Они прошли по другому коридору и зашли в широкий отсек с низким потолком, заставленный видеомониторами. В полумраке перед цветными экранами сидело с полдюжины операторов. Норман остановился.

— Это мониторы РОВ, — сказал офицер. — На дне постоянно находятся три-четыре робота… плюс водолазы, конечно же.

Норман слышал треск и свист радиосвязи, кусочки неразборчивых фраз.

На одном из экранов появился идущий по дну водолаз. Прожектор высветил его диковинный темно-синий костюм и желтый шлем причудливых очертаний.

Норман ткнул в экран:

— На какой он глубине?

— Футов тысяча, тысяча двести… что-то вроде того.

— И что они делают?

— Там титановый корпус, только сейчас его нет ни на одном из мониторов, — офицер оглянулся. — Билл, ты можешь показать доктору Джонсону корпус?

— Сожалею, сэр, но в настоящее время мы исследуем седьмой квадрат.

— Это почти в полумиле отсюда, — пояснил офицер. — Жаль, это чертовски занятная штука. Ну ничего, вы еще успеете насмотреться. Нам туда.

Они немного прошли по коридору, затем офицер спросил:

— Вы знакомы с капитаном, сэр?

— С чего вы взяли?

— Просто полюбопытствовал. Он так жаждал вас увидеть, все время спрашивал, когда же вы прилетите.

— Нет, — сказал Норман. — Я с ним не знаком.

— Очень хороший человек.

— Не сомневаюсь.

Офицер оглянулся назад.

— Знаете, что они болтают о кэпе? — спросил он.

— Так что же?

— Они говорят, его лай просто цветочки по сравнению с его зубками.

На двери каюты висела табличка «Начальник Проекта» и еще ниже пластинка «капитан Хэролд Барнс ВМФ США». Норман вошел и увидел плотного мужчину, поднявшегося из-за груды досье.

Капитан Барнс был из тех подтянутых военных, рядом с которыми Норман чувствовал себя толстым и нескладным — в свои сорок пять Хэл Барнс имел прямую армейскую выправку, бодрое выражение лица, короткую стрижку, плоский живот и уверенное рукопожатие политика.

— Добро пожаловать на борт «Хоуза», доктор Джонсон… Как самочувствие?

— Устал малость.

— Ну конечно же, вы ведь из Сан-Диего, значит, добирались пятнадцать часов… Хотите отдохнуть?

— Сначала я хотел бы войти в курс дела.

— Да-да, конечно, — кивнул Норман. — Что вам сказали?

— Кто?

— Люди, которые заехали за вами в Сан-Диего, везли из Гуама, кто угодно.

— Ничего.

— И вы не видели ни репортеров, ни прессы?

— Разумеется, нет.

— Прекрасно. — Барнс засиял и предложил кресло.

— Как насчет кофе? — поинтересовался он, доставая кофейник. И тут погас свет. В комнате стало почти темно — через узкие иллюминаторы проникало мало солнечного света.

— Черт побери! — выругался Барнс. — Снова вырубили… Эмерсон!

Эмерсон!

В дверь заглянул лейтенант.

— Работы продолжаются, кэп, — сказал он.

— Что на этот раз?

— РОВ на Бэй-2, сэр. Очевидно, они не рассчитали нагрузку.

— Займитесь этим, Эмерсон.

— Слушаюсь, сэр.

Дверь закрылась и Барнс опустился в свое кресло.

— Это не их вина, — пояснил он. — Судно не предназначено для такого высокого напряжения, — лампы зажглись и Барнс улыбнулся. — Ну так как же насчет кофе, доктор Джонсон?

— Черный, если можно, — попросил Норман.

Барнс протянул ему чашку ароматного черного кофе.

— По крайней мере, я уверен в абсолютной секретности. Это моя обязанность, доктор Джонсон. Безопасность прежде всего! Особенно, в подобной ситуации… Если на сторону просочится хоть слово, у нас возникнет масса всевозможных проблем… И так уже в этом деле замешано слишком много людей. Черт! Тихоокеанское командование даже не хотело выделять эсминцы… пришлось намекнуть на советские подводные лодки.

— Советские подлодки? — удивился Норман.

— Эту лапшу я навешал в Гонолулу, — улыбнулся Барнс. — Чтобы выбить все необходимое, порой приходится плутовать. Вы же знаете, как оснащена современная армия. Разумеется, Советами здесь и не пахнет.

— Да? — Норман чувствовал, что он чего-то не понимает, и постарался сосредоточиться.

— Разумеется, они засекли нас через свой спутник. Поэтому мы послали открытую радиограмму о подводно-спасательных учениях на юге Тихого океана.

Советы могут заподозрить, что мы поднимаем утерянные боеголовки, как в 1968-м у границ Испании, но они в курсе наших трений с Новой Зеландией и не хотят вмешиваться в наши ядерные проблемы. Они оставили нас в покое.

— И что же? — спросил Норман. — Ядерная боеголовка?

— Упаси Господь, ничего ядерного! — сказал Барнс. — В таком случае, Белому Дому пришлось бы сделать официальное заявление — а мы стремимся к строжайшей секретности. Все указания поступают непосредственно от президента и секретариата Обороны.

— Если ядерные боеголовки здесь ни при чем, зачем же такая сверхсекретность? — удивился Норман.

— Вы еще не знаете факты.

— Крушение произошло в океане?

— Да, приблизительно в том месте, где мы сейчас сидим.

— Значит, никто не выжил.

— Нет, разумеется, — изумился Барнс.

— Тогда при чем здесь я?

Барнс выглядел озадаченным.

— Как правило, меня вызывали на места крушений, где могли иметься уцелевшие, — пояснил Норман. — Зачем в состав команды входит психолог?

Чтобы сгладить острые травматические проблемы выживших пассажиров или их родственников — их чувства, страхи, кошмары… Уцелевшие в катастрофах часто испытывают комплекс вины перед погибшими. Женщина сидела рядом с мужем и детьми, и вдруг все, кроме нее, погибают. — Норман откинулся на спинку кресла. — Но, в данном случае, самолет оказался на глубине тысячи футов — так что возникновение подобной проблемы исключено. Зачем же меня вызвали?

Казалось, капитан испытывал неудобство. Он передвинул на своем столе досье.

— Собственно говоря, это не совсем авиакатастрофа, доктор Джонсон.

— Тогда что же?

— Это крушение космического корабля.

Возникла небольшая заминка.

— Понимаю, — кивнул Норман.

— Это вас не удивляет? — спросил Барнс.

— Нет, — ответил Норман. — По крайней мере, это многое объясняет.

Когда произошло крушение?

Перед ответом, Барнс заколебался.

— По нашим расчетам, — сказал он, — катастрофа космического корабля произошла около трехсот лет назад.

Глава 3

УЛФ

Наступила неловкая пауза. Норман слышал гул кондиционера и слабый писк радиосвязи, проникающий из соседней каюты. Он обнаружил, что держит чашку кофе и сделал пару глотков.

Триста лет назад, думал он. Космический корабль трехсотлетней давности. Поскольку космическая программа существует без малого тридцать лет, это просто абсурд! Барнс ошибается, но мог ли он ошибаться? Ему не выделили бы все эти корабли, если бы не были уверены в том, что на дне действительно лежит космический корабль трехвековой давности.

Нет, здесь что-то не так! Норман ничего не понимал — его разум был ошеломлен и потрясен.

— В этом не может быть никаких сомнений, — говорил Барнс. — Мы установили дату крушения по коралловым наростам — за год коралл нарастает на два дюйма, а объект, что бы это не было, покрыт десятиметровым слоем…

Разумеется, кораллы не растут на таких больших глубинах — и это свидетельствует о тектонических катаклизмах. Геологи заявили, что они произошли примерно столетие назад, и мы оценили возраст корабля в триста лет. Мы можем ошибаться, но корабль безусловно очень древний… может быть, ему тысячелетия.

Барнс задвигал бумагами, приводя их в порядок и подправляя края досье.

— Я не боюсь вам сказать, доктор Джонсон, что эта штуковина меня чертовски тревожит. Вот почему вы здесь.

— Я что-то не совсем понимаю, — покачал головой Норман.

— Мы вызвали вас, потому что вы имели отношение к проекту УЛФ.

— УЛФ? — и Норман чуть было не добавил, что этот проект был шуткой.

Но увидев, что Барнс вовсе не смеется, похвалил себя за мудрое молчание.