— Я серьезно, Тьерс Джафримель. Оставь меня в покое. Иди, заканчивай свою проклятую охоту и играй с Люцифером. — Я хотела подтянуть колени, скрутиться в шар и ждать, когда исчезнет неистовая боль в груди. Не думала, что это случится так скоро, но мне было необходимо найти небольшое темное место, где я смогла бы ненадолго спрятаться. — Я хочу домой.

«Где бы он ни был». Гул летящего транспорта осел на моих коренных зубах. Меня мутило. Я не чувствовала такую неустойчивость, такую беззащитность, с тех пор… с каких пор?

С тех пор, когда мне было двенадцать, вот с каких. Мои двенадцать лет, когда человек, который растил меня с раннего детства, был зарезан наркоманом. Потеря Льюиса оставила меня дрейфовать в мире, слишком большом для меня, и сейчас я чувствовала то же самое – мое дыхание удушливое, мои пальцы рук и ног холодные, словно я только что ступила в зал смерти, моя кожа слишком нежная для жестокого мира.

Я чувствовала себя очень-очень маленькой.

Ну, конечно же, он знал слова, которые ранят меня больнее всего.

— А у тебя есть дом, Данте?

Я сгорбилась. «Сент-Сити довольно близко. Именно там я прожила большую часть жизни перед тем, как появился ты и разрушил ее. Разрушил все. Затащил меня в ад, обратил в почти демона, умер и оставил меня в одиночестве, вернулся и закончил все тем, что… что…» Я не могла закончить мысль. Все еще чувствовала кафельную плитку, холодную и твердую около моей спины, его пальцы стали жесткими, а не заботливыми. «Я считала тебя своим домом, Джаф».

Моя кожа медленно двигалась. Я разделила с ним свое тело, пустила в свои самые тайные уголки, куда не допускала других любовников. Даже Дорин, которая научила меня иметь сильную гордость в теле и нужде в ней, ее доброта открыла для меня целый новый мир.

Даже Джейса.

От мыслей о Джейсе окружающий меня стеклянный шар спокойствия немного треснул. Я сжала челюсти, решила не сломаться.

«Я не сломаюсь». Мои зубы давили друг на друга, руки сжались сильнее на мече, изумруд метнул одинокую яркую искру.

Он снова вздохнул.

— Наши легенды предупреждают о цене становления а’нанкимелем. Я не могу быть человеком, Данте, даже для тебя. Разве ты не понимаешь?

Что это было в его голосе, что ранило так сильно? Мольба. Он определенно молил.

Во мне поднимался гнев, моя правая рука сжала рукоять меча. Мои глаза широко открыты. Он только что прижал меня к стене в подземной станции Новой Праги, и хотел, что бы я поняла?

— Понять тебя? Я думала, что сделала это! Я думала я… я думала ты… — Казалось, я потеряла любую способность говорить, но я не говорила бессвязно. Думаю, я была к этому близка.

Он кивнул, наклоняясь вперед, локти уперлись в его колени, пальцы сомкнулись вместе.

— Злись на меня, Данте. Будь яростной. Отомстишь мне позже; я позволю. Столько, сколько ты позволишь и даже дольше, я твой. От этого не убежать, только не теперь.

Я потрясла головой, словно вытряхивая воду.

— Я сделала бы все, чего бы ты ни попросил, будь ты просто честен со мной, — несчастно произнесла я, наворачивались слезы. Я ненавидела себя за слезы. Я не плакала, проходя через ад «Риггер-Холла», я и потом редко плакала. Я думаю, он использовал этот тон – мягкий тон, на который реагировало мое тело. Нечто большее, чем мягкость в его голосе, было предательством. Это было предательство, которое ранило больше всего.

Или это была мягкость? Я не могла сказать точно. Я обнаружила, что снова тру грудь, мои ногти царапают рубашку, под диагональным ремнем моей перевязи. «Я думала, что знаю тебя». Ком в моем горле становился больше с каждой минутой, словно я попала в комнату без окон.

— У тебя все еще привычка быть человеком, Данте. Это займет время. — Он даже не пытался извиниться. По крайней мере, когда человеческий парень обижает свою девушку, то впоследствии пытается показать, что сожалеет об этом.

По моей щеке скатилась горячая слеза. Я даже не могла сразиться с ним, он был слишком силен.

— Я могу возненавидеть тебя, — прошептала я.

— Я предупреждал тебя, что будешь. Но ты и это перерастешь.

Я посмотрела на него. «Чушь собачья, я перерасту ненависть к тебе. Как ты можешь, Джафримель?» Мои глаза немного сузились, я напряженно опустила руку, постучала по рукояти меча. Ничего не сказала.

— Ты договорилась с Принцем на семь лет. Я сделаю так, что бы ты их пережила. Если я должен приковать тебя к себе, я так и сделаю. — Его челюсти были сжаты, а глаза горели. Я ему поверила.

«О, хорошо, я выживу. Я хороша в выживании. А если я умру, мне нечего бояться, мой бог заберет меня. Может, ты хоть там не будешь меня преследовать».

Я снова закрыла глаза. Откинула голову на спинку сиденья. Оно действительно было очень удобным. Ничего, кроме лучшего для приспешников Дьявола.

— Ты не должна прощать меня, — повторил он. — Но мне нужно твое сотрудничество.

— Знаешь, — сказала я, сохраняя свой голос ровным, — ты действительно можешь научить Дьявола паре вещей. — Тьма под моими веками была заманчивой. К сожалению, я все еще могла его видеть. Хорошо контролируемое черное алмазное пламя его ауры все еще окутывало меня. Знак на моем плече нежно горел, энергия распространялась по моей коже, как теплое масло. Успокоение, словно пальцы гладили мою кожу, расслабляло связанные в узлы мускулы, ослабляя напряжение.

Неожиданно послышался слабый шорох, словно он зашевелился, его пальто двигалось вместе с ним.

— Я меньшее из двух зол, хедайра. Запомни это.

Я ничего не могла на это ответить. Если бы ни Дьявол или Джафримель, где бы я была?

«Пошло оно, это «где». Загнана в угол демоном».

«Снова».

Глава 32

Демилитаризованный Сараджево все еще почти спорная территория. Потребовалось два верховных нихтврена и целая куча – семь Стай – оборотней для восстановления порядка после кошмарного геноцида, последовавшего за Семидесяти Дневной войной. Это тот тип места, куда даже псионы охотники не приходят – потому что человеческие вознаграждения того не стоят.

Северная часть города, в сущности, и является Демилитаризованной Зоной, где большинство нечеловеческих видов имеют свою территорию; южная часть патрулируется оборотнями, чьим хозяином являлся единственный Смотритель территории – нихтврен Леонид, кто был последним победителем в схватке за власть. Это одна из четырех нечеловеческих территорий свободной зоны в мире, зона от Адриатики и вперед до Австро-Венгерской границы Пучкина, на юге граничит с Грейсиа Гегемонии. Последние люди бежали, когда последнее Сербское восстание было подавлено Леонидом и вожаком оборотней по имени Мэсуд, примерно век спустя после Войны. Гегемония и Пучкин обсудили поглощение этнических меньшинств и пересилили их в культурные зоны, которые наиболее походили на их прежний дом. Лингвисты и историки культуры работали годами, что бы рассортировать неразбериху.

Леонид, вероятно, поняв, что даже нихтврен не может поспорить с совместной термоядерной атакой Гегемонии-Пучкина, убедился, что большинство выживших людей выпущены невредимыми.

Несколько человек пытались вернуться, но никто о них больше не слышал. На какое-то время появилось движение по восстановлению территории, особенно духовного водоворота Блэкберд Филдс, но, в конце концов, нихтврен кому-то заплатил, и проблема стала спорным вопросом. Любой достаточно глупый человек, отправившийся в ДМЗ Сараджево, был либо убит, либо обращен в течение двадцати четырех часов – это также относится к псионам. Даже физически натренированные, дипломированные псионы с деньгами за поясом не приходят сюда.

Конечно же, ходят слухи о людях, настолько отчаянных, что они отправляются в Сараджево и заключают сделки об обращении. Так же ходят слухи о наемных слугах и торговле рабами – но это только шепот в темных уголках. Гегемония и Пучкин уделяют этому мало внимания до тех пор, пока Леонид соблюдает порядок и никакое термоядерное оружие не вывозится контрабандой за территорию.