Рядом, в канаве, кто-то стонал. Вот было бы удивительно, подумал я, окажись там профессор! Действительно, это был он. Я помог ему встать. Он ощупал себя в поисках очков; впрочем, сам он был совершенно цел. Троттельрайнер попросил помочь ему отстегнуть упряжь, потом уселся на ранце и достал что-то из бокового отделения - какие-то стальные трубки и колесо.

- А теперь ваш...

Из моего ранца он тоже извлек колесо, к чему-то приладил его и крикнул:

- По местам! Едем.

- Что такое? Куда? - удивился я.

- Тандемом. В Вашингтон, - коротко объяснил профессор; ногу он уже держал на педали.

"Галлюцинация!" - промелькнуло у меня.

- Вот еще! - возмутился профессор. - Обычное десантное снаряжение.

- Допустим. Но вам-то откуда все это известно? - спросил я, устраиваясь на заднем сиденьице.

Профессор оттолкнулся, мы покатили сначала по траве, потом по асфальту.

- Я работаю в US AF! [United States Air Force - Военно-воздушные силы США (англ.).] - выкрикнул он, энергично перебирая ногами.

Насколько я помнил, между нами и Вашингтоном простирались Перу и Мексика, не говоря уже о Панаме.

- Мы не дотянем на велосипеде! - заорал я против ветра.

- Только до сборного пункта! - крикнул в ответ профессор.

Неужели он не был обычным футурологом, за которого себя выдавал? Ну и влип я в историю... И что мне там делать, в Вашингтоне? Я притормозил.

- Вы что? Шевелите ногами, коллега! - отчитывал меня Троттельрайнер, пригнувшись к рулю.

- Нет! Остановка. Я выхожу! - решительно возразил я.

Тандем вильнул и остановился. Профессор, упираясь ногой в землю, издевательски указал на окружающую нас темноту:

- Как хотите. Бог в помощь!

Он уже отъезжал.

- Вашими молитвами! - бросил я ему вслед.

Красная искорка сигнального фонаря исчезла во тьме, а я, обескураженный, присел на дорожный столбик, чтобы обдумать положение. Что-то кололо меня выше колен. Я машинально протянул руку, нащупал какие-то ветки и начал обламывать их. Стало больно. Если это мои побеги, сказал я себе, тогда, несомненно, я все еще галлюцинирую! Я наклонился, чтобы проверить, - и вдруг меня ослепило. Из-за поворота блеснули серебряные фары, огромная тень машины притормозила, открылись дверцы. На приборном щитке горели зеленые, золотистые, синие огоньки индикаторов, матовый свет обволакивал стройные женские ноги в нейлоновых чулках, золотые туфельки-ящерицы покоились на педалях, темное лицо с пунцовыми губами склонилось ко мне, на пальцах, сжимавших баранку, сверкнули брильянты.

- Подвезти?

Я сел - и даже забыл о своих ростках, до того я был ошарашен. Украдкой провел по своим ногам ладонью - и нащупал чертополох.

- Что, уже? - послышался низкий чувственный голос.

- В каком смысле? - растерянно отозвался я.

Женщина пожала плечами. Мощный автомобиль рванулся, она нажала какую-то клавишу, кабина погрузилась во тьму, лишь навстречу нам мчалась освещенная полоса асфальта; из передней панели поплыла щелкающая мелодия. Странно как-то, размышлял я. Что-то не то. Руки - не руки, ноги - не ноги. Правда, не ветки чертополох, но все-таки, все-таки!

Я присмотрелся к незнакомке внимательней. Она, несомненно, была красива что-то в ней было манящее, демоническое и персиковое одновременно. Но вместо юбки торчали какие-то перья. Страусиные? Или это галлюцинация?.. С другой стороны, нынешняя женская мода... Я терялся в догадках. Шоссе было пусто; мы мчались так, что игла спидометра перегибалась через ограничитель шкалы. Чья-то рука вцепилась мне сзади в волосы. Я вздрогнул. Длинные острые ногти царапали мне затылок - не жестоко, а скорее игриво.

- Что это? Кто там? - Я хотел обернуться, но не смог. - Пустите!

Впереди показались огни, какой-то большой дом, под колесами захрустел гравий, машина резко свернула, прижалась к тротуару вплотную, остановилась.

Рука, все еще державшая меня за волосы, принадлежала другой незнакомке, одетой в черное, - бледной, стройной, в темных очках. Дверцы машины открылись.

- Где мы? - спросил я.

Не ответив, они взялись за меня: первая выталкивала из машины, вторая тащила наружу, стоя уже на тротуаре. Я вышел. В доме веселились, оттуда доносилась музыка, чьи-то пьяные крики; у стоянки золотом и пурпуром переливался фонтан, освещаемый из окна. Мои спутницы стиснули меня с двух сторон.

- Но мне некогда, - пробормотал я.

Они будто не слышали. Та, в черном, наклонилась и горячо дохнула мне в ухо:

- Хо!

- Простите, что?

Мы были уже у дверей; их начал разбирать смех, и смеялись они не просто так, а надо мной. Все в них отталкивало меня; к тому же они становились все меньше. Приседали? Нет - ноги у них покрывались перьями. Ага, облегченно вздохнул я, все-таки, значит, галлюцинация!

- Какая еще галлюцинация, недотепа! - прыснула незнакомка в очках. Она подняла обшитую черным жемчугом сумочку и огрела меня прямо по темени. Я взвыл от боли.

- Поглядите-ка на этого галлюцинанта! - кричала другая.

Страшный удар обрушился на то же самое место. Я упал, закрывая руками голову. Открыл глаза. Надо мною склонился профессор с зонтом в руке. Я лежал на бетоне возле канала. Крысы как ни в чем не бывало ходили парочками.

- Где, где болит? - допытывался Троттельрайнер. - Здесь?

- Нет, здесь... - Я показал на вспухший затылок.

Взяв зонт за верхний конец, он врезал мне по больному месту.

- Спасите! - взмолился я. - Ради Бога, довольно! За что...

- Это и есть спасение! - ответил безжалостно футуролог. - К сожалению, у меня под рукой нет другого противоядия!

- Но хотя бы не набалдашником, прошу вас!

- Так вернее...

Он ударил меня еще раз, повернулся и кого-то позвал. Я закрыл глаза. Голова невыносимо болела. Меня тряхнуло - профессор и мужчина в кожаной куртке, ухватив меня под мышки и под колена, куда-то несли.

- Куда?! - закричал я.

Щебенка сыпалась прямо в лицо с шатающихся перекрытий; я чувствовал, как мои санитары ступают по какой-то хлипкой доске или мостику, и боялся, что они поскользнутся. "Куда это мы?" - тихо спросил я. Никто не ответил. В воздухе стоял непрестанный гул. Стало светло от пожара; мы были уже на поверхности, какие-то люди в мундирах хватали подряд всех, кого удавалось вытащить из канализационного люка, и бесцеремонно швыряли в открытые дверцы - мелькнули огромные белые буквы: "US ARMY COPTER [Вертолет армии США (англ.).] 1 109 849", и я упал на носилки. Профессор Троттельрайнер просунул голову в вертолет.

- Простите, Тихий! - кричал он. - Тысячу извинений! Но так было нужно!

Кто-то, стоявший за ним, вырвал у него зонт, дважды крест-накрест огрел им профессора по макушке и пихнул его так, что футуролог со стоном упал между нами, - и тут же взвыли моторы, зашумели пропеллеры, машина торжественно воспарила ввысь.

Профессор пристроился рядом с моими носилками, осторожно поглаживая затылок. Не могу не признаться: понимая все благородство его поведения, я, однако, с удовольствием наблюдал, как на темени у него вырастает громадная шишка.

- Куда мы летим?

- На конгресс, - ответил, все еще морщась от боли, профессор.

- То есть... как это на конгресс? Ведь конгресс уже был?

- Вмешательство Вашингтона, - коротко объяснил Троттельрайнер. - Будем продолжать заседания.

- Где?

- В Беркли.

- В университете?

- Да. Может, у вас найдется какой-нибудь нож, хоть перочинный?

- Нет.

Вертолет задрожал. Гром и пламя распороли кабину, мы вылетели из нее друг за другом - в бескрайнюю темноту. Как долго я потом мучился! Мне слышались стонущие голоса сирен, мою одежду разрезали ножом, я терял сознание и вновь приходил в себя. Меня трясла лихорадка и ухабистая дорога, над головой белел потолок "скорой помощи", рядом лежало что-то продолговатое, забинтованное, как мумия; по притороченному сбоку зонту я узнал Троттельрайнера. "Я жив... пронеслось у меня в голове. - Все-таки мы не разбились насмерть. Какое счастье". Машина вдруг накренилась, перевернулась с пронзительным скрежетом, пламя и гром разорвали жестянку кузова. "Что, опять?" - сверкнула последняя мысль, а потом - черное, непроницаемое беспамятство. Открыв глаза, я увидел над собою стеклянный купол; какие-то люди в белом, с масками на лицах и руками, воздетыми как для благословения, переговаривались полушепотом.