— Пятой? — звоночки узнавания начали звучать у нее в голове, но Мими игнорировала их. Она всемогуща, а он пытался играть с ней. Раздавить человеческого таракана! Никто не осмеливается бросить вызов Азраилу, когда она она чего-то хочет.

— Простите мне, если я кажусь покровительственным, но согласно Пятой Заповеди Кодекса Вампиров, есть такая вещь как Конфиденциальность проводника вампира. Это в пределах моих прав не обнародовать любую информацию о моей бывшей любовнице Голубой Крови. Ищите это. Вы найдете это в файлах Хранилища. Вы не можете тронуть меня.

Мими взял лампу Тиффани со стола и бросил в Оливера, которому удалось увернуться в последний момент.

— Держите себя в руках, моя дорогая, держите в руках.

— Вон из моего кабинета, червь!

Оливер демонстративно встал и собрал вещи. Было очевидно, что он наслаждается ее разочарованием. Все же прежде, чем он ушел, он обернулся, чтобы обратиться к ней в последний раз, и его голос был нежен. — Знаешь, Мими, как и ты, я тоже лишенный. Я знаю, ты не в восторге от меня, но я сожалею, что это произошло с тобой. Я очень любил Шайлер, и я знаю, как сильно ты любили Джека.

Джек!Никто не смел бросать это имя ей в лицо. И это не была любовь, она ощущала своего близнеца, как запутывающий водоворот шока и горя. Любовь? Независимо от того, что любовь, которую она имела когда то, превратилась в яркую, блестящую ненависть, ненависть, которую она нянчила глубоков своей душе, пока она не засияла как изумруд.

— Любовь, — Прошипела Мими. — Вы фамильяры ничего не знаете о любви. Бредовый человек, ты никогда не чувствовал любви; ты только чувствовал то, что Поцелуй требовал, чтобы ты чувствовал. Это не реально. Это го никогда не было.

Мими увидела, насколько больно было Оливеру, и на мгновение ей захотелось забрать свои слова обратно, особенно принимая во внимание, что его слова — были первыми словами сочувствия, которые она услышала с тех пор, как потеряла всех, кто хоть что-то значил для нее. И все же, было здорово дать вырваться своей ненависти наружу и направить ее на кого-то. Плохо, что Оливер попытался помочь ей — он просто оказался на линии огня

Переводчики: FoxNat, tiggra, Marat_86, Svetyska, natali_z

Глава 15

Посмотри свое видео

Подвесная груша качалась из стороны в сторону как маятник, Мими еще раз удовлетворенно ее ударила, прямо в центр. Она пришла прямо в зал сразу после того, как ушла из офиса. Ей больше не нужна была ничья жалость, и уж меньше всего этого глупого книжника из Хранилища. Времена должно быть правда трудные, если человек сочувствует вампиру. Особенно вампиру ее происхождения и статуса. Куда катится мир? Она выжила во время кризиса в Риме, пережила путь в Плимут только для того, чтобы стать предметом сочувствия Красной Крови? Абсолютная нелепость. Она снова ударила по груше, отправляя ее ударом на другой конец комнаты. Ее мышцы болели — последние четыре часа она провела в зале, пиная грушу, пытаясь выбить все чепуху из нее.

Она представила окровавленное лицо Джека, склоненного от унижения и просящего пощады. Как было бы здорово дать волю наконец-то ее ярости. Каждую минуту, каждого дня, она была охвачена чувством мести; она жила и дышала ею; ее злость подпитывала ее волю к жизни. Где он? Что делает? Думает ли он хотя бы о ней?

Интересно, почему она просто не может забыть об этом — задумалась она, когда груша отскочила и лишила ее на мгновение равновесия. Она даже больше не хотела Джека — она поняла, насколько, у алтаря. Он не хочет ее, но и она его тоже. Так почему же она так одержима идеей его смерти? Потому что кто-то должен заплатить за Кингсли. Кингсли был мертв или в ловушке — это не имело значения. Было проще чувствовать смертельный гнев, направленный на ее брата, чем непомерное горе от гибели ее возлюбленного. Мими убивала мысль, что Джек выжил, в то время как Кингсли — нет. Что Джек был счастлив где-то со своей полукровкой любовницей, а она — одна… Кто-то должен заплатить за все, что она потеряла — кто-то должен! Если Мими не может быть счастлива, тогда она не видит причин, чтобы кто-то былдругой.

Это утомительно сердиться все время, и Мими жаждала физического разрежения — в этом ей помогали тяжелые тренировки. Чаще всего после выхода из спортзала она шла домой и бездельничала — отвечала на мгновенные сообщения и обновляла свой статус на сайтах социальных сетей, она была слишком уставшей, чтобы заниматься чем-то еще. Именно в этот вечер, когда она вернулась, квартира была пуста, что ни сколько ее не удивило. Тринити была на каком то из общественных мероприятий, как обычно. Дом был слишком большим только для них двоих. Горничные были у себя, и тишина была настолько удручающей, что чаще всего Мими включала и музыку, и телевизор слишком громко, пока она сидела в Интернете.

Она бросила одежду в корзину и приняла душ. Не одеваясь, она включила компьютер и кликнула на "входящие", быстро пробегая по списку непрочитанных сообщений. Самое верхнее, мигающее, из них, было прислано с незнакомого адреса. Даже, несмотря на то, что техническая команда Комитета умоляла ее прекратить делать это, Мими, как обычно, проигнорировала их предупреждения об опасности вирусов, которые могут содержаться в письмах, отправленных с неизвестных адресов, в результате чего ее компьютер выходил из строя несколько раз в месяц. Но она не могла устоять, она была слишком любопытна, чтобы не открывать их.

Она кликнула по сообщению, чтобы открыть его. В нем была всего лишь ссылка, по которой она, конечно же перешла — компьютер атаковали, взломали и какое-то видео появилось на экране непонятно, как

Видео было нечетким, затуманенным, снято портативной камерой, поэтому кадры были отрывистыми. Пока наконец Мими не увидела два темных очертания посередине экрана, которые оказались подростками, обнимающимися на кушетке.

Похоже, это одно из тех видео, которое относится к разряду "после", подумала она и хотела уже закрыть окно. Но что-то остановило ее. Камера приблизилась, и Мими поняла, что подростки не просто развлекались. Лицо девушки было скрыто длинными волосами, но Мими могла видеть, что ее губы были прижаты к шее парня, и кровь текла по ее подбородку, в то время, как его тело подергивалось и сотрясалось в экстазе.

Все это было слишком знакомо — движения молодого человека, то, как девушка его держала — достаточно нежно, но крепко, чтобы контролировать его неистовство, именно так, как ей хотелось. Сколько раз Мими делала то же самое, в такой же позе? Практически, все, как из руководства Комитета — вы ведь не хотите, чтобы голова фамильяра откидывалась назад и он или она испытывал недостаток кислорода или подавился собственным языком.

Мими смотрела, не шевелясь, как девушка оторвалась от молодого человека, и на мгновение камера показала ее клыки цвета слоновой кости, на которые упал свет, прекрасные и острые, намного красивее и острее, чем самый совершенный реквизит. Тем временем мальчишка резко упал на кушетку, заторможенный и абсолютно бесполезный последующие сорок восемь часов. Девушка, чье лицо все еще оставалось в тени, сладко поцеловала его в губы и поднялась с дивана.

Дата и время происходящего отражались внизу экрана. Это было как раз на прошлых выходных, подумала Мими, когда появилась картинка большей комнаты, где находилось много других подростков. Стоп, стоп, стоп! Было что-то знакомое в этой комнате, с домашними шторами и Ренуаром на стене. Если вы подойдете слишком близко к картине, сработает беззвучная сигнализация, и мажордом выпроводит вас вон. Она, была в той квартире много раз. Это был пентхаус, родителей Джейми Кипа, и это было продолжение празднования его восемнадцатилетия. Мими, была там в пятницу ночью. Она рано ушла, ей стало скучно. Новые члены Комитета были маленькими, страстно желающими развлекаться несмышленышами, хмелеющими от вкуса первой крови, а она была все еще слишком зла, чтобы веселиться.