Изменить стиль страницы

Они прошли под тем местом, где прятался ягуар, собранный и напрягшийся, готовый бежать при малейшей угрозе. У него не было причины для нападения на этих людей, да и копья, которыми они, без сомнения, прекрасно владели, сдерживали его. Но никто не заметил его присутствия, и вскоре они исчезли в зарослях.

Балам рассуждал своим человеческим разумом, позволяя при этом расслабиться телу зверя. Было ясно, куда они направлялись, поскольку эта тропа вела к Наранхо, но откуда они шли? И тут он догадался, что, к счастью, может выяснить это, нужно только вернуться по их следам.

Спеша и опасаясь, как бы запах не улетучился, ягуар спрыгнул с дерева и быстро нашел след человеческих существ. Запах, который ни с чем нельзя было перепутать, различался ясно, и Балам решил пойти за ним. Он также видел тропу, по которой группа шла через сельву, хотя вскоре наступит ночь и его глаза окажутся бессильными.

Сначала он мчался со всех ног, поскольку запах оставался свежим и ошибиться было трудно, но, когда наступила ночь, ему пришлось двигаться медленнее. Ему становилось все труднее различать нужный запах среди тысячи других, населявших этот мир, казавшийся ему своим.

В конце концов ягуар добрался до маленькой прогалины, расположенной довольно близко к Караколю, и понял, что достиг своей цели. Там запах снова стал очень сильным, а следы на земле и на деревьях, которые он мог различить, несмотря на тьму, подтверждали, что участники группы долгое время находились в этом месте. Он также смог определить другие запахи, все с кисловатым человеческим привкусом. Видимо, эту прогалину выбрали в качестве места встречи. Решив убедиться в этом, он избрал курс на город и вскоре заметил след, ведущий в ту сторону.

Теперь у него не оставалось сомнений. Кто-то из Караколя — и это был не один человек — явился на прогалину, чтобы встретиться там с той группой, которую он видел в джунглях. И у Балама не нашлось ни одной причины, которая могла бы оправдать это или исключить угрозу.

15

Храм майя в Петене (север Гватемалы), 2001 год

— Ты знаешь, Жан, этой ночью он приходил.

— Что приходило? Кто? — Молодой человек вытащил изо рта зубную щетку, чтобы ответить ей.

— Бог Неба. Он явился ко мне во сне. Чан К’у, один из трех богов, охраняющих нефритовую маску.

Жан осторожно положил зубную щетку на кусок дерева, служивший им полочкой, и повернулся к Николь.

— Ну-ка, говори, — сказал он, нахмурив брови. — Ты это серьезно или разыгрываешь меня?

— Я не знаю. Разумеется, я не верю в то, что боги навещают меня во сне, однако… это казалось таким реальным! Ты помнишь, какие у меня были сны, когда мы познакомились? Даже когда я просыпалась, они казались мне правдоподобными. Так вот, этой ночью у меня было то же ощущение. Бог стоял передо мной, как ты сейчас. И я прекрасно понимала его слова, несмотря на то что это был ягуар.

— Ягуар? — Жан посмотрел на нее озабоченно.

— Ну да. А что мне тебе сказать? Что это был господин с бородой? Нет, это был ягуар. И довольно большой, разумеется. А! На нем было цветное ожерелье.

— Ладно. И что он тебе говорил? — Жан решил снова взять зубную щетку и закончить то, чем он занимался.

— Что маска ждет нас. И что она в третий раз станет доступна людям. Он еще добавил, что ее власть все так же велика, хотя прошло очень много времени. Еще он сказал, что доступ к ней получат только трое. Он произнес: «Вас будет трое». Я полагаю, что стану одной из них.

— Черт возьми! — Жан постарался избежать малейшего намека на иронию, понимая, что девушка не шутит. Кроме того, ему уже приходилось убеждаться в том, что «видения» Николь следует воспринимать всерьез. — Что еще?

— Я не очень хорошо поняла его речь, но все же я четко помню ее. Он сказал: «Но учтите, что не вы, люди, определяете время маски».

— А дальше?

— Он ушел.

Архитектор почесал голову, не зная, что ответить. Он едва проснулся, и вот его невеста рассказывает ему, как бог майя в обличье ягуара посетил ее во сне.

— Послушай, Николь! Откуда ты знаешь имя бога? Прошлой ночью ты не могла его вспомнить.

— Ты прав. — Девушка на мгновение задумалась. — Возможно, я сохранила его в подсознании, а сейчас оно всплыло. Но есть еще одно объяснение, попроще, — добавила она с лукавой улыбкой.

— Какое?

— Дело в том, что ягуар, явившийся мне, был очень вежлив. Первое, что он мне сказал, звучало так: «Я — Чан К’у, бог Неба».

Отъезд в Уашактун назначили на два часа дня. Они снова пешком доберутся до места, где их ожидают машины, и на них отправятся в Тикаль, чтобы там переночевать. Николь решила, что следующий ее телевизионный репортаж будет посвящен этому большому анклаву майя; Стан и Пьер, телевизионщики, планировали остаться на целый день в городе для съемок. Потом оба догонят их в Уашактуне, расположенном в двадцати километрах к северу от Тикаля.

Николь посмотрела на часы, все еще сидя под деревом, которое она уже считала своим. Она выбрала его в день приезда, и всегда, когда она искала, где бы расположиться, в конце концов оказывалась сидящей под ним.

Было чуть больше одиннадцати часов, и девушка принялась снова просматривать свои данные по Уашактуну, предназначенные для программы, которую они будут записывать сегодня утром, последней передачи из этого лагеря, и Николь планировала дать в эфир виды храма, в то время как она будет рассказывать о новой цели их путешествия. Она с грустью посмотрела на скромное здание, в котором находились загадочные надписи. Оно сейчас пустовало, потому что археологи находились далеко, завершая картографическую съемку. Лучик солнца, пробивший себе дорогу сквозь растительность, освещал его целиком. Внезапно строение показалось ей очень маленьким, словно какое-то беспомощное существо, затерявшееся в огромной сельве. И она поняла: то, что о его тайне узнали все, было настоящим чудом. «Возможно, история о трех богах — вовсе и не глупость», — подумала она и мысленно подмигнула ягуару, приходившему к ней прошлой ночью.

Несколько ранее она попросила у Хулио Риверы данные по городу майя Уашактуну, куда они теперь направлялись. Уже само название, как показалось девушке, было окутано пеленой таинственности, и мексиканский археолог улыбнулся, когда она ему об этом сказала.

— Это означает «восемь камней», — ответил он, — на языке майя. Неизвестно, правда, оригинальное ли это название или его придумал Сильванус Морли, археолог XX века. Многим из того, что мы сейчас знаем об Уашактуне, мы обязаны ему.

— А почему восемь камней?

— Они упомянуты на одной из стел, текст которой Морли расшифровал, и наш друг подумал, что это может соответствовать названию города. Возможно, однажды мы узнаем, попал ли наш добрый Сильванус в точку или нет.

— Ты был с ним знаком?

— Думаешь, я такой старый? — Хулио Ривера рассмеялся от души. — Нет, нет. Морли умер в 1948 году. Мне тогда и года не исполнилось. Его раскопки в Уашактуне начались в 1920 году, а закончились в тридцатых. Однако мне бы хотелось познакомиться с ним. Он, должно быть, был одним из таких людей, каких сейчас нет, — романтиком археологии. Представь себе, что в те времена означало затеряться среди этой сельвы, без дорог, без средств связи… Это означало порвать все контакты с цивилизацией.

— Значит, я ему завидую. Он наверняка получил замечательный опыт. Сейчас в мире уже нечего открывать и все слишком… организовано. Нет простора для фантазии.

— И это говоришь ты? — Хулио Ривера нахмурил брови. — Ты, которая нашла статуэтку возрастом три тысячи лет в одной из могил Долины Царей? Ты, идущая сейчас по следу за нефритовой маской, чья сила объявлена безграничной? Я полагаю, что ты несправедлива.

Николь почувствовала, что взволнована; она была вынуждена признать, что мексиканский археолог прав.

— Ты прав, — сказала она с улыбкой. — Возможно, я слишком амбициозна… или просто мечтательница. Да, действительно! Наверняка в те времена тоже не все было так мило, и я полагаю, что у Сильвануса Морли тоже случались моменты, когда он испытывал разочарование. Еще что-нибудь можешь рассказать об Уашактуне? — Она задала вопрос, меняя тему.