Рене вдруг почувствовала, как головка его напряженного члена коснулась ее сокровенной пещеры. Девушка встрепенулась, умоляя пощадить ее, но Майкл не обратил на ее протесты никакого внимания. Он легонько погладил ее холм Венеры, предупреждая о том, что готов ко вторжению. Впрочем, это оказалось излишним. Тело девушки опять предало ее; ей оставалось лишь вновь отдаться дурманящему урагану чувств. Она крепко обхватила его руками и ногами и жарко поцеловала в губы. Поцелуй получился долгим, страстным и нежным.

Это был поцелуй примирения.

Рене ощутила, что Майкл сгорает от нетерпения, когда он мощным и ровным толчком до упора вошел в ее распаленное лоно. Его член был жарким, твердым и огромным, как копье. Девушка обнаружила, что, сжимая мышцами вторгнувшийся в нее дротик, она умножает обоюдное наслаждение. Он полностью вышел из нее, чтобы тут же войти снова, медленно и неторопливо, до самого дна, превращая ее в смятенную фурию, тонущую в океане чувственного наслаждения. Он взял ее со сводящей с ума сосредоточенной легкостью, неотрывно глядя Рене прямо в глаза. Она сильнее задвигала бедрами, ускоряя ритм, настойчиво требуя большего, задыхаясь и царапая ему ногтями спину в ожидании освобождения.

Движения его стали быстрыми и настойчивыми. Он напрягся, входя и выходя из нее с яростным упорством, вознося ее на вершину блаженства и спеша присоединиться к ней там. Рене казалось, что внизу живота у нее образовалась бездонная сладкая воронка, засасывающая ее все глубже и глубже…

Майкл зарычал, страшно и злобно. Рене испуганно распахнула глаза и увидела, как расплавленное серебро дикого монстра вновь заливает ему зрачки, а зубы удлиняются, превращаясь в клыки, острые и ослепительно белые. Она хотела крикнуть, но вопль застрял у нее в горле. Коричневая бутылочка в его сумке была пуста; она сама удостоверилась в этом. С минуты на минуту должно было взойти солнце; наступило его время. Они уставились друг на друга, не шевелясь и даже не дыша.

Майкл по–прежнему находился глубоко внутри нее, кожа его блестела от пота. Черты его лица исказились в мучительной агонии. От него исходили волны физической боли. Он схватил ее за подбородок и отодвинул в сторону спутанную массу волос, обнажая шею. Девушку охватила паника.

— Нет, Майкл… Пожалуйста, не надо…

— Прости меня… Не надо меня ненавидеть…

Его горячее дыхание щекотало беззащитную впадинку над ее ключицей; он лизнул языком пульсирующую жилку.

Трепеща от не находящей выхода страсти и содрогаясь от ужаса, Рене вдруг поняла, что повторяет его собственные слова.

Мое отмщение.

Девушка напряглась, закричала и забилась под ним, но он и не думал останавливаться. И тогда она поняла: обращаясь с ним, как с вампиром, она выпустила на волю зверя, жившего внутри него. Внутренне сжавшись и готовясь к неизбежной боли, она крепко зажмурилась и стала молиться, горячо и безмолвно. Рене почувствовала, как холодная тяжесть медленно пронизывает ее шею. Но боли не было. Кровь фонтаном ударила из ее жилы прямо ему в горло, обжигая небо, и девушку сотрясла жаркая волна наслаждения, погружая ее в пучину сладкого опустошения и беспамятства…

Майкл вновь задвигался в ней, ощущая желание, кипевшее у девушки в крови, и рыча от удовольствия. Рене окончательно утратила всякое представление о реальности. Она почувствовала, как ее поднимает неведомая и ласковая сила, несет все выше и выше, туда, где звездными искорками вспыхивают сбывшиеся мечты.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ

Жажда крови вернулась к нему. За несколько мгновений, показавшихся ему вечностью, он вновь превратился в бешеного монстра. В вампира, не думающего ни о чем, подчиняющегося древнему инстинкту. Но в его гаснущем сознании успел оформиться один–единственный сдерживающий импульс — он должен остановиться, чтобы Рене не ощутила боли в шее.

Но потом удовольствие, пьянящее и головокружительное, подхватило его и понесло на крыльях бурного восторга, о котором можно было только мечтать.

Кровь Рене наполнила его рот потрясающим богатством оттенков вкуса. Он проник к ней в разум и растворился в ее теле, всеведущий и всезнающий бог. Они слились воедино, и наслаждение, которое испытывала она, пробуждало ответные чувства в нем. Ее продолжительный экстаз совпал с его освобождением, разрывая его на части и лишая сил. Он чувствовал себя опустошенным и пресыщенным изобилием одновременно.

Он был счастлив.

Майкл скатился с Рене и крепко обнял ее маленькое сильное тело.

— Майкл, — растерянно пробормотала девушка. — Ты не сделал мне больно.

Но вина его от этого не стала меньше. Сгорая от стыда, Майкл уставился на потолочные балки. Ему и в страшном сне не могло привидеться, что когда–нибудь он так поступит с ней. Он считал свои угрозы пустым звуком и только теперь вдруг осознал, в кого превратился. Он стал вампиром, на долгие и долгие века обреченным бродить по земле в сумерках, чужаком, которого боятся и презирают, одиночкой, не нужным никому.

Над морем вставало солнце. Рене крепко спала в его объятиях. Майкл поразился тому, как мирно спит девушка, прижавшись спиной к его груди, после того как он надругался над ее телом, набросившись на нее, как грязная и похотливая свинья.

Ненавистный, кровожадный, обаятельный монстр.

Прошло уже два часа, а тело его по–прежнему пело и трепетало, подобно спущенной тетиве гигантского лука, не желая остывать и успокаиваться.

Стараясь не разбудить девушку, он осторожно откинул в сторону ее черные как вороново крыло волосы и принялся внимательно изучать следы укусов у нее на шее. Что же, следовало признать, выглядели они далеко не так ужасно, как он себе представлял. Хвала богам. Два отверстия размером с игольное ушко. Ничего особенно отвратительного, совсем не те кратеры, которые оставлял на телах своих жертв Фердинанд. «Как символично, — подумал Майкл, — что даже в пылу охватившего меня кровожадного безумия инстинкт защитить девушку оказался сильнее всех прочих чувств».

Тем не менее, его страшная вина не становилась от этого меньше.

— Ты укусил меня, — сонно пробормотала Рене, просыпаясь.

— Прости, — охрипшим от волнения голосом ответил молодой человек.

— Не говори глупостей. Ты сорвал голос, когда орал от удовольствия.

Майкл покраснел до корней волос. От одной только мысли о том, что произошло между ними совсем недавно, он испытывал возбуждение в той части тела, которая прижималась к округлым ягодицам девушки. Неловко заерзав, он попытался отодвинуться от нее. Она пресекла его жалкие попытки, взяв его руку и поднеся к своим губам.

— Не бросай меня. Я… мне понравилось.

Он поцеловал ее бархатную щечку.

— Знаю, но ты могла истечь кровью. Клянусь, этого больше не повторится. Никогда.

— Не давай обещаний, сдержать которые ты не в состоянии. Как ты намерен дотерпеть до берега?

— Это ведь ты — мой тюремщик, а не наоборот. Я думал, ты приказала погрузить на борт пару овец для морского путешествия.

— Прошу прощения. — Рене выгнула шею, чтобы взглянуть на него, и коротко рассмеялась. — Запасаясь провизией, я как–то позабыла о твоей любимой диете. Непростительный промах с моей стороны.

— Хорошо, что ты еще способна шутить на эту тему, вместо того чтобы хвататься за свой серебряный кинжал.

— Ты больше не сердишься на меня. Я чувствую… что ты простил меня. И поэтому я снова могу улыбаться.

— Я простил тебя еще тогда, когда ты отказалась заколоть меня, несмотря на мои угрозы. Кроме того, — юноша широко улыбнулся, — у нас говорят: «Милые бранятся — только тешатся».

Фиалковые глаза, похожие на сверкающие драгоценные камни, расширились.

— Так ты испытывал меня? Майкл! Ты — настоящий дьявол! Еще бы, ты ведь знал, что можешь освободиться в любой момент.

Майкл не стал возражать, но заметил: