За нарушение смертью карают.

— А везти чего на продажу? Не идти же пустым?

— Из нас кто купец — я или ты? Поговори с людьми, узнай, что в Сарае спросом пользуется. Пока несколько дней с ордынскими купцами торговать будешь, я город осмотрю. Одно учти — христианам там нельзя оружие иметь.

— Да как же без сабли-то?

— А ты саблю-то спрячь хорошо на судне. Пока время есть — устрой тайник.

— Подумать надо.

— Вот чудак-человек! Конечно, надо. Потому и сказал заранее, чтобы время на раздумье и подготовку было. А теперь дай слово, что никто о разговоре нашем не узнает, что бы ты ни решил, даже если отказаться надумаешь.

— Даю, буду молчать как рыба.

Исподволь Михаил начал разговаривать с купцами — кто бывал по торговым делам в Сарае. Всё оказалось более сложным и запутанным, чем он себе представлял.

Оказывается, городов с названием Сарай в Орде было два. Один, Сарай-Берке, был разрушен войском Тимура или, как его ещё называли, «Железного Хромца». Второй, Сарай-Бату, находящийся на одном из притоков Волги, утратил былую красоту и силу, хирел. Собственно, сама Орда, или улус Джучи, распалась на десяток мелких самостоятельных ханств. Правил Большой Ордой — самым сильным ханством — хан Ахмад, сын Кичик Мухаммад-хана. Ханство сильно кочевыми народами — монголами и асами, кыпчаками. Из оседлых — волжские булгары, марийцы, мордва, хорезмийцы. В городе было полно русских холопов из пленных, а также свободных людей — купцов, ремесленников. Также узнал кое-что интересное — купцы из обоих Иранов, Египта, Сирии, а также их товары, находились на особом, огороженном участке.