— Да окунись он в алебастр, этот «Ярославец», — махнул рукой Боря. — Скажем, что утопили в Бездне Челленджера, никто же проверять не будет. Вы, главное, к нам в гости приезжайте. Мы, конечно, не бог весть какие богатые, но культурную программу обеспечим — будь здоров.

— Ага, — криво усмехнулся Татарин. — Аттракцион «Понять бесконечность». Раз в сто лет во Владик приезжают Лэйла со Змеем и хлещут шарфиком по памятнику Ленину. Сотрут до основанья, а затем...

— Не богохульствуй, — рассердился Боря. — На тебя Змей Горыныч плохое влияние оказал.

— Он на всех нас влияние оказал, — тяжело вздохнул Змей. А потом опомнился: — Э, при чем здесь я?

— Это такое чудовище, вроде дракона, — объяснила Викса, — только о трех головах.

— Сиамский дракон? — удивился Змей. — Никогда не слышал. Это что-то специфически русское?

— Вы, буржуи, много чего о нашем фольклоре не знаете, — похвастался Боря и тут же получил локтем под ребра.

Прощались они уже в здании аэропорта. До тех пор о предстоящем расставании никто даже не заговаривал. Последние две недели после убийства Сорри и исчезновения близнецов прошли в полуобморочном состоянии. Лэйла все плакала, Змей ковырялся в моторах, но у него все из рук валилось.

Капитаны, видя такое дело, спешно готовились к отплытию, но и у них ничего не получалось. Наконец, устав от чихания дизеля и чертыханья гостей, на пирс вышла суровая Лэйла и ска­зала:

— Отставить сопли, жизнь продолжается. Меняем двигатель, а старый пусть окунется в алебастр.

И работа закипела. Даже Виксе нашлось занятие — крутить гайки и промывать в бензине детали. Очень скоро в гостиной зазвучали смех и шутки, и постепенно жизнь вошла в прежнее русло. Только о близнецах никто не говорил, будто их не было.

А потом пришла официальная бумага, что вопрос о возвращении на родину трех российских граждан, по вине стихийного бедствия оказавшихся в Тихом океане, решен. На Виксу и капитанов прибыли паспорта международного образца, и в течение недели любая авиакомпания обязана переправить их сначала на материк, а потом в Россию.

— Так вон, август скоро, почти все лето в заграничных гребенях обитали, — оправдывался не то перед хозяевами, не то перед собой Грузин.

Все уже сильно скучали по своим: и Грузин, и Татарин, про Виксу и говорить не стоило — каждый сеанс телефонных переговоров заканчивался ночными слезами.

А вот теперь, в аэропорту, оказалось, что и уезжать не хочется — настолько родным все стало, особенно Лэйла и Змей.

— Мы ведь еще увидимся, правда? — спросила Викса, когда объявили регистрацию.

— Конечно, девочка, обязательно, — кивнула Лэйла. — Мы же теперь подруги.

— Я тебе каждый-прекаждый день буду писать, — затараторила Викса. — Каждый-прекаждый! И английский весь выучу. И итальянский тоже!

Желая подтвердить свою готовность, Викса на весь зал прокричала:

— Порка мисерия!

Итальянская группа, сдававшая багаж неподалеку, прислушалась.

Лэйла со Змеем покраснели и прикрыли Виксу от любопытных земляков.

— Весь не учи, — разрешила Лэйла. — Так, немного, чтобы поговорить можно было.

Впятером они дошли до паспортного контроля, и вот теперь настала пора прощаться окончательно. Уже пройдя таможенный досмотр, капитаны с Виксой встали кучкой и посмотрели на каких-то мигом осиротевших супругов Монтазио. У всех в горле застрял ком, и чтобы прогнать его и как-то разрядить обстановку, совершенно не договариваясь, и те, и другие крикнули: «Окунитесь в алебастр!» А потом Лэйла со Змеем поспешили уйти.

— Долгие проводы — лишние слезы, — сказал Боря, погладив Виксу по голове. — Идем, самолет ждать не будет.

Их ждал Гонконг.

Всю дорогу домой Лэйла задумчиво молчала. Змей знал, что не надо ее тормошить. Его жена сейчас находилась на подзарядке. Где-то там, внутри, Лэйла взвешивала все «за» и «против». «За» было гораздо больше, Змей это знал, но такова уж Лэйла — она несколько раз перепроверяла то, на что давно решилась. И накручивала, накручивала, накручивала себя, чтобы взорваться отборной руганью и готовностью к свершениям.

— Змей, — задумчиво спросила она. — Ты все еще хочешь детей?

— Да, мэм.

— Не слышу.

— Так точно, мэм!

— Своих, собственных?

— Разумеется, мэм!

— Но ведь ты не будешь против, если мы возьмем еще и приемных?

— Да, мэм!

— Ты не боишься, что будет трудно?

Змей с сарказмом посмотрел на жену:

— Ты издеваешься? Когда нам было легко?

4

Богатство бывает разное (если рассуждать узко и говорить о богатстве только в значении материальной обеспеченности). Пять миллионов, наверное, мало для миллиардера, но много для безработного. Тут дело не в количестве, а в запросах. Богат не тот, у кого много, а тот, кому хватает. Недаром Шура Балаганов на вопрос, сколько ему нужно для полного счастья, назвал точную цифру: пять тысяч в год. Разумеется, для кого-то это копейки, но кому-то — тарелка супа, саечка и, может быть, изредка бутылка пива, не самого лучшего, но так, вечерок перед телеком скоротать.

Иван Иванович стал богат. Не неприлично богат, когда человек сорит направо и налево купюрами, покупает дорогие авто, в общем-то, совсем ему не нужные, и просаживает круглые суммы в казино, хотя сроду не верил в удачу. Нет, Мезальянцу деньги голову не вскружили.

Иван Иванович поменял лицо, прикус, документы и стал Робертом Миллером. С таким именем можно жить и в России, и в Соединенных Штатах, и в Европе, и в Африке. Он даже избавился от папиллярных узоров на пальцах, хотя это, в общем-то, довольно болезненная и главное — бесполезная процедура, потому что спустя некоторое время узоры восстанавливаются. Но какое-то время его нельзя будет вычислить по отпечаткам.

Иван Иванович жил в номерах «люкс» пятизвездочных отелей с видом на море. Он не шиковал, но и ни в чем себе не отказывал. Иван Иванович брал уроки — изучал испанский, португальский, греческий, турецкий, иврит и идиш, греческий, французский, итальянский и арабский, словом — языки Средиземноморья.

Иван Иванович боксировал каждый день по паре часов и делал значительные для немолодого непрофессионала успехи. Иван Иванович нарастил мышцы и отпустил эспаньолку. Иван Иванович плавал с аквалангом и освоил серфинг. Он читал книги в оригиналах, смотрел фильмы и телепередачи на языке страны, в которой жил, каждое утро бегал вдоль набережной, не гнушался беседовать с обслуживающим персоналом и всегда давал щедрые чаевые. Он даже научился танцевать танго, сальсу и чачача не хуже инструктора.