Глава вторая

Рядом с Суворовым

Конец XVIII века был временем триумфа революционной Франции, которая стремительно распространяла по всей Европе свое влияние — или «заразу», как говорили ее враги, — причем преимущественно на штыках своей армии. После прихода к власти Директории французская экспансия усилилась и вскоре привела к победному шествию республиканской формы правления по Европе. Один за другим рушились королевские и княжеские троны. В 1797–1798 годах в Италии возникли несколько республик: Цизальпинская (Ломбардия, Модена, Феррара, Болонья, Равенна), Лигурийская (Генуя, Лукка), Римская (из Папской области, сам папа Пий VI был отвезен во Францию), Парфанопейская (Неаполь), Тосканская. А некоторые области попросту были оккупированы французами (Пьемонт и др.). К этому нужно добавить «успех» республиканцев в Голландии (Батавская республика) и Швейцарии (Гельветическая республика). Полное подчинение этих республик Франции и тесная связь с ней ни для кого не были тайной — Французская республика называлась их «матерью». Нельзя сказать, что монархическая Европа не боролась с «заразой», но борьба эта была безуспешна. Австрия, составлявшая сердцевину Германской империи, показала свою полную несостоятельность и неудачно пыталась воевать, а потом договориться с Францией, чем оттолкнула от себя германские государства, которые также подпали под влияние Франции.

Лишь к концу своей жизни Екатерина Великая изменила взгляд на проблему «революционной заразы», которая поначалу казалась ей неопасной для России. Незадолго до смерти, осенью 1796 года, она решила послать на помощь Австрии, терпевшей военные неудачи в борьбе с Францией, вспомогательную армию под командованием А. В. Суворова. Пришедший к власти Павел I, как известно, действовал во всем не по матушкиным началам и решил не вмешиваться в творившиеся в Европе события. Но, будучи монархистом до мозга костей, он продержался недолго, и как только французы принялись хозяйничать на Средиземном море, где у России были собственные интересы и даже собственная колония, Павел оскорбился и осерчал. Окончательно вывело его из себя то, что Бонапарт во время экспедиции в Египет посмел захватить Мальту, принадлежавшую Ордену иоаннитов — чудом сохранившемуся средневековому реликту. Павел, рыцарь по духу, выказал особое сострадание к собратьям-рыцарям и в ноябре года принял (не совсем законно) звание Великого магистра Ордена святого Иоанна Иерусалимского. Кроме того, французы взяли под свое крыло бежавших от русских штыков во время Третьего раздела Польши в 1794 году польских эмигрантов и вооружали армию генерала Домбровского. Это вызывало крайнее раздражение Петербурга. Со своей стороны, французские республиканцы негодовали на то, что Россия дала убежище французским эмигрантам, формировавшим на русские деньги корпус под командой принца Конде, и пригрела короля Людовика XVIII, который хотя и бедствовал, но все-таки находился в безопасности, живя в Митаве. Словом, в году образовалась антифранцузская коалиция в составе Англии, Австрии, Неаполя, России, а также Турции, обиженной на Францию за захват Египта Бонапартом. Целью было «принудить Францию войти в прежние границы и тем восстановить в Европе прочный мир и политическое равновесие». Вскоре русские войска численностью 65 тысяч человек под командованием генерала Розенберга вошли в Австрию, и это тотчас привело к разрыву французами ведшихся тогда с австрийцами переговоров. Наиболее острой для Вены оказалась ситуация в Италии, где австрийское влияние было полностью подавлено французами. Более того, именно через Северную Италию Директория намеревалась ударить прямо по Вене. Павел же, настроенный против оскорбителей благородных мальтийских рыцарей, был готов бросить своих солдат в любую часть Европы, лишь бы отомстить «безбожным французишкам». Поэтому он согласился с тем, чтобы русские войска действовали совместно с австрийскими в Италии.

В это время великий русский полководец А. В. Суворов сидел в селе Кончанском, в ссылке, куда его, как принято считать в биографической литературе, отправил император Павел, недовольный резкими высказываниями фельдмаршала о порядках, которые император стал наводить в армии, уничтожая в ней «потемкинский дух». Но слава Суворова была огромна, имя его еще с турецких войн помнили в Австрии, и одним из условий, на которых Вена соглашалась принять нежданную русскую военную помощь, было назначение главнокомандующим русской армией фельдмаршала Суворова. Как ни гневался государь на 70-летнего Суворова, он был вынужден извлечь его из ссылки, призвал ко двору, как тогда говорили, обласкал и при этом изрек: «Веди войну по-своему, как умеешь», что для Павла было верхом снисходительности. Суворов тотчас отправился в Вену, куда и прибыл 14 марта 1799 года.

Следует отметить, что Суворов никогда не был просто военным и просто полководцем. Он интересовался политикой, был в курсе всех политических новостей, читал немецкие, французские, польские и иные газеты, имел собственные воззрения на происходящее в Европе и со свойственной ему страстностью остро отзывался на события, потрясавшие тогдашний мир: «Бонапарте концентрируется… Провада пропала, святейший отец в опасности. Альвинпий к Тиролю, дрожу для Мантуи, ежели эрцгерцог Карл не поспеет», и т. д.1 Он внимательно следил за успешными походами Бонапарта в Италии в 1796–1797 годах, великолепно знал историю войн за Италию от похода Ганнибала до принца Евгения Савойского. Стоит ли говорить о том, что по своим взглядам Суворов являл собой образец примерного монархиста и в своих письмах и проектах настаивал на необходимости, пока не поздно, дать отпор распоясавшимся «карманьольцам», «безбожным, ветреным, сумасбродным французишкам». И вот судьба предоставила ему возможность исполнить желаемое. В Вене Суворова встречали с почтением, сразу же присвоили звание фельдмаршала австрийской армии, его принял император Франц. Однако, тоже сразу, начались трения с австрийской военной бюрократией в лице знаменитого гофкригсрата — придворного военного совета, который безуспешно требовал, чтобы Суворов представил на утверждение подробный план военных действий. Суворов отвечал уклончиво, говорил, что будет смотреть на месте по обстоятельствам и кончит кампанию «где Богу угодно будет». Это огорчало и настраивало против него педантичных австрийских генералов и в конечном счете привело к конфликту. Во-первых, Суворов, имея огромный опыт полководческой деятельности, был убежден в бесполезности заранее согласованных, детальных, коллегиально утвержденных планов кампаний. Он считал, что нужны лишь самые общие предначертания, ясные общие цели — а далее все зависит от гения полководца и судьбы. Он не скрывал, что его конечной целью является Париж, восстановление во Франции монархии. Во-вторых, он стремился получить максимум свободы в ведении военных действий и открещивался от всякой опеки, контроля, тем более если этим занимались люди, которых он считал ниже себя по талантам и знанию военного дела, — а за таковых он принимал почти всех. Позже, в 1805 году, Кутузов избрал, вероятно, самую эффективную в тех же условиях тактику: он во всем соглашался с предложениями и указаниями гофкригсрата, а действовал по-своему, ссылаясь затем на военные обстоятельства, менявшие планы. Но Суворов был иным человеком и не церемонился с австрийским военным руководством, почему и нажил себе довольно скоро смертельных врагов в их среде. Особенно возмущался Суворовым барон И. Ф. А. Тугут — военный министр, глава гофкригсрата и очень влиятельный при императорском дворе вельможа. Впоследствии это противостояние сослужило Суворову плохую службу.

Двадцать четвертого марта Суворов выехал из Вены и в начале апреля оказался в Вероне, где уже находился корпус А. Г. Розенберга. Автор книги «Рассказы старого воина о Суворове» Я. М. Старков со слов князя Багратиона описывает, как Суворов в штабе Розенберга знакомился с генералитетом. Всех поразила экстравагантная манера главнокомандующего. Он стоял с закрытыми глазами, и когда Розенберг называл имена генералов, ему незнакомых, открывал глаза и говорил: «Помилуй Бог! Не слыхал! Познакомимся!» Только трижды он оживился — при именах Ивана Меллера-Закомельского, Михаила Милорадовича и Петра Багратиона: «“Генерал-майор Милорадович!” — продолжал Розенберг. — “А! А! Это Миша! Михайло!” — “Я, ваше сиятельство!” — “Я знал вас вот таким, — сказал Суворов (показывая рукою на аршин от пола), — и едал у вашего батюшки Андрея пироги. О! Да какие были сладкие. Как теперь помню. Помню и вас, Михайло Андреевич! Вы хорошо тогда ездили верхом на палочке! О! Да как же вы тогда рубили деревянной саблею! Поцелуемся, Михайло Андреевич! Ты будешь герой! Ура!” — “Все мои усилия употреблю оправдать доверенность вашего сиятельства”, — сказал сквозь слезы Милорадович. “Генерал-майор князь Багратион!” — проговорил Розенберг. Тут отец наш Александр Васильевич встрепенулся, открыл глаза, вытянулся и спросил: “Князь Петр? Это ты, Петр? Помнишь ли ты… под Очаковым! С турками! В Польше!” И с распростертыми руками подвинулся к Багратиону, обнял его и, поцеловавши в глаза, в лоб, в уста, сказал: "Господь Бог с тобою, князь Петр! Помнишь ли [2]