Мариус, непрерывно вопивший после рождения, притих, оказавшись на груди матери. Эпонина протянула вторую руку (Макс так и не выпускал другую) и нежно погладила своего ребенка. Глаза Макса вдруг наполнились слезами.

— Спасибо тебе, дорогая, — сказал он Эпонине. — Спасибо тебе, Николь. Спасибо, Элли.

Макс поблагодарил всех присутствующих в комнате, в том числе и двоих октопауков… потом поблагодарил еще раз и еще. Казалось, он сделался «обнимательной машиной»: даже октопауки не сумели избежать его благодарных объятий.

6

Николь тихонько постучала в дверь и просунула голову в комнату.

— Простите. Кто-нибудь бодрствует?

Эпонина и Макс зашевелились, но никто не открыл глаз, чтобы поприветствовать Николь. Спящий Мариус лежал между родителями. Наконец Макс пробормотал.

— Сколько времени?

— Прошло уже пятнадцать минут со времени, назначенного для исследования Мариуса, — проговорила Николь. — Синий Доктор вот-вот вернется.

Макс застонал и обнял Эпонину.

— Ну, давай, — сказал он Николь. Макс выглядел ужасно, глаза его покраснели и распухли, под ними появились двойные мешки. — И почему эти младенцы спят не более двух часов кряду? — спросил он, зевнув.

Николь остановилась в дверях.

— Некоторые спят. Макс… все дети разные. После рождения они обычно следуют тому режиму, к которому привыкли в чреве.

— И почему на это жалуешься ты? — спросила Эпонина, с трудом поднимаясь. — Ты только послушаешь, как он пищит, иногда сменишь пеленку и заваливаешься спать… А мне приходится бодрствовать, пока он ест… Ты хоть раз пытался уснуть, когда кто-то теребит тебя за сосок?

— Так вот оно что! — усмехнулась Николь. — Кажется, наши новые родители за четыре дня растеряли весь прежний пыл.

— Ну, не то чтобы совсем, — с вынужденной улыбкой проговорила Эпонина, одеваясь. — Но, Господи Иисусе, как же я устала!

— Это совершенно нормально, — сказала Николь. — Твоему телу нанесена травма. — Тебе необходим отдых… я же говорила об этом тебе и Максу на следующий день после рождения Мариуса, когда вы намеревались устроить вечеринку. Первые две недели жизни младенца можно выспаться, лишь подстраиваясь под его собственный распорядок дня.

— Вполне верю тебе, — Макс вывалился из двери с одеждой в руках и направился в спальню.

Эпонина поглядела на светло-голубую прямоугольную подушку, которую Николь извлекла из мешка.

— Это одна из новых пеленок? — спросила она.

— Да, — ответила Николь. — Инженеры октопауков внесли некоторые усовершенствования… Кстати, они по-прежнему предлагают использовать мусорщика, но для мочи Мариуса еще ничего не придумали; при мусорщике ребенку останется только пукать…

— Макс абсолютно против всей этой идеи, — прервала ее Эпонина. — Он заявляет, что не разрешит октопаукам экспериментировать на его сынишке.

— Экспериментом я бы это не назвала. Специальный мусорщик, которого они разработали, лишь немногим отличается от тех, что чистят наш» туалеты уже шесть месяцев. Подумай, от скольких хлопот ты избавишься…

— Нет, — твердо возразила Эпонина. — Но тем не менее поблагодари октопауков за заботу.

Возвратился Макс, уже переодетый в дневную одежду, хотя и небритый.

— Я хотела сказать тебе. Макс, прежде чем Синий Доктор вернется, — проговорила Николь, — что сумела наконец поговорить с Арчи о нашем возвращении в Новый Эдем… Я стала объяснять Арчи, что мы все хотим уйти, и попыталась обосновать причину… но он ответил, что не вправе разрешить нам оставить Изумрудный город.

— А что это значит? — спросил Макс.

— Арчи утверждает, что этот вопрос должен решить сам Верховный Оптимизатор.

— Ага! Итак, я все же был прав. Мы здесь узники, а не гости.

— Нет, если я правильно поняла слова Арчи. Он сказал мне, что «при необходимости исход можно устроить», но лишь Верховный Оптимизатор понимает «все факторы» в достаточной степени, чтобы принять правильное решение.

— Еще один пример проклятых октопаучьих бредней, — буркнул Макс.

— Не думаю, — возразила Николь. — Я, пожалуй, обрадовалась… однако Арчи считает, что мы не сумеем встретиться с Верховным Оптимизатором до завершения матрикуляции… Это тот самый процесс, что занимает все время Джеми. Он происходит лишь раз в два года и затрагивает всю колонию.

— И сколько же эта самая матрикуляция продлится? — спросил Макс.

— Еще неделю. Ричард, Элли и я приглашены участвовать завтра «в каких-то сторонах» процесса… звучит интригующе.

— Мы с Мариусом несколько недель должны будем оставаться здесь, — проговорила Эпонина, обращаясь к Максу. — Поэтому неделю можно подождать без всяких проблем.

В этот момент в дверь постучался Синий Доктор. Октопаук вошел в спальню со специализированным оборудованием: с его помощью он собирался обследовать Мариуса. Макс поглядел на пластиковые мешки (в них копошились существа, все вместе напоминавшие черную пасту) и сердито спросил:

— Что это еще за мерзкая грязь?

Николь выложила свои собственные инструменты на стол возле постели.

— Макс, — произнесла она с улыбкой, — почему бы тебе не выйти минут на пятнадцать?

Чело Макса нахмурилось.

— Что вы собираетесь делать с моим мальчонкой? Поджарите на этом масле?

— Нет, — усмехнулась Николь. — Хотя по звукам тебе, быть может, и покажется это.

Элли взяла Никки на руки и обняла ее. Малышка моментально успокоилась.

— Мама уходит с Нонни, Бубой, Арчи и Синим Доктором, — сказала она. — Мы вернемся, когда ты ляжешь в постель… тебе здесь будет хорошо с миссис Наи, Кеплером, миссис Эп…

— А я не хочу оставаться здесь, — недовольным тоном проговорила Никки. — Я хочу с мамочкой, — она поцеловала Элли в щеку. На лице девчушки было написано ожидание.

Когда через несколько секунд Элли опустила ребенка на пол, чудесное личико Никки скривилось и она вновь заплакала.

— Я не хочу… — закричала она, как только мать вышла за дверь.

Элли покачала головой, когда все пятеро направились к площади.

— Хотелось бы знать, что с ней делать. После того инцидента на стадионе она все время липнет ко мне…

— Это вполне нормально, — сказала Николь. — Дети меняются очень быстро в ее возрасте… Тем более что Никки перестала быть центром всеобщего внимания после рождения Мариуса.

— А по-моему, проблема куда глубже, — произнесла Элли несколько секунд спустя. Она повернулась к Николь. — Извини, мама, но я думаю, чувство беззащитности, которое испытывает Никки, больше связано с отсутствием Роберта, чем с появлением Мариуса.

— Но Роберта нет с нами уже более года, — вмешался в разговор Ричард.

— Едва ли это существенно, — ответила Элли. — На каком-то уровне Никки, безусловно, помнит, что должна иметь обоих родителей… Быть может, она даже полагает, что сперва я бросила ее… а затем Роберт. Неудивительно, что ей не спокойно.

Николь мягко прикоснулась к дочери.

— Но, Элли, если ты права, зачем ей так сильно реагировать именно сейчас?

— Не знаю. Быть может, эта история с игуаной напомнила Никки, какая она беззащитная и насколько ей не хватает отца…

За спиной раздавался громкий плач Никки.

— Что бы ее ни тревожило, — вздохнула Элли, — надеюсь, она перерастет это. Когда она плачет, у меня такое чувство, будто ножом по сердцу.

На площади транспорта не оказалось. Арчи и Синий Доктор направились пешком к пирамиде, где октопауки и люди обычно проводили свои совещания.

— Сегодня особенный вечер, — проговорил Синий Доктор, — мы должны сообщить вам о многом, прежде чем вы оставите вашу зону.

— А где Джеми? — спросила Николь, когда они вошли в здание. — Я-то думала, что он идет с нами… да, чуть не забыла: что случилось с Геркулесом? Мы не видели его после Дня Изобилия.

Пока они поднимались по пандусу ко второму этажу пирамиды. Синий Доктор сообщил им, что Джеми находится со своими друзьями-выпускниками, а Геркулес получил другое назначение.