– Вы очень любезны, сэр, но, когда я в последний раз видела Пруденс, она решительно была настроена поговорить с вами. Я не могу понять, как она смогла отклониться от задуманного?

– Может быть, ее лошадь потеряла подкову. Или, может быть, она встретила свою подругу и решила, что гораздо интереснее будет спокойно посплетничать с ней, чем гнаться за мной.

Алиса беспокойно посмотрела на Абигейл. Если Цедрик Инграм не разговаривал сегодня с Пруденс, Алиса сочла бы неуместным выдавать секрет ее безумного увлечения.

Абигейл словно проникла в беспокойные мысли Алисы и предупредительно сказала:

– Мы были на собрании в доме священника, обсуждали, что нужно сделать, чтобы организовать восстановление кузницы господина Вишингема. Она, должно быть, подумала, что вы захотите принять участие в приготовлениях, и поехала за вами, чтобы сказать об этом.

Цедрик, кажется, поверил в это.

– Конечно, госпожа Пруденс полна сострадания, и от нее можно ожидать что-нибудь подобное.

Алиса снова почувствовала, что его замечание раздражающе подействовало на нее. Что-то здесь определенно было не так. Цедрик Инграм никогда раньше не выражал такого положительного отношения к Пруденс. Большей частью он не обращал вообще на нее внимания, а когда она вынуждала его на это, отмахивался, как от назойливой мухи.

Лорд Стразерн, казалось, еще больше помрачнел. Он расстроенно сложил руки на коленях, и суровым взглядом уставился на Цедрика:

– Моя дочь пропала, и в последний раз ее видели едущей за вами, Инграм. Я не могу так легко вам поверить.

Цедрик ощетинился:

– Что вы говорите, Стразерн? Вы намекаете, что к исчезновению Пруденс имею отношение я?

Стразерн оставался непреклонным:

– А вы что имеете?

Цедрик вскочил со стула, подчеркнуто демонстрируя темперамент истинного роялиста:

– Я не верю, что вы можете говорить мне такое!

– Правда? – взревел Стразерн.

– Я вынужден попросить вас немедленно покинуть этот дом! – Цедрик театральным жестом указал на дверь. – Возможно, ваша дочь уже вернулась домой в дорожном костюме, испачканном от падения с лошади, или же огорченная тем, что забыла о времени, болтая со своей подругой, – я ожидаю извинений, Стразерн!

Лорд Стразерн встал, показав своей семье, что они должны сделать то же самое:

– Я буду рад принести вам извинения, Инграм, если Пруденс уже, как вы сказали, вернулась домой. В противном случае… – он не договорил фразу, и на несколько секунд его слова повисли в воздухе. – Я… просто сотру вас с лица земли. Запомните это, Инграм.

Выйдя из монастыря, они приостановились на ступеньках, пока кучер разворачивал карету лорда Стразерна.

– Что нам теперь делать, папа? – озабоченно спросила Алиса.

На ней тяжелым грузом висела ответственность за все эти неприятности. Если бы она не позволила Пруденс поехать за Цедриком Инграмом, ее сестра сейчас была бы дома в безопасности. Более того, не произошло бы ссоры между отцом и Инграмом, если бы она не отвергла ухаживания Инграма и не допустила последней выходки Пруденс. До сегодняшнего дня они тесно сотрудничали, и казалось невозможным, что станут врагами.

– Вы с Абигейл вернетесь в Стразерн-холл, может быть, Пруденс вернется. А я поеду в деревню и посмотрю, смогу ли там выяснить что-нибудь еще, – мрачное выражение лица Стразерна сказало больше, чем его слова. Он думал, что Пруденс не вернется домой сама и ему не удастся ничего выяснить о ней в деревне. Но что-то надо было делать. С чего-то надо было начинать.

Абигейл согласно кивнула, когда подали карету. Проследив, чтобы женщины вошли в карету, лорд Стразерн сел верхом и уехал. Абигейл и Алиса встревоженно наблюдали за ним.

Когда карета тронулась, Алиса неуверенно сказала:

– Мама, ты не будешь возражать, если я сделаю то же самое, что и папа? То есть, поеду и поговорю с определенными людьми?

– Если это поможет найти Пруденс, делай все что угодно, – сказала Абигейл дрожащим голосом.

Алиса кивнула. Она знала, что ей делать.

Филипп понятия не имел о событиях, сотрясавших семью Лайтон. Он провел день с одним из своих арендаторов, помогая ему починить протекавшую крышу в сарае. Он знал, что его дядя или отец никогда бы не унизились до ручного труда, но времена изменились. Эйнсли и фермеры теперь находились под его ответственностью, и он будет решать проблемы, как сочтет нужным. Годы, проведенные в армии, научили его, что низшие чины уважали офицера, сурового, жестокого и соблюдавшего дистанцию, но они отдавали свои сердца и привязанность тому, кто не только много требовал, но еще больше отдавал. Он собирался управлять Эйнсли и его арендаторами таким же образом.

Сейчас он удобно устроился перед камином, одетый в черные кюлоты и тонкую батистовую рубашку, и пролистывал книгу из богатой библиотеки своего дядюшки. Филипп помнил, как его отец говорил, что Ричард Гамильтон был одержим книгами. Коллекция, унаследованная Филиппом, оправдывала это замечание отца.

Он немного удивился, когда Эштон, дворецкий, открыл дверь и доложил, что прибыла госпожа Алиса Лайтон, но он еще больше удивился, когда дама, не дожидаясь, пока о ней должным образом доложат, стремительно вошла, едва Эштон успел произнести ее имя. Она была одета в темно-синий дорожный костюм, который удивительно шел ей, а локоны, выбившиеся из-под широкополой шляпы, говорили о том, что она неслась в Эйнсли стремительным галопом. Свободно падающие спутанные волосы свисали гроздьями, растрепанные и шикарные, и это очаровало Филиппа. Он медленно закрыл книгу.

– Садитесь, госпожа Алиса, – сказал он, вставая. Его лицо сохранило спокойствие, он умышленно отвел глаза.

Алиса покачала головой. В отличие от него она была вся из волнения, тревоги, боли. Когда она заговорила, в ее голосе прозвучало отчаяние:

– Нет, спасибо, Филипп, мне нужны ответы. Сейчас.

Что-то в ее глазах и голосе насторожило его: все обстоит не так, как ему хотелось бы. Он вопросительно повел бровью и спросил:

– А что заставляет вас считать, что я дам вам необходимые ответы?

Ее прекрасный рот сжался в капризном изломе:

– Потому что они у вас есть, Филипп, я знаю, кто вы!

У него задергалась щека, но это было единственное доказательство, что ее замечание попало в точку.

– Действительно? И кто же я, скажите, ради Бога?

– Сторонник круглоголовых! – она сказала это прямо, глядя на него с какой-то отчаянной надеждой.

Филипп глубоко вздохнул, но не стал отрицать обвинения. Не было смысла. Алиса не задала вопрос – она это утверждала.

– Как вы узнали?

– Мне сказал брат.

Филипп кивнул, он так и знал. Интересно, кому еще сказал Томас Лайтон.

– Поэтому вы вчера отказались встретиться со мной?

Она вздрогнула, но стояла, высоко подняв голову и глядя ему прямо в глаза:

– Я не могла решить, что мне делать. Сердце говорило, что не имеет значения, на чьей стороне вы были во время войны, но разум протестовал – я не должна общаться с противником.

– Ваш разум и другие члены вашей семьи, – саркастично сказал Филипп.

– Это правда, мои отец и мачеха знают, кто вы, но…

– И влюбленный Цедрик Инграм?

Алиса была удивлена такому вопросу, и он увидел, как зажглись ее глаза, когда она отвечала на нечаянную ревность, прорвавшуюся в его голосе:

– Боже упаси, нет! По крайней мере, я так не думаю. Томас сказал мне, потом папе, но он не говорил, что обсуждал это с господином Инграмом, а папа, я уверена, этого не делал.

Филипп глубоко вздохнул:

– Почему же вы здесь?

– Потому что… мне нужна ваша помощь.

Его рот скривился в горькой ироничной усмешке:

– Помощь круглоголового?

– Я думаю, – тихо сказал Алиса, – что круглоголовый – единственный, кто способен решить эту загадку. – Ее глаза просили, умоляли его не отказывать ей, и Филипп не мог остаться безучастным.

Он бросил книгу на столик:

– Почему? Что случилось?