- Мы молоды. Комфорт - дело наживное.

Мартина взяла пластиковую кружку, оставленную Феликсом на краю письменного стола, и бросила ее в корзину для мусора. Феликс следил за ее движениями.

- Мы тоже люди очень терпеливые, Феликс. И мы все тщательно проверяем. Там, на месте, я высыпала содержимое мусорного ведра на пол в кухне. Мы взяли коробочки из-под соды и все, что может содержать ДНК. Ты меня понимаешь? Ты ведь ученый.

- Да, конечно.

- Так вот, до того, как мы стали там работать, квартира была в полном порядке.

Мартина, облокотившись на письменный стол, слегка наклонилась к Феликсу. Затем приняла непринужденную позу и, улыбнувшись, продолжала:

- Я говорила с соседями и с консьержкой. Люди никого не видели, кроме тебя. В квартире все осталось нетронутым. Нет ни одной вызывающей сомнения детали. Ничего.

Он опустил глаза. Она подождала, когда можно будет вновь следить за его взглядом.

- Это ты его убил, Феликс?

Мимолетный взгляд искоса, судорожные движения губ, но никакого протеста.

- Ты, Феликс?

- Да нет же. Послушайте, у меня голова раскалывается. Черт возьми! Это не я. НЕ Я! ЧЕРТ ВОЗЬМИ!

- Кончай орать.

- Но я уже не знаю, как вам объяснить.

- Так можно говорить часами, и все без толку. Я любил своего отца, о да, мадам. Я не испытывал к нему зависти, о нет, мадам. Я трахаю мою подружку по четвергам и пятницам, я напиваюсь время от времени, я иду к отцу за таблетками, о да, мадам.

Она все продолжала в том же тоне. На ее лице по-прежнему играла понимающая и вместе с тем чуть насмешливая улыбка. А выражение лица Феликса совершенно переменилось. В нем появился страх. Феликс наконец проснулся и осознал, что его подозревают. Он тяжело вздохнул.

- Да, я любил своего отца, очень любил. Но я вообще люблю людей и не имею ничего против человеческого общества. Я не сволочь и не сумасшедший.

«Я-то тебе верю, - подумала Мартина. - Чтобы убить отца, требуется чуть больше силенок, чем у тебя, мой мальчик. Я-то верю, но боюсь, что я буду единственной».

- Хочешь аспирина?

В его взгляде все еще прочитывалось желание защищаться.

- Серьезно, хочешь?

- Я предпочитаю парацетамол. У меня больной желудок.

- Есть только аспирин, - сказала Мартина, выдвигая ящик стола и беря коробочку с лекарством.

Она протянула Феликсу две таблетки, достала из мусорной корзины пластиковую кружку и налила в нее воды из бутылки Алекса, стоявшей на полу. Потом спросила у Феликса, хочет ли он есть, и заказала два бутерброда с ветчиной.

Сначала они ели, сидя в молчании по обе стороны письменного стола, потом она поднялась и доела свой бутерброд у окна.

Серебристые волны. Все бегут и бегут. Но скоро река станет спокойнее. Через несколько недель Сена расправит свою длинную ленту, в которой будет отражаться серое небо. Зимой волн почти нет. Баржи выглядят совсем темными, и короткими зимними днями за ними долго не понаблюдаешь. А потом будет ранняя весна. Снова появятся волны, желтые, и побегут все быстрей. Река заволнуется, станет выходить из берегов. И нестись, нестись. О, это симметрия Парижа! Эта четкая граница, прочерченная рекой. А она и ее коллеги - в центре всего этого, держат руку на пульсе города. Париж, Париж. Я работаю в криминальной полиции. Набережная Орфевр, тридцать шесть. Капитан Мартина Левин. Вот она я, здесь. И я здесь останусь, черт возьми! Останусь.

Все это время мобильник Поля Дарка, что лежал теперь на потрепанной папке Алекса, жил безмолвной жизнью большинства вещей. И вдруг он зазвонил. Мартина и Феликс переглянулись. Прежде чем нажать на зеленую кнопку, Мартина запомнила номер телефона, обозначившийся на маленьком сером экране.

- Алло, Поль?

- Кто его спрашивает? - чарующим голосом поинтересовалась Мартина.

- А где Поль?

- В данный момент он занят. Я сейчас схожу за ним. Кто говорит?

Чарующий голос не помог, незнакомка повесила трубку, но Мартина все равно узнает, кто звонил. Имея номер, она обратится во Франс-Телеком, и ей дадут адрес. Она прекратила допрос Феликса. Прежде чем отправиться в Финансовую к Жиберу, она поручила Дарка-младшего лейтенанту Седрику Дангле, молодому офицеру, которого, по общему мнению, ждала блестящая карьера. У него есть то преимущество, что он не спал с Алексом, подумала Мартина. Приказ, точно удар хлыста, отдавался у нее в голове: «Срочно обратись к Жиберу от моего имени». Надо поторопиться.

«Езжай, моя крошка, удачи тебе…»

«Спасибо, шеф. Еду».

7

Алекс Брюс рассказал о смерти Поля Дарка. Отравлен стрихнином. Страшные мучения. Есть подпись. О кобре Брюс умолчал. Марко Ферензи и Жюстен Лепек избегали смотреть друг на друга. Лепек то и дело запускал руку с растопыренными пальцами себе в волосы, словно расчесывая их. Этот повторяющийся жест убаюкивал, наводил оцепенение. Но Алекс чувствовал себя по-боевому. В глубине души он любил ситуации, требовавшие от него выдержки: они укрепляли его дух.

- Так, а что за подпись? - поинтересовался Лепек.

- Название змеи.

- Какой? Змей-то много.

Брюс медлил с ответом. Лепек шумно вздохнул. Вмешался Ферензи, желая помешать своему компаньону брякнуть что-нибудь невпопад:

- Уверяю вас, Поль не имел к змеям никакого касательства.

Как он странно сказал: «не имел к змеям никакого касательства», подумал Брюс. Ему вдруг представился человек, вокруг которого кишат змеи, а он их словно и не замечает.

- Кобра, - проговорил Брюс и положил записную книжку себе на колени.

На лице Лепека выразились недоумение и усталость. Ферензи никак не отреагировал; он сидел, скрестив красивые руки с тонкими пальцами, на одном из которых поблескивало золотое обручальное кольцо. Часов видно не было - возможно, он их и не носил. И если Лепек был явно недоволен тем, что его в обеденное время подвергают настоящему допросу, то Ферензи, напротив, никуда не спешил. Брюс дорого бы заплатил, чтоб узнать, какие мысли вертятся в этой голове с чуть тронутыми сединой висками. Именно Ферензи подхватил нить разговора:

- Лично мне на ум приходит, что «Кобра» - это название художественного направления, больше ничего.

- Признаться, Марко, не вижу никакой связи, - возразил Лепек. - Знаешь, кого мне это напоминает?