Появление головного отряда Его святейшества из Болоньи свидетельствовало о прибытии Папы, но по рядам пронесся слух, что наместник Бога на земле (такой титул Иоанн сам для себя выбрал с превеликим удовольствием) все же задержится. Причиной его опоздания стали триста монашек из монастыря, ради которых его святейшество, следуя заповеди христианского самопожертвования, жертвовал своим святейшим семенем и отпускал все грехи. А на такое требуется время.
Нет, репутация, которой пользовался римский понтифик, была действительно не из лучших. Никто не мог утверждать, что его конкуренты папы Бенедикт XIII и Григорий XIII, приславшие в Констанцу лишь своих наблюдателей, были детьми печали; но по сравнению с образом жизни Римского Папы они казались просто младенцами.
Официально Папа Иоанн сожительствовал с сестрой кардинала Неаполя. Второй женщиной в его жизни была его невестка. Что не мешало наместнику Бога на земле делить ложе с послушницами и юными клириками, которые таким образом становились обладательницами и обладателями неожиданного богатства, поскольку в том, что касалось любовных дел, Иоанн проявлял небывалую щедрость и оплачивал их деньгами из церковной казны или прибыльными должностями аббата или епископа.
После спокойной ночи на следующее утро Афру разбудили громкие крики. Она устремилась к окну. Но то, что ей показалось началом гражданской войны, оказалось не более чем повседневной уличной возней. Уже вскоре после восхода солнца на улицах толпилось много людей, кричащих и ругающихся на разных языках. Местами вообще невозможно было пройти. Сказочный город для мошенников, воров и разбойников.
Пьетро де Тортоза, которого Афра немного позже встретила на лестничной клетке, похоже, думал точно так же, когда сказал:
— Я бы вам порекомендовал отнести ценные вещи в надежное место. В городе уже даже пахнет мошенниками. Большие события притягивают плохих людей, как свет притягивает мотыльков. Если хотите, можете пойти со мной и моим секретарем. Я хочу отдать на хранение меняле все свои деньги и проездные документы.
Это предложение звучало заманчиво, но Афра была настроена недоверчиво: заботливость чрезвычайного посланника вызывала у нее подозрения. Поэтому она с улыбкой ответила:
— Мое имущество, господин Пьетро, не представляет такой большой ценности, чтобы мне нужно было оставлять его меняле для хранения в железном сундуке.
Пьетро в знак протеста поднял обе руки:
— Я же из наилучших побуждений, донна Гизела, ничего другого!
Интонация, с которой он произнес ее выдуманное имя, взволновала Афру.
— Ну хорошо. Большое спасибо за дельный совет, — вежливо сказала она. Ей становилось не по себе только от одной мысли, что чрезвычайный посланник из Неаполя мог знать что-то о ней и о тайне, которую она уже целый месяц носила на поясе.
Когда вскоре после этого Пьетро де Тортоза вместе со своим секретарем вышел из дома, Афра последовала за ними. Хотя Соборная площадь, где большинство менял имели свои лавки, находилась не очень далеко, дорога туда заняла сравнительно много времени. Через узкие улочки города протискивались монахи в необычном одеянии, продавцы гусей, продавщицы тряпья, торговцы галантерейными товарами и кремнем, бродяги и мореплаватели, бегинки в серо-коричневых монашеских платьях, цыгане, богатые ткачи из города и мнимые слепые, превосходно симулирующие свой недуг, крестьяне, доктора в беретах и черных мантиях, сводницы, тянущие за собой своих проституток, одухотворенные епископы в митрах и плювиалях, бродячие паяльщики, шуты, шарлатаны, священники в стихарях, с набитыми животами, барабанщики, свистуны и миннезингеры, продавцы реликвий, однорукие, безногие, которые в поисках сострадания передвигаются при помощи досок на колесах, воры в широких плащах, чернокожие из далекой Эфиопии, русские с широкими лицами, ангельские создания, красивые, как грешники, кающиеся и палачи, дурно пахнущие конюхи, мавры, танцующие в женских платьях, писцы, высокопоставленные турецкие посланники со своими женщинами в шароварах и с лицами, закрытыми вуалью, чтобы не прогневить Бога, элегантно одетые конкубины, наряженные девушки на выданье и женщины в годах, герольды, вожаки с медведями, люди в масках, артисты на ходулях и всевозможные зеваки, стоявшие на обочинах дороги.
Афра уже было подумала, что чрезвычайный посланник затеял какую-то злую игру с ней, выбрав самую длинную дорогу в городе, как вдруг он вместе со своим слугой исчез в доме менялы Бетмингера. Во всяком случае, именно такое имя было написано на табличке над входом. Вскоре после этого он снова появился и вместе со своим слугой исчез во всеобщей суматохе.
На безопасном расстоянии Афра пыталась обдумать, что ей делать дальше. Потом она решила сдать на хранение пергамент и большую часть наличных денег, которые она все еще носила на поясе.
Более тридцати менял работали в Констанце во время Собора, это было прибыльным делом, поскольку каждый более или менее большой город в Европе чеканил свои собственные деньги. Установленного обменного курса не было. Сколько получали денег и за что, зависело исключительно от умения договориться, и при этом менялы старались себя ни в коем случае не обделить.
Афра выбрала менялу Пилеуса в Горбатом переулке поблизости от двора каноника, и это решение было принято спонтанно, так как его магазин с аркадами производил солидное впечатление. Там Афра сняла с себя свое имущество за занавеской в задней части конторы, предназначенной как раз для этой цели, и передала молодому меняле. Он положил все в закрывающуюся металлическую шкатулку, передал Афре ключи от нее и спрятал шкатулку во встроенный стенной шкаф с тяжеловесными дверями из черного дерева с широкими стальными лентами. Услуги менялы Афра оплатила на месяц вперед. Выйдя на улицу, она почувствовала облегчение.
На Соборной площади звучали барабанная дробь и посвистывание, и это все прерывалось только громкими аплодисментами и криками «Браво!». Из любопытства Афра направилась на большую площадь. Там невозможно было пройти, настолько близко друг к другу стояли люди, вытянув шеи. Неприятный запах из небольшого трактира распространился по всей площади. Пахло рыбьим и бараньим жиром и выпечкой, приправленной едким чесноком, и все вместе смешалось в довольно противный смрад, который любому человеку мог испортить аппетит дня на три.
Но казалось, что большинству не было дела до запаха. Они толпились, вытянув шеи, глазея на труппу фокусников, разбившую в тени двора каноника круглую палатку с красными и белыми полосками, и на подиум, воздвигнутый перед ней. Взрослый бурый медведь, почти в два раза выше своего дрессировщика-карлика, танцевал посреди трибуны на задних лапах. Его резкие движения под ритм мелодии, исполняемой тремя музыкантами, вызывали у зрителей восхищение.
Люди закричали от восторга, когда неповоротливое животное, весившее не менее центнера, захотело покинуть свою танцплощадку — круглый стальной лист. Тогда карлик дрессировщик потянул за веревку, закрепленную на кольце в носу животного, и медведь издал душераздирающий крик. Только немногие зрители догадались, что медведь, вызывающий всеобщее восхищение, плясал лишь потому, что стальной круг был заблаговременно нагрет до раскаленного состояния.
За этот небольшой спектакль зеваки платили скромную плату, которую они бросали в кармашки передников двух девушек, продвигавшихся по рядам.
Едва бедный медведь закончил свое выступление на сцене, как на нее уже запрыгнул молодой факир. Его мускулистое загорелое тело было наполовину обнажено. На юноше были надеты ядовито-зеленые штаны, белый тюрбан на темных волосах, и смахивал он на факира из далекой Индии. Уже само его появление вызвало у многих юных девушек возгласы восхищения. Красивый молодой человек в правой руке держал два горящих факела, а в левой — бутылку с какой-то жидкостью. Он глотнул из бутылки и протянул ее Афре, которая тем временем успела протиснуться в первый ряд. Афра покраснела.
Зрители, как заколдованные, таращились на пылающие факелы. Неожиданно факир сделал один шаг вперед, как будто хотел присесть для прыжка, и выпрыснул глоток воды, который он только что сделал из бутылки, сквозь сжатые губы, в воздух Быстрым движением он поджег факел, возвышающийся в воздухе подобно огненному мечу святого Михаила. Зеваки, стоявшие в первом ряду, испуганно отшатнулись назад.