— Пап, что ему будет?..
— Что... Под суд пойдет,— ответил Максим скорее в воспитательных целях. Было понятно, что если кому идти под суд — то, скорее, ему самому.
— Он же защищался! — воскликнула дочь.— Тот в него из резинового стрелял!
— «Из резинового» — хорошо сказано... Статей, Юля, знаешь, много... Если не за убийство, то за кражу оружия, за вымогательство.
— Пап, Антон же ради меня, помочь хотел,— Юля была готова разреветься.
— Умники, ничего не скажешь! — прокомментировал Рогов.— Расследовали, выследили, «замочили»... Акселераты, ёлкин блин!
— Рыцарь. Печального образа. Без страха и ума,— добавил Виригин.
— Но тот же сам преступник, людей обманывал! — жалобно заныла Юля.— Маму...
— Эх, Ирина, Ирина... — вздохнул отец.— Говорил я ей... И ведь обещала!
— Благими намерениями, Макс... — Любимов хлопнул друга по плечу.
— Да знаю. Делать-то что? — Виригин кивнул на Юлю.— Они ведь тоже при делах.
Юля все-таки разревелась. Кино в ее голове кончилось, уступив место грубой реальности.
— Маленькие детки, маленькие бедки... — блеснул цитатой Рогов.
— Иди спать, Юль,— велел Любимов. Она глянула на отца.
— Умываться и спать! — повторил тот, не глядя на дочь.
Юля ушла. Любимов закрыл за ней дверь. Стоя в темном коридоре, Юля подумала, не подслушать ли, что говорят на кухне... Но тут же осеклась — хватит этих шпионских игр. Не стала.
И Антону не позвонила, хотя очень хотелось. Завтра позвонит.
— Ситуация критическая, но не смертельная,— рассуждал на кухне Рогов, разливая остатки коньяка,— учитывая, что убили «кидалу». Туда ему и... Прости меня, Господи.
— Я бы, Макс, на твоем месте на себя все взял,— припечатал Любимов, опрокинув коньяк в рот.
— Да это ясно, куда деваться... — вздохнул Макс— Вот только как это выглядеть будет?..
— Смотри. Все логично. Мы с Васей конвойника «раскололи», и я тебе позвонил. А ты решил сам Лунина задержать. Один. Пришел к нему, представился, предложил пройти. Он — за пистолет. А тебе что оставалось? Необходимая оборона. Так ведь оно и есть, по существу..
— Ну, ты дал! — почесал голову Виригин.— А чего я вдруг один-то поперся?..
— Это ладно. Шило в жопе... Бывает,— рассудил Рогов.— А вот чего же ты не доложил? Это серьезнее...
— Испугался он,— подсказал Любимов.
— Детский лепет,— возразил Виригин.— Никто не поверит.
— Плевать. Морду ящиком и стой на своем. Ты на хорошем счету — прокатит..
Виригин задумался.
— Какую-нибудь статью все равно подберут,— настаивал захмелевший Вася.— Человека убить — не «ствол» посеять.
— Или на пенсию отправят,— предположил Жора.— Здесь фифти-фифти... Чем-то придется жертвовать.
— Макс, я бы не «вписывался»,— продолжал Рогов.
— Вась, лучше, чтоб жену с дочкой осудили?.. Ты гонишь уже,— Любимов отобрал у Васи бутылку.
— А жену-то за что?..— не понял тот.
— За что... За взятку, олух. Короче, Макс, там сегодня Семен компьютер сломал. Отверткой куда-то там в щель двинул, все задымилось... Так что, если к утру созреешь, признание будет раньше, чем экспертиза...
Виригин проводил друзей во двор. Роскошный закат заливал небо, будто кипело-пенилось жидкое золото. Лет двадцать назад, вот в такую же белую ночь, Максим впервые поцеловал Ирину.
Сегодня он не ложился. Выкурил остававшиеся полпачки четвертого «Кента». Если бы сигареты не кончились, смолил бы еще.
Он вспоминал, как выглядела тогда Ирина, и понимал, что она очень похожа на Юльку. Вернее, наоборот — Юлька на Ирину. Если вырядить дочь в то белое платье колоколом, что было тогда на Ирке... Неужели он это помнит?! А ведь и впрямь помнит!.. И если сделать ей такую же прическу, конский хвост...
Мода меняется, нравы меняются. Виригин смотрел в окно. Заря зарю сменила, и настоящая белая ночь разыгрывала на небесах свою феерию.
Мода меняется, нравы меняются, песни другие, книги другие...
А белые ночи над городом — те же.
И при Петре, и при Пушкине.
И ведь в войну та же сияла красота, в блокаду: природа равнодушна к человеческим страданиям...
Интересно, что у Юльки с Антоном. Насколько далеко... Она защищает его, как... Как своего мужчину.
С Антоном этим, чтоб его, все же придется встретиться. С утра пораньше. Подробности выведать. Чтобы не путаться там в показаниях — в незнакомой квартире на Мойке.
— Вот тебе водка, помидоры... Пельмени.
— Самые дешевые выбрала, нах!
— Шел бы ты, знаешь... Может, тебе еще слепить надо было? Собственноручно? Кто ты такой мне, вообще? Скажи спасибо, что приехала...
В поселке Горелово природа отказала Кедрову в зрелище белой ночи. Казалось бы, совсем близко от города, но в Питере царила волшебная погода, а здесь еще днем начало моросить, а к вечеру дождь хлестал — как из ведра.
И настроение у Кедрова было — мрачнее погоды. Лунина перед отъездом услышала в телевизоре, что охранник тот — от ранений скончался. Ч-черт. Теперь он, Кедров,— убийца. Оно, конечно: что побег с покушением плюс к восьмерке, что убийство — разница уже невелика. Но все же...
— А ты мне мозги не пудришь? Насчет майора? А то, бля, смотри... — и Кедров покачал перед носом Луниной стволом «Макарова».
— Не пугай — пуганая,— Лунина, не моргнув глазом, отвела рукой ствол.— Точно, он убил. Виригин. Сегодня дома следственный эксперимент проводили. Он сам все рассказывал и показывал.
— На хрена ж он Рому-то?
— Говорит, задерживать пришел. Они ведь вертухая, который тебе «ствол» передал, повязали, а тот Рому сдал.
— Думаешь, и деньги мент взял?
— Конечно. Иначе зачем он один приперся?.. Говорю, сейф нараспашку был.
Лицо Кедрова выдавало напряженную умственную работу. Что-то ему в этой истории не нравилось, он не мог понять — что именно.
— Сообразил майор, что всё бабло у Ромки,— пояснила Лунина,— ну и приперся. Выпытал, где сейф, а после убил и обставился. Ясно все.
— Что майору-то светит? — Кедров взял со стола бутылку, повертел, поставил назад.
— Да ничего! Они своего не посадят, а деньги наши с концами. «Распилят» там у себя в ментуре, козлы...
— Сколько там было?
— Твоих полтинник и наших штук тридцать.
— Волки позорные... И паспорт, значит, того... Чего же мне теперь делать, Лизка?
Голос Кедрова вновь стал очень недобрым. Лунина притворно сочувственно вздохнула и пожала плечами.
— Мне Ромина тачка нужна,— попросил Кедров.— На пару дней.
Лунина нехотя кивнула.
— И адрес майора,— добавил Кедров.
— Как же я узнаю?
Кедров молча сунул ей под нос ствол. Лунина поморщилась:
— Убери пукалку, дебил.
— Да я шучу, Лизка. Убрал уже,— Кедров расплылся в кривой улыбке. Вдруг он ухватил Елизавету широкими ладонями с короткими заскорузлыми пальцами за обе груди, стал мять через платье. Когда-то эти упругие, пятого размера груди очень ему нравились. Много лет, правда, минуло с тех пор. Но, с другой стороны, попробуйте поскучать десять дней в закрытой избе... И год в «Крестах»...
— Дурень, нашел время,— поморщилась Елизавета и хотела оттолкнуть Кедрова, но подумала, что можно, в общем, и не отталкивать. Чего уж там.
Все дело заняло у Кедрова и Луниной не более трех минут. Расстались они недовольные друг другом.
— Ладно, мужики... — вздохнул Макс— Иду к Шишкину. За приговором.
— Давай! — отозвался Рогов, не отрываясь от писанины.
— Удачи! — добавил Любимов.
— Да чего уж удачи... Поздно. Все же решено. Осталось только результат узнать...
— Ну, узнавай иди. И возвращайся.
— С меня в любом случае простава.
— Давай-давай... Ждем.
— В горле уже пересохло.
В двери Виригин столкнулся с раздраженным Егоровым. Тот, сверкая глазами, буквально ворвался в кабинет. Остановился перед столом Любимова, раздраженно выпалил:
— Еще раз так пошутишь, я из тебя самого Гудона сделаю... Эрудит нашелся!