Трифон не стал нажимать. Он опять засмеялся и отскочил в сторону. Это был настоящий дьявол.

Отражая очередной удар Глеба, он сказал:

— Ты очень сильно бьешь по мечу. И вся твоя сила уходит в звон. Кому это нужно?.. Тебя как будто никто не учил владеть мечом. Следует уметь расслаблять руку.

Глеб уже понял, что противник перед ним не простой и что Трифон этот пожалел его, хотя с легкостью мог убить. Такой оборот был для Глеба неожиданным. Нужно было взять себя в руки и перестать злиться. И Глеб овладел собой.

Трифон это заметил:

— Уже лучше. Мне стало труднее уходить от тебя. Но это еще ничего не значит. Ведь ты просто деревенский увалень и машешь мечом, как дубиной. Я даже удивляюсь, как ты уцелел в битве с турками…

Но Глеб уже не попадался на эту уловку. Атаковал расчетливо, думал над каждым своим движением. В какой-то момент ему даже показалось, что Трифон запаниковал, и Глеб уже готовился нанести колющий удар… как вдруг опять ощутил острие клинка у себя на ребре.

И опять Трифон глядел на него холодно, со значением.

Стражники волновались на скамьях:

— Убей же его! Пусть прольется кровь чужеземца!..

Побратимы удивленно молчали.

— Что ж! Продолжим! — воскликнул Трифон и отскочил.

Глебу очень не нравилась эта его игра. Глеб махнул мечом, Трифон легко увернулся. Глеб сделал выпад, а Трифон лишь отклонился слегка, пропуская меч. Глеб как будто бился с воздухом — противник его, словно издеваясь над ним, даже перестал подставлять под удары свой клинок. И была тишина, нарушаемая только тяжелым дыханием Глеба.

Наконец Глеб не выдержал этой пытки и сказал:

— Если можешь убить — убей. Для чего ты играешь со мной?

Трифон сказал:

— Я благодарю Господа, что когда-то и мне попался мудрый учитель. И не поспешил наказать меня, наглеца.

Глеб по-своему понял эти слова:

— Но тогда я попытаюсь убить тебя!..

И он со всей решимостью бросился вперед. И опять же острие клинка оказалось у него на ребре. На серой рубахе проступила алая капелька крови.

— Думаю, достаточно!.. — решил Трифон. — Если ты все еще зол на меня, то ты просто глуп.

— Нет, я не зол, — сказал правду Глеб. — Но меня разбирает досада.

— Это иное — здоровое чувство, — тепло, по-отечески улыбнулся Трифон. — А теперь смотри. Я покажу, как трижды победил тебя. Вот первый выпад…

И он показал Глебу этот хитрый прием. Меч как молния сверкнул в воздухе.

Трифон сказал:

— Так я рассек твое сердце…

Потом он показал второй выпад, который был чуть-чуть хитроумнее первого.

— Видишь? Так я еще раз рассек твое сердце.

Глеб только удивлялся, постигая это великое мастерство.

А Трифон уж медленным движением показывал третий выпад. Казалось, против него невозможно найти защиту. Но Трифон показал и защиту:

— Если б ты это знал, юноша, я б не рассек твое сердце в третий раз.

— Я запомнил, — кивнул Глеб.

Трифон не поверил:

— Так быстро?

— Но если от этого зависит жизнь…

Трифон хмыкнул в сомнении:

— Что ж! Посмотрим, какой ты ученик…

И он вдруг сам начал атаковать Глеба с таким ожесточением, что стражники на трибуне от удовольствия затопали ногами. И опять закричали:

— Убей его! Убей! Крови хотим…

Но Глеб умудрился отразить все три хитроумных выпада, и острие меча больше не упиралось ему в ребро.

Трифон так же внезапно, как напал, остановился. Опустил меч. Одобрительно посмотрел на Глеба и сказал:

— А четвертого выпада я тебе не покажу.

— Почему?

— Чтобы убить тебя, если ты вздумаешь всерьез противостоять мне.

Глеб недоумевал:

— Ты открыл мне свое умение. Разве могу я предать тебя?..

Трифон ответил уклончиво:

— В жизни всякое бывало.

На этом поединок их закончился.

Скоро они покинули Ипподром. Начальник стражи направился к колеснице, а Глеб с побратимами пошел в сторону храма Святой Софии.

Уже поставив ногу на подножку колесницы, Трифон оглянулся на Глеба. И окликнул:

— Эй! Бронзовая голова!.. Ты что же, так и уйдешь, ни о чем не попросив? Неужели ты не знаешь, что очень многое в моей власти?

Глеб остановился, развел руками:

— А что мне делать? О чем просить?

— Ах, молодость, молодость! — как будто посочувствовал Трифон. — Неужто тебе не опостылело еще разносить воду и торговать рыбой на мосту?

Глеб ответил:

— Нам бы только лета дождаться.

Взойдя в колесницу, Трифон не спешил отъезжать, задумчиво перебирал поводья:

— Я сегодня занят весь день. Не могу уделить тебе внимания больше, чем уже уделил. А завтра приходи ко мне. В башню. Поговорим.

Глеб улыбнулся:

— У меня есть еще два побратима.

— Эти? — Трифон внимательным оком оглядел Волка и Щелкуна.

— Да.

— Они так же самонадеянны?

Глеб ответил просто:

— Они мои побратимы. Мы вместе перенесли немало испытаний.

— Хорошо, побратимы пусть тоже придут. Будете служить у меня в страже. Мне нужны крепкие люди.

И он хлестнул лошадей. Колесница, громыхая на мостовой, скоро скрылась из виду.

Волк и Щелкун ничего не сказали Глебу по поводу поединка. Зато весьма порадовались тому удачному стечению обстоятельств, в результате которого их брали на необременительную, но, по слухам, премного доходную службу.

Щелкун предложил заглянуть в таверну и отметить удачу чашей вина. Они так и поступили и, не скупясь, потратили на доброе вино и еду последние свои деньги.

После таверны побратимы надумали сходить к Гийому, который обычно околачивался или возле Ипподрома, или возле конюшен. Поскольку возле Ипподрома друзья не видели Гийома, они решили посетить конюшни. По дороге подрались с какими-то моряками — очень хмельное и буйное попалось вино. Даже не вынимая мечей, спрятанных под одеждой, побратимы справились с полудюжиной моряков — разложили их рядочком на улице и пошли своей дорогой.

Побратимы полагали, что в городских конюшнях будет царить зловоние. Но они ошиблись. Здесь оказалось довольно чисто, и воздух был свеж.

Некоторое время захмелевшие побратимы любовались красивыми лошадьми. Потом вспомнили, зачем они сюда пришли, и спросили у одного конюха, где можно найти Гийома-кузнеца.

Конюх ответил, что этого, пожалуй, никто не знает, ибо с Гийомом, скорее всего, случилась беда:

— Два дня назад он вышел в лодке в море и не вернулся. Погода была неспокойная…

Удрученные таким известием, побратимы долго молчали, а потом рассудили: то, что Гийом не вернулся, еще не значит, что он утонул. Он мог встретить прекрасную женщину где-нибудь в районе Золотых ворот и на несколько дней прижиться у нее. С кем подобное не бывало?

После такого здравого рассуждения они немного повеселели и пошли к гавани Вуколеон, где обычно промышляли в поисках заработка Генрих и Франсуа. По дороге опять подрались — на этот раз с другими моряками. Однако эти моряки были не очень пьяные и скоро заметили, что у побратимов под одеждой спрятаны мечи, и, испугавшись, сбежали.

В гавани Глеб, Волк и Щелкун уже совсем отрезвели. У одного судовладельца они вежливо спросили про Генриха и Франсуа.

Грек, на них глядя, сделал большие глаза:

— Как! Вы разве не слышали? С ними случилось несчастье. Несколько дней назад они вышли в лодке в море, и с тех пор их не видели. Все думают, что они утонули, ибо в те дни море было неспокойно.

Пораженные таким странным совпадением, побратимы тихо отошли от корабля.

Глеб сказал:

— Что-то делается такое, чего мы не знаем.

Волк напомнил:

— Вчера утром декарх обронил: крестоносцы идут…

Была ли тут какая-нибудь связь, они не знали.

Омыв в море окровавленные кулаки, побратимы отправились в Перу.

Старая Сарра, узнав, что Глеб, Волк и Щелкун больше не будут продавать рыбу и разносить воду, сказала:

— Служить в городской страже — это, конечно, хорошо. Быть полезными императору — это почетно. Но лучше бы вы научились лепить горшки…