— Пембридж! Пембридж! Ты спишь?
Леди Розалинда с силой потрясла мужа. Он, разумеется, выглядит спящим, но лучше все же проверить, так ли это.
— Пембридж! Послушай!
Пембридж с большим трудом выбрался из объятий сна.
— Господи, женщина! Ты хоть на часы посмотри.
— Так ведь и я о том же. О времени. Фрэнсис только что вернулся домой. Только что. В четверть первого ночи. А концерт, между прочим, закончился в десять тридцать. Это самое позднее. И он улыбается от уха до уха. Я думаю, он его все-таки сделал.
— Кого? — спросил сонный Пембридж.
— Да предложение же, дурень! Леди Люси!
— А ты его об этом спросила? — осведомился рассудительный Пембридж.
— Спросила. Еще бы я не спросила, — запальчиво ответила его супруга. — Он сказал, что ничего нового сообщить не имеет. Дважды сказал. Но при этом все время улыбался. Вот я и подумала — интересно. Очень даже интересно.
Ранним утром следующего дня леди Люси Гамильтон лежала в своей постели на Маркем-сквер, гадая, где именно ей предстоит обратиться в жену лорда Фрэнсиса Пауэрскорта. Отправятся ли они в ее родовой дом в Шотландии, полный военных реликвий и длинных, холодных коридоров замок вождя клана? Или в Нотргемптоншир, в поместье Фрэнсиса? А может быть, церемония состоится здесь, в Лондоне, в соборе Святого Иакова на Пикадилли или Святого Георга на Гановер-сквер? И что, вообще говоря, полагается надевать на второе венчание? Ну, что бы ни полагалось, у нее этого точно нет. И леди Люси принялась серьезно обдумывать новый наряд — в особенности шляпку.
Лорд Фрэнсис Пауэрскорт тоже лежал в постели на Сент-Джеймсской площади, размышляя о том, где ему предстоит обвенчаться с леди Люси Гамильтон. Может быть, в Роуксли, думал он, в собственной его маленькой церкви — служить будет его викарий, у него такой прекрасный голос, а петь местный, вечно фальшивящий хор. Хотя леди Люси может захотеть выйти замуж в Шотландии, откуда родом ее семья. У сестер, конечно, будет на этот счет собственное мнение — и лорд Пауэрскорт вздохнул.
С лестницы донесся громкий шум. Кто-то с великой скоростью поднимался по ней.
— Фрэнсис! Господи! Ты все еще в постели! Ты хоть на часы посмотри, друг любезный. Посмотри на часы.
— С добрым утром, лорд Джонни Фицджеральд. Ты врываешься в мою спальню в четверть восьмого утра. У нас что, революция или еще что-нибудь? Нация в опасности?
— Одевайся, Фрэнсис. А после прочитай вот это.
Фицджеральд сжимал в руке номер «Таймс».
— Газету, если уж от этого никак не отвертеться, я могу почитать и в постели. Мне приходилось делать это и прежде. И к какому же разделу «Таймс» ты советуешь обратиться? «Рождения, браки и смерти»? Финансовому? Или футбольному?
— Не понимаю, как люди могут вести себя столь легкомысленно, еще даже не выбравшись из кровати. Ей-богу, не понимаю, Фрэнсис. Вот посмотри здесь. Четвертая страница, маленькая заметка в самом низу.
«Беспорядки в Ирландии». «Крушение поезда под Кру». Нет, не то. «Новости с президентских выборов в Вашингтоне». Нет. А, наверное, это:
Загадочная смерть в Перудже.
От нашего корреспондента.
Сегодня утром в одной из знаменитейших скульптурных композиций Италии обнаружили тело убитого человека. Горло его было перерезано от уха до уха. Перерезанными оказались также и основные артерии. На руках и ногах остались следы, схожие, как уверяют, с теми, что присутствовали на теле распятого Христа.
Труп нашли в фонтане Маджоре, стоящем в самом центре Перуджи. Фонтан, созданный в 1275 году Пикколо и Джованни Пизанскими, является символом средневековой Перуджи. Знатоки искусства считают его одним из изящнейших образцов европейской скульптуры тринадцатого века.
— В этом доме найдется чем позавтракать, Фрэнсис? Хоть какая-то надежда на завтрак тут имеется? Я, пожалуй, спущусь вниз, поищу чего-нибудь съедобного. Если сумеешь выбраться из кровати, найдешь меня там.
Тело обнаружили монахини, направлявшиеся в собор к ранней утренней службе. По их словам, фонтан был наполнен кровью. Они сообщают также, что при их возвращении из собора вода все еще оставалась красной, хотя тело из фонтана уже извлекли.
Перед внутренним взором Пауэрскорта предстал лорд Эдуард Грешем, вглядывающийся в зеркала, надеясь прочесть в них некие послания, бегающий по улицам Венеции, рассказывающий о великой любви своей жизни. Моя Луиза. Она была такая красивая. Неужели он должен был воссоединиться с нею вот так — с разрезанным неизвестным убийцей горлом, получив, наконец, последнее утешение от монахинь? Пауэрскорт стал читать дальше:
Суеверные элементы считают кровь символом Всевышнего. У фонтана собралась, чтобы помолиться, небольшая толпа верующих.
Итальянские власти не сумели пока установить личность погибшего. Они считают, что убитый, описываемый ими как человек лет двадцати восьми — тридцати с небольшим, не был по происхождению итальянцем.
Пауэрскорт перечитал заметку. Ему вдруг стало очень холодно. Он перечитал ее в третий раз, запомнив слово в слово. А после спустился на кухню.
— Пауэрскорт, доброго вам утра. Жена уверяет, что вы сделали предложение милейшей леди Люси, — приветствовал его лорд Пембридж, только-только целиком отправивший в рот намасленный гренок.
— Что? — переспросил Пауэрскорт, все еще обходивший по кругу фонтан у кафедрального собора Перуджи.
— Предложение сделали. Вы. Леди Люси. Так говорит жена, — и лорд пододвинул к себе блюдо с копченой селедкой.
— А, да. Совершенно верно. Сделал, — согласился Пауэрскорт, еще не успев понять, что он, собственно, говорит. Он так и оставался в Перудже, думая о расписаниях поездов, о новой дальней поездке через всю Европу. Тут он заметил, что его осыпают поздравлениями. Фицджеральд обнял его. Пембридж пожал ему руку. Невесть откуда взявшаяся сестра от души расцеловала в обе щеки.
— Вот старый черт! — сказал Фицджеральд.
— Поздравляю! Надеюсь, вы будете счастливы, — сказал Пембридж.
— Лучше поздно, чем никогда — сказала сестра.
Это все равно, что получить сразу целую пачку телеграмм, думал Пауэрскорт. Удастся ли ему остановить поток поздравлений?
— Прошу вас! Прошу! — он с силой пристукнул вилкой по столу. Гренок вылетел из подставки и покатился по полу. У ног Пауэрскорта остались лежать нежелательные крошки. — Прошу вас! Я понимаю, помолвка и так далее, это очень важно. Однако Джонни только что принес мне ужасную новость.
Видите ли, я полагал, что последнее мое расследование закончено. Теперь же я так не думаю. Напротив, я думаю, что меня ожидает вторая глава, которая будет еще и пострашнее первой. Похоже, мне придется возвратиться в Италию. И скорее всего, сегодня.
Пауэрскорт вдруг приобрел сходство с отчаявшимся ребенком, у которого отобрали все игрушки.
— Мне нужно посовещаться с моим шафером, — Пауэрскорту удалось соорудить печальную улыбку, каковую он и послал Фицджеральду.
Сестре его показалось, что глаза Пауэрскорта смотрят в какую-то дальнюю даль, как будто он уже уехал отсюда. Пембридж всегда считал своего шурина несколько чудаковатым — человеком хорошим, тут и говорить не о чем, но время от времени ведущим себя странно. Вот сейчас как раз такое время и наступило. И Пембридж вернулся к копченой селедке.
— Мне что же, речь придется произносить, Фрэнсис? Рассказывать о тебе всякие истории? И целовать невесту?
— Придется, Джонни, придется. Однако сначала нам необходимо составить план. Давай-ка пройдем в гостиную, поклонимся новым шторам Розалинды. Там наверняка тише, чем здесь.
Пауэрскорт вглядывался в утреннюю суету на Сент-Джеймсской площади. День выдался холодный, серый. У мальчишек-посыльных даже щеки были обмотаны шарфами.
Лорд Джонни прихватил с собой тарелку с гренками.
— Ты думаешь, это он, Фрэнсис? Тот труп в фонтане? Лорд Эдуард Грешем? — и Джонни перекрестился.